Душа-потемки

И даже от того, что Драгоценный совсем не звонит, – не больно.

И то, что с тем, другим, они уже, наверное, никогда больше не встретятся в этой жизни, – тоже не больно.

– Федор Матвеевич! – Катя энергично окликнула полковника Гущина, приметив его в вестибюле Главка. – Доброе утро! Вы куда это спозаранку?

– А, не успел даже чаю стакан допить, – Гущин что-то осип, – сдернули. Привет, Екатерина, все цветешь?

– Стараюсь, Федор Матвеевич, – Кате и в голову не приходило кокетничать со «стариком» Гущиным. – А что случилось?

– Убийство, что еще может у нас случиться, – Гущин притворно зевнул. – Территория не наша, Москвы. А вот труп, кажется, наш.

– Как это? – Катя сразу заинтересовалась. – А далеко ехать?

– Да нет, тут рядом, в центре. Елистратов вот звонил, просил прибыть, посмотреть.

Елистратов – начальник отдела убийств МУРа, с Гущиным они старые товарищи, однокашники даже. Катя уже совсем сгорала от любопытства. Так просто в начале рабочего дня, когда совещания и оперативки, разносы и нагоняи подчиненным, начальник убойного отдела МУРа не станет звонить начальнику областного розыска, с места срывать. Тут что-то особенное.

– А возьмите меня с собой, – Катя решила брать наглостью.

– А тебе что, нечем заняться?

– Вчера делом Зайцевой заняться хотела… это в отделе экономических в следственном управлении… А там скандал на очной ставке вышел, фигурантки подрались. Пришлось отложить, так что…

– Зайцевой? – переспросил Гущин. – Это та, что с квартирами химичила? Она? Ну-ка садись в машину. И что там вышло на очной ставке, давай рассказывай.

И Катя всю дорогу трещала как сорока, представляя в лицах полковнику Гущину вчерашний инцидент.

И за дорогой не следила – Москва – пробки.

Закрыла рот, только когда служебная машина остановилась на углу жилого серого дома на какой-то улице. А дальше – милицейский патруль, машины с мигалками, ограждение, толпа зевак и…

– О господи, а что это за здание?

– Замоскворецкий универмаг, – ответил полковник Гущин.

Катя посмотрела вверх. Дом с витринами – пять этажей, стены цвета кофе с молоком, выпуклый, закругленный фасад – плавные линии, раздвижные двери.

Тогда здесь двери тоже были из стекла, но открывались и закрывались самими посетителями универмага. Двери из стекла, как и та на балконе…

Нет, то все забыто, напрочь забыто.

– Надо же, только вчера об этом универмаге речь у нас заходила, – Катя внезапно заметила, что и полковник Гущин как-то странно медлит возле гранитных ступеней. – А я однажды совсем маленькой с нянькой здесь… Как же давно я сюда не приходила, в эту часть города.

– А я тридцать лет назад стоял вот тут, на этом самом месте… в оцеплении… Даже день точно помню. Да, бежит время.

– Федор Матвеевич, а кого убили? – спросила Катя. – Тут опять только оцепление, патрульные. А где же Петровка вся? Елистратов, сотрудники, эксперты?

– Там, внутри, – Гущин сделал то, чего не делал никогда – ни до, ни после: крепко взял Катю за руку.

И они вместе поднялись по гранитным ступеням к раздвижным прозрачным дверям.

Бом! Бо-о-ом!

Звук боя часов – размеренный и мелодичный. Сразу направо от входа в просторный светлый торговый зал первого этажа – большой парфюмерный отдел и рядом – в глубине отдел по продаже часов.

Бом!

Настенные, напольные – в корпусе из хромированного металла и мореного дуба часы начали отбивать время – все разное и не в унисон, а словно вторя друг другу, стремясь догнать, наверстать упущенное.

– Прекратите эту какофонию! Работать невозможно!

Катя услышала резкий голос полковника Елистратова – начальника отдела убийств МУРа. Низенький и полный, похожий на пингвина, без пиджака по случаю жары, он стоял в самом центре зала рядом со следователем прокуратуры и экспертами, снимавшими все происходящее на видеокамеру. Сотрудники милиции рассредоточились по залу, и среди вновь прибывших Катя увидела начальника отдела вневедомственной охраны и рядом с ним майора Бурлакова.

– Никаких сигналов к нам на пульт в течение ночи не поступало, патруль дважды объезжал периметр охраняемой территории, ничего подозрительного. Проникновения в здание извне нет, – Бурлаков докладывал следователю прокуратуры.

– Я не понимаю, как же тогда… как же он покинул здание, – следователь обернулся к Елистратову.

Тот, не отвечая пока, подозвал старшего опергруппы.

– Все тут обыскать сверху донизу. И что там с опросом персонала?

А потом Елистратов подошел к полковнику Гущину.

– И где же? – спросил тот вместо приветствия.

– На втором этаже, в отделе постельного белья. Сам посмотри сначала.

Бом-м-м!

Часы ударили в последний раз и умолкли. И стало слышно только голоса людей, но и они в этих старых толстых стенах звучали приглушенно.

Катя огляделась. Собственно, тут она впервые, тогда ведь она сюда так и не зашла… или нет, все-таки они с нянькой зашли, несмотря на ее, Катин, плач.

Девочка, да что же ты так кричишь, нечего бояться, это же просто магазин…

И пол тут прежний – из серого мрамора, и лестница… Полированные дубовые перила. А вот зеркал почти нет в торговом зале, все стены забраны пластиковыми современными панелями, и все пространство очень грамотно и функционально разграничено.

Парфюмерный отдел.

Отдел по продаже часов.

Отдел бижутерии и фирменных очков от солнца.

Отдел по продаже хрусталя и фарфора.

– Мне нужен подробный поэтажный план универмага, – объявил полковник Елистратов.

Они с Гущиным услышали это уже на лестнице.