Финт хвостом

В ответ Мэриголд лишь улыбнулась и исчезла. Тимми это не понравилось. Он ненавидел, когда она так исчезала. Он долго сидел неподвижно; плохие мысли пытались проникнуть в его сознание, пока рядом не было Мэриголд. А потом она возвращалась и ходила кругами с задранным хвостом как ни в чем не бывало.

Снег уже почти растаял, когда Джейн сказала Тимми, что им нужно поехать в суд, чтобы рассказать историю Тимми одному хорошему человеку – судье, который хочет помочь Джейн оставить Тимми у себя насовсем. Мать и отец Тимми тоже там будут, сказала Джейн, но они не смогут прикоснуться к Тимми и даже с ним заговорить. Так что ему не надо бояться.

– Мать и отец уже здесь, – сказала Мэриголд, вышагивая вокруг Джейн. – Только Джейн этого не знает. Они прячутся с той стороны деревьев, и они заберут тебя, как только этого захочет отец.

Тимми расплакался.

– Малыш, не надо. Не плачь. – Джейн попыталась обнять Тимми. Он оттолкнул ее. Что она знает о том, что сказала ему Мэриголд?! О том, на что способен его отец?! И вообще обо всем?!

Тимми выбежал из дома и спрятался под крыльцом кухни. Мэриголд тоже пришла туда. Они сели рядышком в темноте.

– Плохие мысли опять идут, – прошептал Тимми.

– Я знаю, – ответила Мэриголд.

– Я…

– Тебе больно, – сказала Мэриголд. То же самое все время говорил и доктор Ламберт, но Тимми никогда ему не отвечал, потому что доктор Ламберт на самом деле ничего не знал. Это были всего лишь слова вроде тех, что говорил отец, о необходимости наказания, или слова матери о том, что она больна. Всего лишь слова. Но Мэриголд знала.

– Тебе тоже нужна отдушина, – сказала Мэриголд. – Как тогда, когда ты сломал мою коробку и выпустил меня. Помнишь, как это было хорошо?

– Но я сломал твою коробку, потому что плохие мысли меня заставили, – ответил ей Тимми.

– Но после того, как ты это сделал, плохие мысли ушли, – не сдавалась Мэриголд. – И помнишь, как это было хорошо?

Тимми помнил. И Мэриголд тоже. Когда говорила Мэриголд о чем-то таком, это были не просто слова.

– Тебе нужна отдушина, – повторила Мэриголд.

– …в интересах ребенка, – сказал судья. За эти два дня он сказал еще много других длинных и непонятных слов. Тимми перестал слушать. Это были всего лишь слова, и тем более он устал. Мать и отец сидели в другом конце комнаты на жестких коричневых стульях и пытались ему улыбнуться. Он на них не смотрел. Он вообще ни на кого не смотрел. Мэриголд отказалась прийти в суд, и Тимми это обидело и взбесило. Как она могла не прийти?! Ведь она должна быть рядом, когда она ему так нужна.

– …нет никаких убедительных доказательств того, что родители обращались с ребенком жестоко, и если вы, миссис Коллинз, обещаете пройти курс психиатрической помощи, и если вы можете обеспечить Тимоти условия, чтобы он ходил в школу, я не вижу причины, чтобы лишить вас родительских прав…

– Нет! – закричала Джейн. – Вы не можете!

Она вскочила со стула. Тимми хотел, чтобы она села. Она выглядела так глупо в своем длинном платье, что висело на ней, как на вешалке, и в очках, сползших на нос.

– …также нет убедительных доказательств, что ребенок нуждается в посторонней опеке, мисс Фаркхар…

– Нет… – сказала Джейн упавшим голосом. Тимми видел, как она сжала руки, так что кожа стала совсем белой. Как лапки у Бутс. Он отвернулся.

– Неужели вы не понимаете, ваша честь? Тимми никогда не знал любви. Сейчас любовь для него означает боль. Но он не трудный ребенок, и со временем…

– Я огласил решение, – перебил ее судья. – У вас есть три дня, чтобы вернуть Тимми родителям, мисс Фаркхар. Дело закрыто.

