Апрельский кот

Лаборатория, где я целыми днями стучу пальцами по «клаве», располагается на двадцать шестом этаже самого высокого из пяти соединенных между собой зданий, принадлежащих нашему холдингу. На двадцать седьмом, последнем, – «Олимп», где живут небожители, наше в прямом смысле «высокое» руководство. «Всевидящее Око Саурона». Выше только крыша, с которой открывается ошеломительный вид на Москву. Наше здание – главное – в простонародье зовут «башней», иногда «поехавшей». Вторая высотка – двадцати трех этажей – зовется «Биг Беном» из-за огромных электронных часов на фасаде, самых больших из целой системы часов, синхронизированных по всему офису во всех зданиях. Забавный случай! Однажды неведомые умельцы подкрутили программу управления часами, и целый месяц часы постоянно соскакивали на пятнадцать минут назад, вынуждая весь офис задерживаться на лишние пятнадцать минут. Их подводили обратно, а они самопроизвольно убегали вперед снова – по ночам. Потом выяснилось, что это была эдакая шутка неведомых хакеров, связанная с тем, что незадолго до этого обеды в офисе сократили на пятнадцать минут. Инициатива эта поступила сверху, призванная увеличить производительность труда. Похвальное рвение со стороны людей, которые обедают в основном на переговорах в кафе «Пушкинъ».

Мы пытались переустановить программу, перегружали систему, но ничего не помогало. Пока обед не вернулся в свои первоначальные временные рамки, часы починить не могли. А виновника так и не нашли, хотя, конечно, скандал был страшный. Еще бы, найдут они, как же. Не для того мы в МФТИ учились, чтобы наши маленькие шалости могли всякие «белые воротнички» вычислить.

По улице я прошла к входу в «башню», надеясь никого не встретить. Время было раннее, начальство в такое время обычно только допивает шампанское, принимая утреннюю пенную ванну. Аристократы, кажется, так просыпаются. Но кое-чего я все-таки не учла. Закон подлости стоял у входа в «башню», и я прижалась к стене «Биг Бена», вспоминая нерушимые каноны, выведенные за долгие годы исследований в области падающих бутербродов.

Правило первое. Всё не так легко, как кажется. А это значит, что мне вряд ли удастся миновать Виктора Аркадьевича Постникова так, чтобы он меня не заметил, даже если прямо сейчас он стоит ко мне спиной, погруженный в собственные мерзкие мысли. Конечно, Виктор Аркадьевич мог бы пройти в здание, не оборачиваясь, но, словно следуя внутреннему призыву, обернулся в последний момент.

И заметил меня.

Правило второе. Если некоторая неприятность может произойти, то она обязательно произойдет. Более того: если могут случиться несколько неприятностей, то они все обязательно случатся, и притом в самой неблагоприятной последовательности. Естественно, я не могла столкнуться с Постниковым в любой другой день. Нет, только сегодня, когда на носу у меня «сидят» массивные солнцезащитные очки. Постников увидел меня и просиял.

– Фаина Павловна! – радостно воскликнул этот сукин сын, расплываясь в своей фирменной фальшивой улыбке. Как я могла забыть о парковке во внутреннем дворе? Ведь Постников пешком не ходит, он водит темно-синий BMW, а галстуки выбирает под цвет машины.

– Виктор Аркадиевич! – не менее «радостно» воскликнула я. – Какими судьбами?

– Это что же вы в очках-то, Фаина Павловна? – спросил Постников, галантно открывая передо мной дверь.

– Новый имидж, знаете ли, – процедила я, пытаясь воспрепятствовать Постникову заглянуть мне «в душу».

– Ага. Значит, вы все-таки согласны, что ваш старый имидж никуда не годился. Но, знаете ли, начали вы не с того, Фаина Павловна. Может быть, купить юбку? Туфли на каблуке?

– Никогда не думала, что туфли на каблуке можно носить на лице, – фальшиво удивилась я. – Впрочем, вам, Виктор Аркадьевич, виднее.

