Оценить:
 Рейтинг: 0

Пророк в своём отечестве. Фёдор Тютчев. Россия. Век XIX

Год написания книги
2023
Теги
1 2 3 4 5 ... 7 >>
На страницу:
1 из 7
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Пророк в своём отечестве. Фёдор Тютчев. Россия. Век XIX
Вадим Валерианович Кожинов

Тонкость мысли, тонкость чувства, тонкое проникновение в мир поэтического слова – это «почерк» выдающегося литературоведа Вадима Кожинова. С первых же глав возникает ощущение, будто автор сам жил среди своих героев в «золотом» девятнадцатом веке.

Но слово Вадима Кожинова может быть и публицистически сильным – в тех эпизодах, которые касаются острейших политических проблем: Крымской войны, противостояния России и Запада, исторических «побед и бед» России.

Повествование выстроено в хронологической логике. 12 глав подробно рассказывают о личной, творческой и гражданской биографии Фёдора Тютчева. Причём автор подчёркивает, что стремится создать именно двойной «портрет» Тютчева – как гениального лирика и как недооценённого дипломата, политика и общественного деятеля.

Сам автор мыслил этот свой труд как среднюю часть своеобразной трилогии о русской истории и литературе, куда входят также книги «История Руси и русского Слова» и «Россия. Век ХХ».

В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Вадим Валерианович Кожинов

Пророк в своём отечестве. Фёдор Тютчев. Россия. Век XIX

© ООО «Арт-холдинг “Медиарост”», 2023

© Кожинов В. В., наследники, 2023

Народы, племена, их гений, их судьбы
Стоят перед тобой, своей идеи полны,
Как вдруг застывшие в разбеге бурном волны…
Ты видишь их насквозь, их тайну ты постиг,
И ясен для тебя и настоящий миг,
И тайные грядущего обеты…

    Аполлон Майков. Ф. И. Тютчеву. 1873

Введение

В издательстве «Алгоритм» в 1999 году вышли в свет мои книги «История Руси и русского Слова (конец IX – начало XVI века)» и «Россия. Век XX. Опыт беспристрастного исследования» (в двух томах). Таким образом, за пределами моего внимания остались почти четыре столетия (XVI–XIX) отечественной истории, и эта книга призвана в определенной мере дополнить предшествующие.

Правда, ее непосредственный «предмет» – не история как таковая, а жизнь и деятельность великого поэта, мыслителя и гражданина Фёдора Ивановича Тютчева (1803–1873), но читатели убедятся, что преобладающее место в книге занимает всё же именно история XIX века – к тому же в ее связи с предшествующей историей и с тем будущим, которое с редкостной прозорливостью умел предвидеть наш гениальный соотечественник.

Несмотря на то, что в 1812 году Тютчев был еще в отроческом возрасте, он всем существом пережил, а впоследствии глубоко осмыслил события того времени. Согласно ряду свидетельств знавших его людей, становление его души и его разума совершилось необычайно рано, чему способствовала сама драматическая и героическая эпопея 1812–1814 годов.

Наполеоновская армада вторглась в Россию 12 июня 1812 года, а 13 июня 1843 года Тютчев написал о Москве: «…город, который тридцать один год назад был свидетелем похождений Наполеона и моих». Фраза, конечно, имеет шутливый характер, но вместе с тем она ясно говорит о том, что Тютчев действительно пережил и навсегда сохранил в памяти 1812 год, когда, в частности, его семья вынуждена была уехать из Москвы в Ярославль. Но он, конечно, помнил и о том, что в марте 1814 года победоносные русские войска вошли в Париж… А почти шесть десятилетий спустя, в июле – сентябре 1871 года, Тютчев присутствовал на заседаниях «Процесса нечаевцев», этих «ультрареволюционеров», в которых он видел симптом неотвратимости надвигающегося на Россию великого потрясения (так же воспринял нечаевцев и Достоевский, создавший в конце 1869–1870 гг. пророческий роман «Бесы»). Тютчев писал 17 июля 1871 года, почти ровно за два года до своей кончины: «Что касается самой сути процесса, то она возбуждает целый мир тяжелых мыслей и чувств. Зло пока еще не распространилось, но где против него средства? Что может противопоставить этим заблуждающимся, но пылким убеждениям власть, лишенная всякого убеждения?..»

