Герои былых времен

Но Орвуд не смутился.

– Вы сами собрались весь клад на взятку пускать. Вот я и вынужден заботиться о своём будущем.

Вот так, болтая ни о чём, вошли они во владения фьордингов. Но не в сами фьорды. Береговая линия в здешних местах была ещё мало изрезанной, открывался широкий вид на три стороны горизонта.

Ближе к закату им встретилась первая пристань. Длинная, грубой постройки, она была сложена из толстых, свежих, даже неокорённых брёвен, испещрённых ржавыми пятнами лишайника. В дождь такие брёвна делались скользкими, будто их облили киселём. Хельги ностальгически вздохнул. Когда-то в детстве он поскользнулся и здорово расшиб затылок на точно такой же пристани в отцовском фьорде. Впрочем, вспоминать об этом вслух при сильфиде не стоило. Она непременно сочинила бы какую-нибудь гадость про последствия удара.

Ни людей, ни драккаров на пристани не было. Ещё не вернулись с моря, из дальних походов и ближних набегов. Ловят последние летние дни.

От пристани круто вверх уходила накатанная дорога. По обеим сторонам её, будто обелиски на кладбище, теснились рунные камни. Одни стояли прямо, другие покосились и повалились от времени.

…Те из чужеземцев, кто не умет разбирать фьордингские руны, думают, что в них сокрыта магическая сила, и поставлены они для защиты. На самом деле, на них пишут всякие глупости, не имеющие ни малейшего отношения к колдовству. Приходит из похода фьординг, и если ему не лень, ставит камень с письменами о том, какой он молодец. Сколько сёлений разорил, сколько народу перебил, какую добычу привёз. Чтоб славилось имя в веках.

Фьордингам не нужна защитная магия. Сила воина – в мече и доспехе, в стремительном драккаре и верном соратнике, а не в мёртвом камне, вонючем зелье и подлом наговоре. Фьординги привыкли встречать опасность лицом к лицу, а не прятаться под охранными символами. Страх неведом им, Королям Севера. Кто осмелится стать поперёк их дороги? Робкий цверг? Низкорослый кобольд? Изнеженный южанин? С чёрных гор приходят тролли. Тролль – это как буря на море, как обвал в горах, как удар молнии. Неизбежное зло, посланное Судьбой. Но даже тролля можно одолеть силой и отвагой. И значит, не бояться надо, а побеждать.

Такими они были всегда, люди фьордов – гордые, жестокие, бесстрашные…

Они ещё узнают свой страх. Когда по злой воле богов, демонов ли, двинутся из Утгарда на земли смертных большие льды, оттесняя всё дальше на юг Границы Жизни. Когда замёрзнут Большие Острова со всеми, ПОЧТИ со всеми своими обитателями. Страх придёт с Запада, в облике странных тварей с дурной магией в крови. Он поселится в серых кольцах дольменов. Бесшумной звериной походкой прокрадётся в прежде бесстрашные души. У Севера появятся новые Короли, жестокие и опасные, не страшащиеся никого и ничего… ну разве что клопов и профессора Перегрина (не в обиду последнему будь сказано).

Наученные горьким опытом, под открытым небом решили больше не ночевать. Берег становился всё более изрезанным и скалистым, так что найти подходящее укрытие труда не составило. Это был очень удобный, сухой грот – надёжная защита от поднявшегося к ночи шквалистого ветра. Вход в него располагался довольно высоко в скале, ни волны прилива, ни потоки дождя, хлынувшего после полуночи, не могли проникнуть внутрь.

– Красота! – радовалась Энка. – В таком и жить можно, никакого дома не надо!

И всё-таки в полной безопасности друзья себя больше не чувствовали. Неизвестно, каким именно образом выкрали Бандароха Августуса, на что ещё способны его похитители. Чтобы не быть застигнутыми врасплох, распределили дежурства.

Ильзе выпало нести караул последней, под самое утро. Девушка была довольна: Аолен и Энка просыпаются рано, не придётся долго скучать в одиночестве.