Джейн сжала плечо Тимми. Ему это не понравилось. Ему не нравилось, как мать с отцом на него смотрят. Ему хотелось вернуться домой, к Мэриголд.

Этой ночью он взял ее с собой в библиотеку, где они устроились за диваном. Теперь Мэриголд позволяла ему брать себя на руки. Это было странное ощущение – нести такую тяжелую кошку, целиком сделанную из света. И еще она бледно светилась в темноте. В библиотеке было холодно – на ночь Джейн выключила обогреватель, – и пахло там, как не пахло больше нигде. Тимми нравился этот запах.

– Они сказали, что мне придется отсюда уехать, – сообщил он Мэриголд. – Вернуться к родителям.

– Я поеду с тобой, – сказала Мэриголд.

– Я знаю. Но мама снова меня ударит, и тогда мы опять убежим и отправимся в путь, и когда мы где-нибудь остановимся, отец найдет нас и побьет меня за то, что я снова не позаботился о маме.

– Но я буду с тобой, – сказала Мэриголд.

– Я знаю, – повторил Тимми несчастным голосом.

Только этого мало. Мэриголд уже мало. Как такое может быть?!

– Плохие мысли опять приходят, Мэриголд, – прошептал он. – Я хочу… – Он заплакал.

– Помнишь то хорошее чувство, когда ты разбил мою коробку? – спросила Мэриголд.

– Возьми меня с собой, в то безопасное место, Мэриголд! Забери меня от плохих мыслей!

– Я не могу, – вздохнула Мэриголд.

– Возьми меня в безопасное место в глубине твоих глаз!

– Я не могу. – Мэриголд взмахнула хвостом. – Но ты можешь, Тимми.

– Я боюсь, – всхлипнул он.

– Помнишь, как тебе было хорошо потом?

Мэриголд посмотрела на него. В темноте за диваном ее глаза были ярко-зелеными. И в глубине этих глаз Тимми снова увидел то доброе и безопасное место.

– Плохие мысли уже здесь, Мэриголд!

– Тебе нужна отдушина, – сказала Мэриголд голосом Джейн и вдруг заурчала, чего никогда прежде не делала. Ее урчание звучало почти как песенка. У этой песенки были слова, слова Мэриголд, которые были правдой: «Рассерженный фермер обстриг им хвосты. Сказал: не со злости, а для красоты…»

Тимми прокрался на кухню. Ножи были на месте – остро заточенные ножи для отрезания хвостов наглым мышам. Он взял два, по одному в каждую руку, потому что теперь ему больше не надо было нести Мэриголд, она сама радостно бежала за ним. Тимми и Мэриголд спустились в подвал. Тимми не был здесь с той, первой недели, когда они приходили сюда с Джейн смотреть котят. Плохие мысли тяжело наваливались на него, и ему было больно от них – так же больно, как и тогда, когда его бил отец…

Коробка за печкой была пуста.

– Джейн отдала котят в хорошие руки, когда они подросли, – сказала Мэриголд. Тимми посмотрел на нее. На ее золотистой мордочке не отражалось вообще ничего. И это было невыносимо.

– Мэриголд, плохие мысли опять наступают. Я не могу их остановить, мне от них больно…

На этот раз Мэриголд ничего не ответила, и это было гораздо хуже, чем ее спокойный и равнодушный взгляд. Гораздо хуже. Тимми поднялся по лестнице, потом – еще по одной, ведущей к спальням на втором этаже.

Джейн спала на боку, ее рот был слегка приоткрыт. Она храпела. Без очков ее лицо выглядело каким-то пустым. От плохих мыслей Тимми было так больно, что он едва сдерживал крик.

Тимми поднял нож. Он смотрел на Джейн, храпящую с открытым ртом. Только она не храпела, а шла по полянке, держа Бутс в руках. «Тебе нравится Бутс? Она очень ласковая. Хочешь взять себе одного котенка? Насовсем? Хочешь еще один сандвич с арахисовым маслом, малыш?»

– Я не могу, – прошептал Тимми.