Тебе держать ответ

– Потом! – огрызнулся Адриан. Она пожала плечами и ушла. Адриан бросил свиток на подоконник, поспешно натянул штаны и запер дверь. Надо было сразу это сделать…

Его взгляд упал на письмо, перевязанное лентой его родовых цветов. На постоялом дворе за много лиг отсюда он рисковал жизнью ради этого письма, а теперь так глупо о нём забыл. И гореть бы свитку в печи вместе со всяким хламом, если бы не предусмотрительность Вилмы. Надо было ей хоть монетку дать, что ли… хотя, впрочем, у Адриана всё равно не было ни гроша. Уж скорее это ему предстояло клянчить милостыню на паперти – в отличие от Вилмы, он ничем не зарабатывал себе на хлеб. Пока он здесь гость, а дальше что? Он постарался выкинуть эти мысли из головы.

Сейчас его должно было занимать письмо, написанное кем-то из уцелевших членов его семьи.

Адриан взял свиток с подоконника, сел на постель и сломал печать.

«Лорду Эдгару Ролентри, лично в руки.

Милостивый государь мой, лорд Эдгар, здравия вам на долгие годы и многие века процветания Вашему клану!

Обращаюсь к Вам я, лорд Анастас из клана Эвентри, в минуту горя и жестокой нужды, кои единые могли позволить мне нарушить ваш покой. Пишу к вам на правах главы клана Эвентри, ибо отец мой, лорд Ричард, и брат мой, Ричард-младший, его наследник и лэрд клана, подло убиты кланом Индабиран десять ночей назад. Моя мать, леди Мелинда, мои сёстры и младший из братьев предательски захвачены и силой удерживаются Индабиранами с целями, кои пока что мне неизвестны. Брат мой Адриан бесследно исчез, хотя я отказываюсь верить, что он также погиб. Сам я спасся благодаря случайности, которую проклинаю за то, что она не позволила мне разделить участь моей семьи, но и благословляю за то, что благодаря ей я сейчас могу обратиться к вашей помощи. Земли моего клана захвачены Индабираном, и вчера ночью сто воинов клана Вайленте перешли границу между Сафларе и Эвентри, чтобы присоединиться к их гарнизону; по некоторым сведениям, воины клана Тортозо также в пути. Я нахожусь в безопасном месте с несколькими десятками верных людей, и мне нужно по меньше мере три сотни воинов, чтобы изгнать захватчиков из своей земли. Север, юг и запад фьева Эвентри блокированы заставами, поэтому я надеюсь воспользоваться единственным доступным пока восточным направлением и послать к вам гонца. Вы нужны клану Эвентри, лорд Эдгар, и нужны сейчас. Зная о вашем нейтралитете в противостоянии Фосиганов и Одвеллов, тем не менее уповаю на вашу давнюю дружбу с моим почившим ныне в обители Гилас отцом и на добрую вашу волю, которая, я верю, не позволит вам остаться безучастным, наблюдая подобные бесчинства и разбой. Я буду просить также помощи конунга, но, боюсь, он не поспеет вовремя, а я не могу мешкать во имя своих родных. Что бы вы ни решили, передайте ответ через гонца, который прибудет к вам с этим письмом – ему можно доверять. Прошу вас не медлить с ответом ни часа, ибо я должен знать, уповать ли мне ещё на людскую помощь или довериться лишь богам и самому себе.

    С почтением к вам и клану Ролентри, лорд Анастас Эвентри».

Адриан перечитал письмо дважды, потом медленно свернул свиток. Вспышка радости – так Анастас действительно жив, жив и на свободе! – мгновенно угасла. Мысли снова спутались. Адриан не всё понял (почему, например, была свободна восточная застава и почему Анастас прячется, не выступая против захватчиков открыто?), но очевидно было одно: Анастас нуждался в помощи, и судя по тону письма, в котором сквозь сдержанную гордость сквозило отчаяние, Ролентри были единственной его надеждой…

И если так, то надеждой тщетной. Потому что гонец не доставит это письмо, ни сейчас, ни через год. Из-за Адриана.

Всё из-за него.

Адриан обнаружил, что судорожно стискивает свиток в кулаке. С трудом разжал пальцы, расправил и снова стал перечитывать. Гонец, которому можно доверять… ха! Знал бы Анастас, что это за… что это… Адриан почувствовал дрожь в коленях от одного только воспоминания о руке, упёршейся в стену над его плечом, о масленом взгляде, поблескивавшем в полутьме, – и тут же отогнал это воспоминание.

