Спящие красавицы

Приятель Трумана вышел из спальни трейлера, сел за складной стол и сказал:

– Крэковая шлюха звонит домой. – Он засмеялся собственной шутке и поерзал локтем. Тиффани не могла вспомнить имени приятеля, но надеялась, что его мать невероятно горда своим сыном, который вытатуировал на кадыке мистера Хэнки, рождественскую какашку из мультсериала «Южный Парк».

В дверь постучали. На этот раз Тиффани услышала: уверенный двойной стук.

– Не бери в голову! Не хочу доставлять тебе лишних хлопот, Тифф. Сиди и дальше на своей тупой заднице. – Труман распахнул дверь.

На пороге стояла женщина в одной из клетчатых рубашек Трумана, из-под которой виднелись загорелые ноги.

– Что такое? – спросил Труман. – Чего надо?

– Привет, мужик, – ответила женщина тихим голосом.

– Ты из «Эйвона» или как? – спросил приятель Трумана, не поднимаясь со стула.

– Послушай, детка, – сказал Труман, – мы тебе рады, заходи, но знаешь, эта рубашка мне самому нужна.

От этих слов приятель Трумана засмеялся.

– Клево! У тебя день рождения, Трум, или как?

Тиффани услышала, как в ванной спустили воду. Доктор Фликинджер закончил справлять нужду.

Женщина у двери выбросила вперед руку и сжала шею Трумана. Он захрипел, сигарета вывалилась изо рта. Труман вцепился пальцами в запястье женщины. Тиффани увидела, как под давлением пальцев побелела кожа, но женщина не ослабила хватку.

Красные круги появились на скулах Трумана. Кровь потекла из разорванного его ногтями запястья женщины. Та по-прежнему крепко держала Трумана. Хрип перешел в свист. Свободной рукой Труман нащупал рукоятку охотничьего ножа, заткнутого за резинку трусов, и вытащил его.

Женщина шагнула в трейлер, ее вторая рука перехватила поднимающуюся руку Трумана с ножом. Женщина заставила Трумана попятиться и впечатала его в противоположную стену трейлера. Все произошло так быстро, что Тиффани не успела разглядеть лица незнакомки, только завесу спутанных волос до плеч, таких черных, что они будто отливали зеленым.

– О-го-го, – изрек приятель Трумана, поднимаясь и протягивая руку к пистолету, который лежал за рулоном бумажных полотенец.

Красные круги на скулах Трумана расплылись в лиловые кляксы. Звуки, которые он издавал, напоминали скрип кроссовок по паркету. Гримаса превратилась в грустную клоунскую улыбку. Глаза закатились. Тиффани видела, как слева от грудины туго натянутая кожа пульсирует в такт ударам сердца. Женщина обладала невероятной силой.

– О-го-го, – повторил приятель Трумана, когда женщина ударила головой в лицо Труману. Нос Трума сломался с треском петарды.

Кровь выплеснулась на потолок, несколько капель попали на стеклянный шар светильника. Мотыльки взбесились и принялись отчаянно биться о стекло; звук напоминал удары кубика льда о стенки стакана.

Когда взгляд Тиффани соскользнул вниз, она увидела, как женщина разворачивает Трумана к складному столику. Приятель Трумана уже стоял и нацеливал на нее пистолет. Трейлер наполнился грохотом, словно каменный шар для боулинга разметал кегли. Во лбу Трумана появилась дыра с неровными краями, напоминающая элемент пазла. Лоскут кожи с частью брови закрыл один глаз. Кровь хлынула на отвисшую челюсть и подбородок. Лоскут кожи с бровью дернулся. Тиффани подумала о вращающихся щетках автомойки на ветровом стекле.

Вторая пуля пробила дыру в плече Трумана, на этот раз кровь теплыми каплями брызнула на лицо Тиффани, а женщина, держа Трумана перед собой, бросилась на его приятеля. Столик рухнул под тяжестью трех тел. Тиффани не слышала собственного крика.

Время скакнуло вперед.

Придя в себя, Тиффани обнаружила, что сидит в углу стенного шкафа, до подбородка укрытая дождевиком. Глухие, ритмичные удары раскачивали жилой автоприцеп. Тиффани вспомнилась кухня бистро в Шарлотсвилле в те далекие благополучные годы, повар, отбивающий деревянным молотком телятину. Удары были схожими, только гораздо, гораздо сильнее. Послышался скрежет разрываемого металла и пластика, потом удары прекратились. Автоприцеп перестал качаться.

В дверь стенного шкафа постучали.

– Ты в порядке? – Вернулась та самая женщина.

– Уходи! – взвизгнула Тиффани.

– Тот, кто был в ванной, удрал через окно. Думаю, о нем ты можешь не тревожиться.

– Что ты наделала? – Тиффани зарыдала. На ней запеклась кровь Трумана, и она не хотела умирать.

Женщина ответила не сразу. Собственно, ответа и не требовалось. Тиффани видела, что она сделала, и увидела предостаточно. Как и услышала.

– Сейчас тебе нужен отдых, – сказала женщина. – Просто отдых.

Несколько секунд спустя Тиффани показалось, хотя уши у нее заложило от грохота выстрелов, что закрылась входная дверь.

Она свернулась в клубок под дождевиком и простонала имя Трумана.