Этот тютчевский приговор власти может кое-кому показаться несправедливым; однако не прошло и полвека, и российская власть, в сущности, рухнула как бы сама собой, без хоть сколько-нибудь заметного сопротивления…

О Тютчеве можно с полным правом сказать, что он жил историей – Историей с большой буквы, то есть тысячелетней, которую он постоянно изучал, и сегодняшними ее событиями, в которых он умел видеть естественное продолжение многовекового развития России и мира. Любое современное ему событие он стремился и смог понять как новое звено Истории в целом.

Большинство людей знают и ценят Тютчева главным образом или даже исключительно как поэта. Но достаточно более пристально вглядеться в его полувековую деятельность, и становится ясно, что поэтическое творчество занимало в ней не столь уж существенное место. Многозначителен и тот факт, что Тютчев не стремился обнародовать свои творения: почти все их публикации в журналах, альманахах и газетах, а также два изданных при жизни поэта поэтических сборника (первый из них вышел, когда ему уже шел шестой десяток!) появились только благодаря усилиям его почитателей или родственников.

Исключение составляли чисто «политические» стихи, которые Тютчев называл «рифмованными лозунгами» или «статьями» и сам отправлял их в печать, но лишь ради воздействия на политику, а не как собственно поэтические творения.

Характерно, что в книгах и статьях о Тютчеве нередко содержатся «упреки»: зачем, мол, он отдавал свои основные силы не поэзии, а познанию истории и различного рода «акциям», призванным воздействовать на ее дальнейший ход? Но есть достаточные основания утверждать, что роль Тютчева и в осмыслении истории, и в прямом воздействии на нее (главным образом на историю российской внешней политики) была по-своему не менее значительной, чем его роль в русской поэзии, хотя и сегодня об этом знают немногие люди.

Правда, в последнее время более или менее утвердилось представление о Тютчеве как об одном из наиболее проникновенных творцов русской философии истории, или, иначе, историософии, что выразилось, например, в издании в 1999 году собрания его соответствующих сочинений в стихах и прозе: «Россия и Запад: книга пророчеств». Но дело не только в глубине и всеобъемлемости тютчевского мышления об истории, но и в его реальном воздействии на ее ход – особенно в последний период его жизни (1857–1873), когда он был главным советником министра иностранных дел князя А. М. Горчакова.

Всё вышеизложенное дает основания для нижеследующего сочинения, в котором я стремлюсь увидеть нашу историю XIX века (да и не только XIX) как бы глазами Тютчева. Речь идет, понятно, не просто о его видении истории, но о воплотившихся в этом видении духовной высоте, проникновенном разуме и политической воле.

Как уже сказано, глубокий исторический смысл присутствует не только в тех или иных высказываниях Тютчева, но во всей полноте его жизни и деятельности, и мое сочинение имеет своей целью так или иначе воссоздать именно эту полноту, а не только тютчевские мысли об истории. Ибо, повторю, Тютчев в прямом смысле слова жил историей – от отроческих лет, пришедшихся на Отечественную войну, до почти семидесятилетнего возраста, когда он убедился на «Процессе нечаевцев» в неизбежности близящейся российской революции…

* * *

Считаю уместным рассказать о том, что мое особенное внимание именно к Тютчеву (только о нем одном я написал книгу[1 - Правда, в 1976 году я издал небольшую книжку (в сущности, брошюру) о жизни и творчестве Николая Рубцова (1936–1971), с которым был в дружеских отношениях.]) было как бы предопределено, ибо мой дед по материнской линии в молодости, в 1880-х годах, стал домашним учителем внуков Тютчева – Фёдора и Николая.

Кто-либо может подумать в связи с этим об определенной «привилегированности» моего деда, но дело обстояло как раз противоположным образом. Отец моей матери Василий Андреевич Пузицкий (1863–1926) был сыном беднейшего ремесленника, жившего в захолустном городке Белый Смоленской губернии, но, как явствует из его сохранившейся юношеской записной книжки, он с отроческих лет горячо стремился получить образование и сумел – правда, только в двадцатидвухлетнем возрасте, в 1885 году, – окончить Смоленскую гимназию и поступить на историко-филологический факультет Московского университета.