Однако она просчиталась. И эльф, и сильфида, утомлённые предыдущей бессонной ночью, подниматься с первыми лучами солнца на этот раз явно не собирались. Впрочем, и светало здесь, на севере, уж слишком рано. Полярный день в этих широтах длился до середины июля, потом солнце переставало кружить по небу как проклятое – сутки напролёт, начинало уходить за горизонт. Но ночи всё равно оставались очень короткими.

Сменив на рассвете моментально захрапевшего Рагнара, Ильза сперва просто сидела на песке, смотрела на спящего Хельги и думала о том, как же она его любит. И что может быть, однажды настанет такой день, когда она наберётся смелости и решится сказать ему об этом. Конечно, никакой новости она ему не сообщит. Стараниями излишне проницательной и недостаточно тактичной сильфиды, трепетные девичьи чувства давно перестали быть секретом. Но, размышляла Ильза, одно дело, когда об этом говорят посторонние, и совсем другое, когда сама признаешься.

Потом ей надоело размышлять, и она решила заняться стряпнёй. Здорово будет – все только проснутся, а еда уже готова. Получится настоящий завтрак в постели. Но для этого нужен огонь. Вообще-то, оставлять спящих без присмотра караульному не полагалось. Но, мудро рассудила боец Оллесдоттер, если тайные враги не стали творить свои чёрные дела под покровом тьмы, на свету и подавно не полезут. Не будет большой беды, если она отлучится на несколько минут, соберёт деревяшек для костра – серые, окатанные морем, они во множестве разбросаны были вдоль берега.

О том, что опасность может угрожать ей самой, Ильза как-то не подумала. И даже не вспомнила наставления дисы, которая не раз говорила: «В чужом краю хоть на минуту одна остаёшься, пусть даже в кусты идёшь – меч держи при себе». Оставив оружие в гроте, девушка отправилась за топливом.

Дерево от дождя отсырело, стало совсем тёмным и тяжёлым. Выбирая кусочки посуше, те, что лежали под навесами скал, Ильза зазевалась и не заметила приближение врага. Человек, огромный, ростом почти с Рагнара, но ещё более массивный, сумел подкрасться тихо, как хищник. С одежды и длинных волос его стекали потоки воды. Доспеха на фьординге не было, из оружия имелся только лёгкий походный меч. Острие его было направлено точно Ильзе в живот. Но даже эта неприятная деталь не так испугала девушку, как глаза незнакомца – блёклые и мутные, будто испачканные. Холодное безумие отражалось в них.

– Чья? – хрипло каркнул фьординг.

– Что? – не поняла вопроса девушка.

– Ты чья, спрашиваю. Чья баба?

– Ничья. Своя собственная, – отвечала Ильза с достоинством. А что? Пусть не надеется, что она станет кричать и плакать.

Фьординг усмехнулся странно, левой половиной лица. Правая оставалась каменно-неподвижной, только веко чуть дёрнулось.

– Ничья, говоришь? Вот и славно. Моя будешь.

Волосатая ручища потянулась к девушке… Будто огромный горячий пузырь ярости взорвался в её душе. Вся её ненависть к северным разбойникам вылилась в высказывание столь эмоциональное, что воспроизвести его в письменном виде не позволили бы приличия.

Трудно сказать, что сильнее задело фьординга – эпитеты, относящиеся к нему лично, к его матери или народу в целом, но стерпеть подобное он, разумеется, не мог. Страшно представить, что ждало Ильзу, не подоспей помощь. Между ней и разъярённым противником встал Хельги. Откуда он взялся, оба не успели заметить. Вырос как из-под земли и спокойно, без малейшего вызова сказал фьордингу:

– Пошёл к демону!

Глаза северянина побелели, веко задёргалось ещё сильнее. Лицо совсем перекосилось.

– Ты ещё кто какой?! – проревел он. – Скажи, чтобы я знал, кого убью!