Он научил ее курить травку. Маленькими затяжками, говорил он. «Тебе станет лучше». Наврал, конечно! Каким он был мерзавцем, каким чудовищем. Тогда почему она плакала, скорбя о нем? Ничего не могла с собой поделать. Хотела бы не плакать, но не могла.

8

Женщина из «Эйвон», которая вовсе не была женщиной из «Эйвон», уходила от жилого автоприцепа, направляясь к ангару, в котором варили мет. С каждым шагом запах пропана усиливался, пока воздух, казалось, не пропитался им. На земле оставались отпечатки ее следов, белые, маленькие, аккуратные. Возникавшие ниоткуда, словно ее подошвы сочились млечным соком. Подол позаимствованной рубашки развевался вокруг длинных ног.

У самого ангара она достала из куста застрявший в ветках листок бумаги. Поверху надпись большими синими буквами сообщала: «ЕЖЕДНЕВНАЯ РАСПРОДАЖА ВСЕГО». Ниже размещались картинки холодильников, больших и маленьких, стиральных и посудомоечных машин, микроволновок, пылесосов, в том числе и «Грязных дьяволов», уплотнителей мусора, кухонных комбайнов и так далее. На одной картинке стройная молодая женщина в джинсах многозначительно улыбалась дочке, такой же блондинке, как и мать. Миловидная девчушка держала на руках пластмассовую куклу и улыбалась ей. На больших телевизионных экранах мужчины играли в футбол, играли в бейсбол, водили спортивные автомобили. Мужчины стояли у грилей с огромными вилками и щипцами. Хотя прямо на это не указывалось, посыл рекламного проспекта был очевиден: женщины создают уют, мужчины жарят добычу.

Иви свернула рекламный проспект в трубочку и начала щелкать пальцами левой руки под выступающим краем. Каждый щелчок сопровождался искрой. На третьей искре трубочка вспыхнула. Жарить Иви тоже могла. Она подняла трубочку, убедилась, что бумага разгорелась, и бросила ее в ангар. Быстрым шагом пошла прочь, через лес к шоссе номер 43, которое местные называли Боллс-Хилл-роуд.

– Трудный день, – сказала она мотылькам, вновь порхавшим вокруг нее. – Трудный, очень трудный день.

Она не оглянулась на взрыв ангара и бровью не повела, когда над головой со свистом пронесся кусок гофрированного стального листа.

Глава 2

1

Управление шерифа округа Дулинг дремало под утренним солнцем. Все три камеры с настежь раскрытыми решетчатыми дверьми пустовали, недавно вымытые полы пахли дезинфицирующей жидкостью. Пустовала и единственная комната для допросов, как и кабинет Лайлы Норкросс. При исполнении находилась только Линни Марс, диспетчер. На стене за ее столом висел плакат с ощерившимся здоровенным заключенным в оранжевом комбинезоне, с гантелями в руках. «У НИХ ВЫХОДНЫХ НЕ БЫВАЕТ, – гласила надпись, – И У ТЕБЯ БЫТЬ НЕ ДОЛЖНО».

Линни взяла за правило игнорировать этот доброжелательный совет. Она не старалась поддерживать форму, за исключением короткого периода увлечения спортивными танцами в Ассоциации молодых христианок, но за собой следила. Вот и теперь ее увлекла статья в «Мэри Клер» о том, как правильно подводить глаза. Чтобы получить ровную, четкую линию, следовало прежде всего упереться мизинцем в скулу. Таким образом можно было контролировать движение кисточки, да и рука не дрожала. В статье предлагалось начинать с середины и двигаться к дальнему краю глаза, а потом к носу, чтобы довести дело до конца. Днем рекомендовалась тонкая полоска, а более широкая, более яркая – на важный вечер с парнем, которого ты надеялась…

Зазвонил телефон. Не обычный аппарат, а с красной наклейкой на трубке. Линни отложила «Мэри Клер» (мысленно наказав себе заехать в «Райт-эйд» и купить лореалевскую «Опак») и взяла трубку. Она работала диспетчером уже пять лет и знала, что столь ранним утром речь могла пойти только о кошке на дереве, убежавшей собаке, несчастном случае на кухне или – она надеялась, что ничего такого не будет, – задыхающемся младенце. Все дерьмо, связанное с оружием, случалось лишь после захода солнца и обычно имело отношение к «Скрипучему колесу».

– Девять-один-один, какая у вас чрезвычайная ситуация?

– Женщина из «Эйвон» убила Трума! – крикнула женщина в трубку. – Она убила Трума и приятеля Трума! Я не знаю его имени, но она пробила его гребаной головой гребаную стену! И если я увижу это еще раз, я ослепну!

– Мэм, все звонки по линии девять-один-один записываются, – напомнила Линни, – и мы не одобряем розыгрыши.

– Я никого не разыгрываю! Кто разыгрывает? Какая-то сука ни с того ни с сего заявилась сюда и убила Трума! Трума и еще одного парня. Везде кровь!

Когда женщина заплетающимся языком упомянула «Эйвон», Линни была на девяносто процентов уверена, что это розыгрыш или звонок чокнутой; теперь она была на восемьдесят процентов уверена, что это правда. Женщина так тараторила, что Линни с трудом ее понимала, учитывая местный выговор. Если бы Линни не родилась в Минк-Кроссинг, округ Канова, что в Западной Виргинии, то могла бы подумать, что говорит с иностранкой.

– Как вас зовут, мэм?