Проклятый эксперимент. Бонна

– Скоро поймешь, – торопливо пообещала Дильяна. – А пока расскажи… как он там?

– Ничего, – мельком оглянувшись на Барента, сухо сообщила донна. – Ест, пьет, веселится… с невестами.

– С какими еще невестами? – охнула Дили. – Ты о ком это?!

– О твоем муже, разумеется.

– Да про него мне и Барент может рассказать. Только мне это неинтересно, он мне давно не муж. Я про Карика спрашиваю.

– А… извини, не поняла сразу. Так тебе правду… или солгать? – начала закипать Лиарена.

– Лиечка, миленькая… что с ним?

– Живой и невредимый, – твердо заявил Барент, и это сообщение стало для донны последней каплей.

– Ну, это как сказать, – мрачно процедила она. – Кормилица сбежала за три дня до моего приезда, а нянька, чтобы ребенок не мешал ей спать, варила ему маковый отвар. Когда я приехала, он от голода даже плакать не мог, скулил тихо, как котенок. Оказалось, что у него грязные пеленки, насквозь мокрые тюфячки и воспаленная кожа. А в детской не было ни запасной сухой постели, ни чистых рожков, ни теплой воды. Нянька его и подмывала ледяной, и теперь он панически боится купаться.

– Хватит! – вскочив с места, врезал кулаком по столику Барент. – Прекрати! Ты не видишь, до чего ее довела?! А я тебя еще доброй считал…

– Не смейте обращаться ко мне на «ты»! – вспыхнула донна. – Не настолько близкие у нас отношения! И кроме того, мне все равно, кем вы меня считали. Я вас изначально считала наглым и скользким негодяем, таковым вы и оказались! А про ребенка рассказала откровенно, так как он пока еще слишком мал и сам не может ни пожаловаться, ни дать отпор! И Дили я не сужу, по-моему, это вы запутали ей голову.

– Извините, – сквозь зубы процедил Барент, не сводя расстроенного взгляда с Дильяны.

Лиарена и сама с огорчением посматривала на сестру: та тихо плакала, спрятав лицо в ладони. Ну ведь не хотела она причинять Дили никакой боли… но сказанных в запале слов не вернешь. Да и нет там ни капли лжи, а правда не всегда бывает приятной. Лиарена даже подозревает, что куда чаще она бывает горькой, а иногда и отвратительной.

– Вот и я. – Неожиданно для Лиарены в дальнем углу появился мужчина в столь знакомом донне синем плаще, расшитом по плечам звездами, и тотчас стремительно шагнул к Дильяне. – Как ты тут, солнышко?

И тут же заледенел взглядом, затвердел скулами и словно ощетинился невидимыми иглами. Но не сказал ни слова, просто бережно подхватил молодую женщину на руки и сел в свободное кресло, прежде подвинув его ногой так, чтобы оказаться спиной к остальным. А потом начал что-то тихо и нежно шептать ей на ушко, и Лиарена, видевшая лицо мага в профиль, вдруг вспомнила, где она встречала его раньше.

Это ведь именно он приезжал в дорант ее приемных родителей перед свадьбой Дильяны. Маг пробыл тогда в замке несколько дней, и матушка, заподозрив обладателя звездного плаща в попытке отыскать Лиарену, заперла дочь в пустующей комнатке северной сторожевой башни, самой удаленной от дома. Поэтому испуганная донна видела его лишь издалека и хорошо рассмотреть смогла только один раз, когда маг прогуливался по расцветающему саду.

В душе мгновенно вырос и заледенел снежный комок: как Лиарена не единожды слышала, маги никогда не выпускают из рук свою добычу. И значит, комнатка, куда притащил ее проклятый Барент, находится вовсе не в одном из закоулков замка Тайдира. И маленький Карик, к которому за эти дни накрепко прикипело ее сердце, теперь снова останется без надежной защиты и заботы.

– Не нужно, Вит, – тихо всхлипнула Дили. – Она права. Это я во всем виновата, запуталась сама и сделала больно остальным. Даже своему цветочку… И заслужила наказание.

– Не говори чепухи, – так же нежно прикрикнул на нее Вит. – И вообще лучше помолчи. Тебе нужно успокоиться и отдохнуть, потом поговорим. Бар, бери донну и уводи нас отсюда.

Когда ненавистный Лиарене Вит обратился к Баренту, в его голосе прорезалась командная сталь, и донна помрачнела еще больше. Все ясно. Этот маг тут главный, и значит, это про него говорил Барент, намекая на ее неизбежный путь. А она, глупая, ничего тогда не поняла. Стало быть, никуда донну отсюда не выпустят, и бесполезно просить или убеждать неприступного мага. Раз уж он сумел сманить честную и бесхитростную Дили, не пожалев ни ее репутацию, ни крошку сына, то Лиарену и подавно щадить не будет. Запрет в своей проклятой цитадели и заставит делать какую-нибудь нудную работу, зелья зачаровывать или чем они там еще занимаются.

И в таком случае у нее остается только один способ… Бежать. И немедленно, пока они еще только собирают какие-то мешки, похожие на дорожные сумы.

Лиарена резко вскочила с постели, подхватила юбки и бросилась к дверце, единственной, какую заметила в этом помещении. Да тут, кроме нее, и окон не было, если только они не прятались за толстой ковровой занавесью, скрывающей стену, соседнюю с той, где стоял диванчик.

Как ни странно, никто не рванулся догонять беглянку, но она и сама поняла почему, едва оказалась в небольшом, аккуратном помещении. Это была умывальня, и отсюда тоже нет никакого иного выхода, кроме дверки, через которую ворвалась Лиарена.

Несколько секунд донна стояла, прислонившись лбом к стене, сдерживая рвущееся наружу отчаяние, затем плеснула в лицо воды, промокнула уголком тонкой ткани и вернулась в комнату. Прошла мимо безмолвно стоящих посреди помещения мужчин, нагруженных мешками, холодно отстранила протянутую ей руку Дильяны и, добравшись до стены, дернула в сторону занавешивающую ее ткань.

Лучше бы Лиарена этого не делала, это она поняла сразу. Никакого окна там не оказалось, хотя смотря какие отверстия считать окнами. Там и стены-то не было, за занавесью скрывался пролом, защищенный только низким, по колено барьером, за которым клубился туман широкой пропасти. Можно было разглядеть лишь клочок голубого неба в вышине да валуны и уступы противоположного крутого склона, над которыми свистел холодный, пахнущий снегом горный ветер.

И уйти через эту дыру можно только к темной богине. Значит, сейчас маги уведут Лиарену своими колдовскими путями, и она больше никогда не увидит Карика, не прижмет к себе его теплое тельце, не заглянет в ясные глазки…

Отчаяние, копившееся в душе, смешалось с острой болью и гневом, щедро приправленными истовым желанием очутиться в детской комнате на диванчике, принесенном по ее просьбе. Там так удобно было кормить и заворачивать малыша, массировать ему слабенькие ножки и спинку.

Лиарена невольно зажмурила от нестерпимой боли глаза и так ясно представила себя сидящей в своем любимом уголке, что ей показалось, будто дохнуло запахом молока, свежевыглаженных пеленок и ромашки, настоем которой Устина протирала нежную кожу ребенка.