– А, понял. Вам глаз подбили! – воскликнул этот подлец и улыбнулся по-детски счастливой улыбкой. – Опять, значит, забыли, как вести себя в присутствии мужчины?

– Допустим на секундочку, что вы угадали, хотя никто меня по лицу и не бил, – отчеканила я строго. – Правильно ли я понимаю, Виктор Аркадиевич, что вы считаете избиение женщин нормальным явлением?

– Что ж, я не удивлен. – Постников оскалился, продолжая пялиться на меня без всякого стыда. На вопрос мой он, конечно, отвечать не стал.

С виду Виктор Аркадьевич Постников мог бы показаться человеком вполне невинным и даже по-своему привлекательным. Невысокий, чуть полноватый, но не настолько, чтобы это его портило, он был эдаким обаятельным Карлсончиком, с небольшой залысиной, доброй улыбкой и запахом дорогого одеколона после бритья. И только что-то в его взгляде отталкивало и вызывало желание оглядеться или отряхнуться, словно заляпался в чем-то. Он смотрел на всех с прищуром, словно не просто так стоял рядом, а ежедневно, ежеминутно, ежесекундно собирал на людей компромат. Постников возглавлял аналитический отдел в финансовой группе «Муравейника» и, так уж получалось, имел частые пересечения с отделами цифровой безопасности и математического моделирования. Грустно, грустно, ведь нам бы с ним лучше не видеться никогда. Виктор Аркадьевич – подлец и ничтожество, и если бы его внешность отражала его суть, он бы растекся по полу грязной вонючей лужей. Но коллег не выбирают, к сожалению, и вот он стоит, улыбается и смотрит прямо на мои очки.

– Мне, знаете ли, врачи очки прописали. Светобоязнь, – пояснила я, надеясь, что этого будет достаточно. – Процедуры прохожу.

Правило третье. Всё тянется дольше, чем можно ожидать. В нашей «башне» работает аж четыре лифта, и, казалось бы, по теории вероятности хотя бы один из них сегодня должен был оказаться на первом этаже. Но нет. Один словно умер на двадцать втором, два других – один на третьем, другой на пятом, но оба направлялись вверх. Третий же оказался сломанным. Кто бы сомневался. Я еле сдерживалась от того, чтобы побежать по лестнице. Чего не сделаешь, чтобы избавить себя от общества Постникова. Но двадцать шесть этажей – это слишком много. Особенно для такого компьютерного червя, как я. Спорта во мне – ни на грамм.

– Я бы тебя тоже бил, – неожиданно заявил Постников, когда двери лифта за нами закрылись. – Ты позор, а не баба.

– Бабы все на прополке клубники, – завелась было я, но решила все же заткнуться. Целей буду. Особенно когда речь идет о Викторе Постникове.

– Ну, это же не я синяки тут прячу, – заявил он, продолжая мерзенько улыбаться. – И не надо, не стоит. Рассказывай про врачей кому-нибудь другому.

– А чего это вы мне тыкать вздумали? Деловую этику нарушаем? – прошипела я, понимая прекрасно, что оно того не стоит и что ничем хорошим это не закончится. Но лифт ехал невыносимо долго, и мне начало казаться, что даже воздух постепенно закипает вокруг нас.

Правило четвертое. Если N причин возможных неприятностей заранее устранены, то всегда найдется причина за номером N+1.

– На «вы» к тебе обращаться, да? Думаешь, если страшная, значит, сразу умная? – хмыкнул Постников. – Тоже мне, высококлассный специалист. За сколько диплом свой купила, а?

– Вам про покупку дипломов лучше знать, – ответила я тихо, отчего Виктор Аркадьевич побелел и заткнулся, словно подавился собственным языком. Да-да, не нужно было этого говорить. Более того, не нужно было этого делать, но я не удержалась и как-то раз, после очередной публичной лекции о превосходстве мужского интеллекта над женским, поинтересовалась образованием самого нашего финансового аналитика.