Уже в старших классах гимназии и тем более в университете он давал множество уроков детям из состоятельных семей, тем самым обеспечивая материально не только себя, но и оставшуюся в Белом семью. И вот в его записной книжке появляется следующая «информация»: «С 22 августа 1887 года до 1 октября в селе Мураново Московской губернии и уезда у действительного статского советника Ивана Феодоровича Тютчева – 60 рублей в месяц. Ольга Николаевна, София Ивановна, Федя, Коля, Катя» (то есть супруга И. Ф. Тютчева, урожденная Путята (племянница супруги Евгения Боратынского), и четверо внуков поэта).

Дед мой проводил лето в Муранове и в последующие годы. Вот еще одна его запись: «Лето 1888 г. С 15 мая по 1 сентября. 210 рублей. Федя, Коля Тютчевы – 60 рублей (в месяц)». Как известно, И. Ф. Тютчев (1846–1909) был очень близок со своим отцом (в частности, подготовил к изданию его сочинения), во многом унаследовал его убеждения, а после его кончины перевез из Петербурга в принадлежавшую его жене усадьбу в подмосковном селе Мураново все вещи, книги, рукописи отца, заложив тем самым основу знаменитого Мурановского музея. И мой дед не только учил внуков поэта, но и «учился» в беседах с И. Ф. Тютчевым и до самой своей кончины посещал Мураново.

Василий Андреевич скончался за четыре года до моего рождения, и к тому же, поскольку он был по своим убеждениям монархистом и патриотом Российской империи, в моей семье старались поменьше говорить о нем. Но в 1946 году я обнаружил среди старинных книг его упомянутую записную книжку и счел необходимым наведаться в Мураново, где застал в живых внука поэта Николая Ивановича и его внучек Софью Ивановну и Екатерину Ивановну. Они прекрасно помнили моего деда и приняли меня очень доброжелательно (вероятно, и потому, что я как бы напомнил им об их юных годах). Позже я еще дважды приезжал к ним и вел разговоры, из которых очень многое почерпнул, притом наиболее важна была не «фактическая» сторона их высказываний, а сам их дух, сама «атмосфера» их сознания и бытия…

Поэзию Тютчева я неплохо знал и до приезда в Мураново, но тогда я как бы соприкоснулся с живой памятью о нем. Правда, Н. И. Тютчев родился через три года после кончины своего деда, но он рос среди людей, которые жили одной жизнью с поэтом (в их числе вторая его жена Эрнестина Фёдоровна, которая до своей кончины в 1894 году обитала в Муранове). Словом, мои встречи с внуками Тютчева породили совершенно особенное отношение к нему, которое в конце концов побудило меня написать книгу о нем, хотя я и «дозрел» до этого свершения только несколько десятилетий спустя.

Невольно задумываешься о ходе времени. Многие думают, что XIX век – это крайне отдаленная от нас пора, но вот точный подсчет: я приехал в Мураново в 1946 году, через 59 лет после моего деда, но с тех пор прошло уже 54 года – почти столько же… Добавлю к этому, что и сегодня здравствует правнук Тютчева, сын его внучки, знакомой мне Екатерины Ивановны, – Николай Васильевич Пигар?в. Таким образом, нас отделяет от Тютчева всего лишь время его сыновей и внуков; его правнук еще жив… (Н. В. Пигарёв скончался в 2005 году. – Ред.). Кстати сказать, мой дед мог бы видеть Тютчева: в год кончины поэта ему исполнилось десять лет.

Как сказано выше, моя книга посвящена главным образом истории XIX века. И я заговорил о своем «соприкосновении» с внуками Тютчева прежде всего для того, чтобы утвердить верное представление об этой истории. Она, в сущности, очень близка к нам: мой дед, не говоря уже о прадеде, был современником Тютчева. И многие факты и проблемы, о которых идет речь в моей книге, имеют вполне «современное» звучание и значение…

Мне могут возразить, что история страны до революции и после нее слишком резко различаются, в частности, в том аспекте, что человеческие семьи, игравшие значительную роль в Российской империи, после 1917 года если и не подвергались репрессиям, то уж во всяком случае были лишены каких-либо привилегий и почестей.