Но что-то ещё тревожило его в этом письме. Что-то важное и очевидное, но почему-то ускользавшее. Лишь перечитывая письмо в четвёртый раз, Адриан наконец понял, что именно.

Это письмо было написано не рукой Анастаса.

Адриан его почерк хорошо знал. Писал Анастас скверно, еле справляясь с начертанием собственного родового имени. И ошибок в таком длинном послании понаделал бы уйму. Хотя слог был его, да, в этом письме действительно был характер Анастаса, сам Анастас…

Или кто-то, ловко подделывавшийся под Анастаса?

Адриан сглотнул. Он покрутил бумагу в руках, пытаясь обнаружить какие-нибудь следы подделки, но, что уж и говорить, сам он был немногим грамотнее своего старшего брата и ничего не смыслил как в эпистолярном жанре, так и в способах подделки посланий. Цвета верные… Это печать Эвентри, но печать можно украсть, а подделать цвета и того проще. А что, если это письмо – ловушка… для кого, для лорда Ролентри? Для Анастаса? Или – вдруг что-то кольнуло в груди – для Адриана?..

Гилас, если бы только знать! Если б знать, что он наделал, украв это письмо, – спас своего брата или окончательно погубил его…

Дверь дёрнулась, стукнув запертой щеколдой. Адриан обернулся.

– Адриан? Ты там?

Он подумал, что не называл Вилме своего имени. Хотя чего уж там – наверняка узнала от своей госпожи…

– Я же велел тебе стучать! – зло крикнул он. И тут же подумал: нет, не надо срывать на ней злость. Всё-таки она сберегла для меня это письмо… хотя лучше б уж не сберегла! Лучше было бы мне ничего не знать!

Он распахнул дверь, чувствуя, что вот-вот разразится бесполезным злобным криком, кляня себя за это и всё равно не в силах сдержаться. Вилма стояла на пороге, глядя на него снизу вверх. Он только теперь заметил, что она ниже его на две головы. И снова ощутил стыд.

– Чего тебе? – проворчал Адриан.

– Леди зовёт тебя. Если ты готов.

В её голосе прозвучал неприкрытый сарказм. Адриан буркнул что-то вроде благодарности и захлопнул дверь.

Его взгляд упал на свиток, сиротливо валявшийся на кровати. Помедлив, Адриан взял его и сунул за пазуху. Потом открыл дверь. Вилма всё ещё стояла на пороге.

Адриан медленно перевёл дыхание и сказал:

– Идём.

И она повела его к своей госпоже.

В доме над обрывом было всего два этажа, по три небольшие комнаты на каждом. Внизу располагалась ещё кухня и каморка для прислуги, а покои, служившие гостиным залом, оказались совсем невелики и непритязательны. Там было совсем мало мебели, далеко не самой лучшей работы, и выцветшие гобелены на стенах, и светильники на топлёном сале, чадящие в медных подсвечниках. Единственным ярким пятном в комнате выделялись цветы на столе – белые лилии в низкой вазе, с огромными тяжёлыми чашечками, свисавшими к самой столешнице. Их сильный, приторный запах заполнял всю комнату и смешивался со слабым солёным запахом моря, доносившимся сюда с берега.

Самое обычное, не очень-то привлекательное место, немногим лучше среднего постоялого двора. Но и лучшее место на земле.

Потому что именно здесь, именно в этом месте она сидела у окна, выходящего на долину, примостив локоть на подоконник рядом с раскрытой книгой, и лёгкий бриз, проникавший сквозь распахнутые ставни, шевелил волосы над её лбом, смешивая чёрные пряди с рыжими.

– Миледи… я… – начал Адриан и, поняв, что охрип, смолк.

Она слегка повернулась к нему, поглядела искоса, улыбнувшись. Он никак не мог понять, что видит в её улыбке – ласку или насмешку, одобрение или упрёк.

– Иди, Вилма, – негромко проговорила леди Алекзайн, и дверь за спиной Адриана коротко и сухо хлопнула, так, что он едва не вздрогнул. Нет, ну что всё-таки позволяет себе эта девчонка!..