Правило пятое. Предоставленные сами себе события имеют тенденцию развиваться от плохого к худшему.

Оказалось, что Виктор Постников – выпускник заочного факультета экономики некоего заведения с аббревиатурой МКИРЭ, что расшифровывалось как Московский коммерческий институт распределительной экономики – одному богу ведомо, что бы это могло означать. Иными словами, финансовый аналитик крупнейшего холдинга получил образование в месте, где, кроме как, пожалуй, анализов, и сдавать-то ничего не надо было. Эта информация повеселила меня и пару моих коллег, но я не собиралась ею делиться с самим Постниковым. Тем более – вот так, глупо, в лифте и от злости. Нашла же ты, Фая, решение: сказала человеку в лицо, что о нем думаешь. Умно, ничего не скажешь.

Правило шестое. Всякое решение плодит новые проблемы. Виктор Аркадьевич Постников смотрел на меня таким взглядом, что я заволновалась, как бы он не набросился и не решил бы задушить меня прямо в лифте. Но тут дверцы раскрылись, и мы оба оказались среди кучи коллег, ожидающих лифта вниз.

– Что вы имеете в виду, Фаина Павловна? – холодно спросил Постников.

– А вы что? – ответила я, теряя свою уверенность. Никогда я особенно не умела биться за свои права.

– Я убежден, что приходить в таком виде на работу недопустимо. От вас пахнет спиртным, Фаина Павловна!

– Что? – вытаращилась я, ибо единственное спиртное, употребленное мною за последнее время, была настойка пустырника, которую выпила, пытаясь уснуть – безрезультатно.

– Я буду вынужден написать докладную, – процедил Постников. – Являться пьяной в офис, господи!

– Я не пьяная, вы что себе позволяете? – невольно отреагировала я.

– Это вы что себе позволяете? Вам уже делали тест на наркотики, кажется, – бросил этот подлец через плечо, направляясь в сторону. Это был полный театр абсурда, но тем не менее на спектакль с интересом смотрели все, кто волею судеб оказался на площадке перед лифтами. Я стояла и хлопала ртом, не находя ответа. Темные очки на моих глазах только добавляли веса словам Постникова, и я тонула, хватаясь за воду, а люди смотрели на меня и молчали. Никто не хочет участвовать в скандале, но никто не хочет и пропустить скандал. Дверцы закрылись, и я осталась одна, наедине с собой, в то время как все, чего хотел добиться Постников, у него получилось. Через пять минут после того, как я попала к себе в офис, на моем столе зазвонил телефон. Меня вызывал Крендель.

Кто сказал, что жизнь полна удивительных сюрпризов?

Информация к размышлению: Кренделев Георгий Михайлович, директор всего нашего подразделения IT. Тридцати пяти лет от роду (отмечали юбилей в прошлом месяце, гуляли всем офисом). Работе предан до фанатизма, в методах изощрен, первое образование – МГУ, к тому же только вчера из MBA. Знает про бизнес больше, чем может вынести мозг среднестатистических сотрудников средней руки. Постоянно пытается провести оптимизацию, чтоб его черт побрал. Реально хороший специалист в области управления. Наверное. Да, хороший. Повторяю это, как мантру, и стараюсь забыть о том, как Крендель «плавает», когда дело касается непосредственно IT. Путает автоматизацию процесса с алгоритмизацией. Нет. Не важно. О таком начальнике можно только мечтать. Некоторые и мечтают, к примеру Маша Горобец из бухгалтерии, моя подруга, чье желание дружить со мной победило мое традиционное нежелание дружить с кем-либо. Иными словами, мы с ней близки уже много лет, невзирая на все мои возражения и сопротивление. Маша знает так много о Кренделе, ибо он – мужчина ее мечты, и она ежедневно уделяет как минимум одну десятую своего времени бодрствования попыткам приблизиться к «Олимпу», на котором наряду с другими начальниками восседает наш Крендель. Маша мечтает выйти за него замуж. Я этого не понимаю.