– Я, Хельги, сын ярла Гальфдана Злого, владельца Рун-Фьорда, буду тем, кто убьёт тебя, – нагло глядя фьордингу в глаза, сообщил демон. Уточнение «подменный» он опустил. Для ясности. В средние века детей Фьордингам ещё никто не подменивал, разве что, изредка, феи. Но на фею он явно не тянул.

Фьординг оскалился.

– Ты паршивая тощая тварь, не похожая на человека. У ярла не может быть такого сына.

Хельги усмехнулся, сверкнув жёлтым глазом.

– Не твоё дело указывать свободному ярлу, каких сыновей ему иметь!

В ответ противник промолчал, потому что это была чистая правда. И ярл, и даже простой фьординг имел полное право заводить потомство от кого угодно, хоть от троллихи, приключись у него такая фантазия. Так что крыть было нечем. А когда фьординг не знает, что сказать, он начинает действовать.

Он с самого начала недооценил противника, и немудрено. Составить верное представление о силе Хельги по его внешнему виду не мог никто. Не в пользу фьординга было и то, что со времён Средневековья техника боя успела здорово усовершенствоваться. В чем, в чём, а в области боевых искусств прогресс этого мира на месте не стоял.

Убивать своего врага Хельги не собирался. Не по доброте душевной. Как раз наоборот. Для фьординга пасть на поле битвы – это большая честь и прямая дорога в Вальхаллу, куда все они почему-то стремятся. Зачем доставлять ему такое удовольствие? Куда приятнее оставить побеждённого недобитым, чтобы тот в полной мере испытал унижение.

Но вышло не так, как он хотел. Чем больше кровавых ран появлялось на теле человека, тем яростнее он сражался. Не чувствовал боли, не слабел. Вид его стал страшен: мокрый, окровавленный, лицо искажено яростью. Из оскаленного, с крупными жёлтыми зубами рта летели брызги слюны. Розовая пена пузырилась на губах. Глухой звериный рык вырывался из тяжело вздымающейся груди. Берсеркер! Одержимый безумием битвы!

От любопытства Хельги пропустил удар, меч врага рассёк левую руку, ту самую, что пострадала в бою с троллем. Но он не обратил внимания, увлечённый зрелищем. Берсеркеры всегда интересовали подменного сына ярла. В том, собственном времени, ему довелось встретить нескольких, но его не покидало подозрение, что они были ненастоящими. Просто притворялись для пущей важности.

Этот, средневековый, был самым что ни на есть подлинным, одержимым и безумным. Какая жалость, что при нём не имелось щита! Хельги давно мечтал посмотреть, как настоящий берсеркер грызёт щит. Зачем он, осёл сехальский, оставил в гроте свой? Можно было бы подсунуть, пусть бы погрыз…

– Тебе не помочь? – крикнула сестра по оружию. – Что-то ты долго с ним!

Фьординг производил столько шуму, что перебудил всех, и у поединщиков появились зрители.

– Правда! – поддержала подругу Энка. – Я уже есть хочу! Давай скорее, или мы тебя не ждём.

– Ладно, – кинул демон, легко уворачиваясь от удара. Озверевший фьординг уже ничего не соображал, просто молотил мечом направо и налево, как тролль дубиной. Сражаться с ним стало скучно. – Идите, готовьте, я сейчас! – и любезно предложил фьордингу. – Может, сдашься на милость победителя? Я не буду против.

Берсеркер его даже не слышал. Ну, тем хуже для него!

Давно миновали… хотя, нет. Ещё не наступили те дни, когда Ильза бледнела и взвизгивала, когда под ноги к ней прикатывалась отрубленная голова. Теперь девушка лишь пренебрежительно передёрнула плечами: неприятно, конечно, но берсеркера иначе не убьёшь.

После завтрака Орвуд пошёл проверить карманы убитого. Карманов не оказалось, вместо них к поясу были приспособлены мешочки-кошели, один – гладкий кожаный, второй – суконный. На нём женскими волосами были вышиты руны.

Средневековое письмо отличалось от современного староземского довольно сильно.

– Роггса, сын Асмунда, по прозвищу Кровавый, – медленно прочитала Меридит.