Алекзайн, как обычно, с лёгкостью прочла мысли по выражению его лица и серебристо рассмеялась.

– Не сердись на неё. Я знаю, она не похожа на твоих слуг… и ты прав, считая её плохой служанкой.

– Почему вы тогда её не прогоните? – с трудом сдерживая возмущение, спросил Адриан. Он всё ещё стоял на пороге, а леди Алекзайн сидела у окна, положив руку на книгу и придерживая шевелимые ветерком страницы.

– А что, в твоём доме всегда прогоняли нерадивых слуг? – странно улыбнувшись, спросила она.

– Ну… – он растерялся, как это часто с ним в последнее время случалось. – Я не знаю толком… Матушка говорила, что нет большей беды, чем пьющий муж и ленивый лакей.

– Могу спорить, теперь твоя матушка считает иначе, – сказала леди Алекзайн всё тем же странным тоном, как будто про себя, и встала прежде, чем Адриан успел придумать ответ.

Он смог впервые рассмотреть её только утром, уже после того, как позорно разрыдался перед ней, а потом так же позорно уснул у неё на коленях и лишь при свете дня поднял опухшее помятое лицо и сонными ещё глазами взглянул на неё. И если б ему дали волю, он бы до сих пор продолжал на неё смотреть, каждую минуту, каждый миг. Он не знал, сколько ей лет, но думал, что она не старше Анастаса, и в то же время было во взгляде её необычайно тёмных фиолетовых глаз что-то, чего не было в глазах его старшего брата: мудрость, терпение, понимание, которые Анастас не всегда мог проявить, даже если и хотел. Она была не очень высокой, примерно одного роста с Адрианом, и необычайно хрупкой: казалось, её талию – и вчера, в дорожном платье, и теперь, в домашнем, выгодно подчёркнутую фасоном, – можно с лёгкостью обхватить, сведя пальцы рук. Но самым странным были её волосы – не очень длинные, то небрежно уложенные на затылке, то просто присобранные у висков и распущенные по плечам. Они были двухцветными – так же, как глаза Вилмы. Одна половина чёрная как смоль, другая кирпично-рыжая – ровно по пробору, будто так они и росли. Ресницы и брови при этом были совершенно чёрными, и от этого глаза казались ещё темнее и глубже. Мелкие черты лица – небольшой нос, маленький бескровный рот – почти терялись на их фоне. И ещё у неё были тёмные круги под нижними веками, будто она всё время недосыпала.

Эта женщина была самым странным и самым прекрасным существом из тех, кого когда-либо видел Адриан. И никому в своей жизни, даже Анастасу, он не доверялся так легко и охотно, как ей.

В конце концов, однажды она уже спасла ему жизнь.

Леди Алекзайн подошла к камину и села в небольшое кресло подле него. Стояло начало осени, непривычно сухое и тёплое в этом году, и камин пока не топили, поэтому казалось, что она скорее прячется от дневного солнца, чем ищет тепла. Кресло было маленьким, с короткой спинкой, едва доходившей сидящему до лопаток, но она смотрелась в нём величественно и грациозно, будто супруга конунга на троне в Сотелсхейме. Снова полуобернувшись через плечо – у неё была такая привычка, Адриан уже успел это заметить, – она лёгким жестом поманила его к себе. Второго кресла у камина не было, и Адриан, помедлив, просто встал с ней рядом. Поколебавшись ещё мгновение, опёрся плечом о каминную полку, но тут же почувствовал себя неуютно и выпрямился, не зная, куда девать руки. Солнце ушло за угол дома, и в этой части комнаты стоял мягкий полумрак, в котором глаза Алекзайн казались совершенно чёрными и нереально большими из-за тёмных кругов под ними. Но смотреть в них было не страшно – напротив, хотелось, чтобы ничего не осталось в мире, кроме этих глаз.

– Ты видел её глаза? – спросила леди Алекзайн, и Адриан сглотнул. Да неужто она и впрямь может…

Но тут он понял, что она говорит о Вилме, и немного успокоился. Его бил лёгкий озноб – это не было неприятно, и почти не тревожно, но только он чувствовал, что сейчас случится что-то важное, и всё равно старался не думать об этом – ему было довольно того, что он находился здесь, рядом с ней.

– Видел, – запоздало дал он ответ, которого она терпеливо ждала.

– И что ты думаешь?