Ф. И. Тютчев, несмотря на свои непростые взаимоотношения с верховной властью (о чем будет рассказано подробно), пользовался благосклонностью со стороны Николая I и в особенности Александра II. В 1865 году император удостоил его чином тайного советника, который являл собой третью, а фактически даже вторую ступень в государственной иерархии, ибо наивысшего чина не имел тогда ни один человек (в 1867 году его удостоился А. М. Горчаков).

Высокое положение Тютчева так или иначе сказалось на судьбе его детей. Его дочери Анна, Екатерина и Дарья были фрейлинами при высочайшем дворе, а сын Иван – гофмейстером (что соответствовало в придворной иерархии чину тайного советника) и членом Государственного совета.

Тот же удел ожидал и внуков – детей Ивана Фёдоровича Тютчева. Его дочери Софья и Екатерина стали фрейлинами, причем первая была воспитательницей дочерей Николая II Ольги и Татьяны (убитых в 1918 году), а сын Николай – церемониймейстером двора (соответствовало чину статского советника).

Казалось бы, послереволюционная судьба такой семьи должна была оказаться прискорбной или по крайней мере чрезвычайно «приниженной». Однако внук Тютчева Николай Иванович, бывший церемониймейстер высочайшего двора, стал заслуженным деятелем искусств РСФСР и кавалером ордена Трудового Красного Знамени[2 - Стоит добавить, что друг детства и юности Н. И. Тютчева, С. В. Симанский (1877–1970), бывавший на уроках моего деда, в 1913 году стал епископом Алексием, а в 1945 году с одобрения Сталина был избран Патриархом Московским и всея Руси и за свою деятельность получил четыре ордена Трудового Красного Знамени. В 1949 году я познакомился с ним в Муранове, куда он заехал по дороге в Троице-Сергиеву лавру, чтобы навестить старого друга, и, как выяснилось, он помнил моего деда.]; тютчевский правнук Кирилл получил за свою книгу о Суворове (1943) высокое одобрение самого И. В. Сталина (о чем мне в 1946 году не без восторга рассказывала его мать – бывшая фрейлина Екатерина Ивановна), а затем также звание заслуженного деятеля искусств и степень доктора наук; его сестра Ольга была школьной учительницей детей Сталина Василия и Светланы[3 - См. об этом, в частности, в воспоминаниях правнука Тютчева, Николая Васильевича Пигар?ва, опубликованных в книге «Москва родословная», изданной в Москве в 1998 году.], как бы повторив «миссию» своей тети Софьи Тютчевой, которая воспитывала дочерей Николая II…

Вышеизложенное может показаться чем-то совершенно несообразным и исключительным, но нечто подобное было, например, и в истории моей семьи. Мой дед, В. А. Пузицкий, дослужился до чина действительного статского советника (соответствовало генерал-майору), а один из его сыновей, Сергей (1896–1937), стал советским комкором (то есть генерал-лейтенантом) и кавалером двух орденов боевого Красного Знамени[4 - Нельзя, конечно, умолчать, что он погиб в терроре 1937 года.], а другой сын, Владимир (1898–1978), – полковником военно-медицинской службы, начальником главной поликлиники Военно-воздушных сил СССР и кавалером нескольких орденов.

Этого рода судьбы детей «бывших» – не какие-то раритеты. Так, полковник Генерального штаба императорской России Б. М. Шапошников стал Маршалом Советского Союза, а граф А. Н. Толстой – одним из наиболее чтимых советских писателей, лауреатом Сталинских премий, депутатом Верховного Совета СССР, академиком и т. п. Говоря коротко, история сложнее и противоречивее, чем пытаются толковать ее многие нынешние авторы, утверждая, что после 1917 года все, как говорилось, «бывшие» и их дети были лишены всяких прав и возможностей.

Разумеется, Россия в 1917–1937 годах пережила чудовищный революционный катаклизм, однако к концу 1930-х годов она, согласно известному речению, возвращается на круги своя, что выразилось и в судьбе потомков Фёдора Ивановича Тютчева. Но пора обратиться к его собственной судьбе…

Часть первая

1803–1822

Глава первая

Овстуг

Где мыслил я и чувствовал впервые…

1 2 3 4 5 ... 7 >>
На страницу:
1 из 7