– Зачем тебе это надо? – спрашиваю ее я.

– Я буду создавать ему уют. Хранить очаг, – вздыхает подруга.

– Ему не нужен уют. Он работает по двадцать часов в сутки, и у него нет камина, – пожимаю плечами я.

– У него такие широкие плечи… – не унимается Маша. Впрочем, не знаю, я не сильна в таких вопросах, может, что-то у нее и выйдет. На юбилее она сподобилась станцевать с подвыпившим Кренделем медляк и теперь уверена, что это был прорыв в их так называемых «отношениях». Может быть, может быть…

Главная проблема Кренделя – он креативен до неприличия и любит всякие новомодные штуки типа тимбилдинга, из-за чего приходится порой страдать целому IT-подразделению. На Новый год Крендель устроил нам тут мюзикл, петь в котором пришлось даже мне. Одни костюмы чего стоили, мне пришлось шить себе шляпу в виде монитора, глупее этого наряда ничего еще в моей жизни не было. Наша самодеятельность потом долго бродила по Интернету с хэштегом #энергетикиразвлекаютсяжгутнеподетски. В общем, новатор он, наш Крендель, а мы страдаем. Но, вообще-то, мужик неплохой, местами даже дельный. Жаль не женат. Говорят, был влюблен в какую-то модель, а она ему сердце разбила. И кошелек тоже.

Кто говорит? Ну… люди. Маша Горобец.

– Так это правда! – воскликнул Крендель, едва завидев меня в дверях. – Ты что, пришла на работу пьяной? С ума сошла?

– Слухи разлетаются поразительно быстро, – не нашлась что возразить я. Вжалась в стену и постаралась отбросить непонятно откуда взявшееся чувство вины. – И, главное, им верят сразу, без всякой проверки. Вот ведь интересно. А меня учили, что исходные данные надо перепроверять. Может быть, зря?

– Ерничаешь? – нахмурился Крендель, которого, по всей вероятности, сбил мой обиженный тон. – Между прочим, я получил сигнал! – И Крендель разразился монологом. Там было что-то о престиже фирмы, о сложном времени, в которое мы попали не по своей воле, и что-то о дресс-коде.

Дресс-код, ха! Это у программистов-то? Да наш брат ходит так, словно в любой момент ожидает эвакуации в подземные убежища московского метро. Мы ходим так, будто живем в «Москве 2033». Кроме того, вчера я вообще не попала домой. Пришлось надеть старые джинсы, в которых обычно гуляю с племянником. Такой вот дресс-код.

– Ау, Ромашина, ты меня вообще слушаешь? – выдергивает меня из моих мыслей голос взбешенного Кренделя. Я ничего не могу с собой поделать, но когда начальство распинает меня, то проваливаюсь в пену разрозненных мыслей, теряя нить разговора. Начальству ведь главное – не мешать. Реальность налетает на меня, как фура на комара. Крендель сурово смотрит из-за своего стола – огромного темно-коричневого стола руководителя, на котором невероятно идеальный порядок. Наш Крендель – перфекционист и борец за мир во всем мире. Больше всего любит давать интервью журналистам, сидя за этим своим огромным столом.

– Конечно, слушаю, – автоматически ответила ему я, от злости переходя на «вы». – Причем, заметьте, совершенно трезвая, и вчера тоже ничего не употребляла. Готова, при необходимости, дуть в трубочки. Если Родина прикажет. В конце концов, в баночки писать меня уже заставляли.

– Фая! – возмущенно всплеснул руками Крендель и вскочил со своего места. Я до сих пор припоминала ему тот случай, когда Крендель заставил всех программистов сдавать тесты на наркотики. Да что там, каждый айтишник считал своим святым долгом возмущаться и вспоминать этот вопиющий случай.