Химера

– А знаешь, – прервала молчание миссис Коплин, – я слышала, что дети пропадают.

– Среди бедноты все время кто-то пропадает, – равнодушно заметила соседка. Джеймс услышал, как она скрипнула блюдцем с чашкой по столу, подвигая его ближе к миссис Коплин. – Но я надеюсь, что Мэри все-таки вернется. У нее лучший кресс! Не хотелось бы в два раза больше за гнилушки отдавать!

Джеймс стиснул зубы и сильнее нужного надавил на нож, криво отрезав заготовку. «Значит вот оно как? – пронеслась яростная мысль. – В два раза больше за гнилушки отдавать не хочется! Лицемерная, равнодушная, гадкая…» Джеймс раз за разом надавливал на нож, кромсая несчастный кусочек кожи и не замечая этого. Зато заметил мистер Коплин. Он положил ладонь на руку Джеймса, останавливая, и покачал головой.

– Простите, – буркнул Джеймс. Он взглянул на безнадежно испорченную заголовку и повторил уже с искренним раскаянием. – Простите.

Мистер Коплин понимающе кивнул, и оба вернулись к работе. Парнишка постарался полностью сосредоточиться на том, что он делает, чтобы больше не отвлекаться на разговоры за стеной, и у него получилось. Сначала какие-то обрывки фраз все-таки долетали до него, что-то про чаепитие в парке, воскресную службу, Общество борьбы с пьянством, но постепенно Джеймс ушел в себя. Как и утром, его руки делали привычную работу, но разум в этом не участвовал.

Часы летели незаметно.

– Ну, хватит на сегодня, – произнес сапожник, когда стемнело настолько, что пришлось зажигать свечи.

Из кухни уже тянуло стряпней – вареным картофелем и чем-то мясным, – и от этих запахов в животе у Джеймса тоскливо заныло. Он проголодался, и сильно, а до дома и ужина предстояло преодолеть путь по промозглым зимним улицам.

– Хорошо, сэр, – парнишка отложил кусочек кожи с которым работал в сторону и поднялся. – Хорошего вечера, мистер Коплин.

– Постой, – тот тоже встал и пояснил, – денег тебе заплачу, за неделю.

Джеймс нахмурился, а потом просиял: «Точно! Сегодня же суббота!» Каждую неделю, перед выходным днем сапожник выдавал ему два шиллинга, и как можно было забыть об этом?! Парнишка поднял голову и увидел брауни, тот сидел на потолочной балке и щурил желтые глазищи, загадочно улыбаясь. Поймав взгляд Джеймса, фэйри постучал пальцем по голове, а его улыбка из загадочной перетекла в насмешливую. Что он хотел этим сказать? Что забывчивость его рук дело? Или что нужно быть внимательнее к таким важным вещам, как деньги? Джеймс отвернулся от брауни, с трудом yдержавшись от того, чтобы пренебрежительно фыркнуть: при этом боялся он не столько гнева или обиды фэйри, сколько непонимания сапожника, ведь тот как раз отсчитывал монетки.

– Осторожнее там, по пути-то, – напутствовал мистер Коплин, закрывая дверь.

Джеймс, уходя, слышал это каждый раз. Летом, когда вечера стояли теплые и светлые, такие слова его раздражали, но выйдя за порог в промозглую темень, парнишка впервые за долгое время почувствовал благодарность. Поднял повыше шарф, поглубже надвинул шляпу, спрятал руки в карманах и поспешил домой.

Рынок уже закрывался – у ворот возился дневной сторож, обматывая толстой цепью прутья створок, рядом с ним топталась дородная женщина. Джеймс пошел медленнее, выискивая среди теней и сумрака знакомую фигурку, но Мэри не было.

– Ну что ты возишься! – донесся до парнишки ворчливый оклик. – Сколько можно закрывать! Опять надрался, что ключом в замок не попадаешь?!

– Да замолчи, женщина! – судя по голосу, сторож действительно принял на грудь. – Не говори под руку!

– Я тебе замолчу! Так замолчу! – яростно зашлась она, даже замахнулась, но бить не стала. – Норин еще забрать надо, хочешь чтобы Энн ее на улицу выставила?! Хочешь, чтобы ее труп выпотрошенный в канаве нашли, как той бедняжки днем?!

Джеймс застыл. Слова о трупе ребенка, да еще выпотрошенном, буквально приморозили его к скользкой и грязной брусчатке. Он сразу вспомнил и о Мэри, и о девочках, игравших возле дома, и о сестре. И о слухах про пропавших детей. Может, это и не слухи вовсе?

– Думай, что говоришь, дура! – яростно отозвался мужчина, и ключ звонко провернулся в замке. Проверив надежно ли закрыты ворота, сторож двинулся прочь, а за ним поспешила и его жена.

Джеймс некоторое время стоял, глядя на то место, где обычно торговала маленькая зеленщица, но холодный вечер пробрался под пальто, и парнишка быстрым шагом двинулся дальше. В голове у него крутились мрачные мысли об убитой девочке и пропавшей Мэри.

Фока

Холм гудел. Не успевал отгреметь один бал, как начиналась подготовка к следующему, и следующему, и следующему – иногда ей казалось, что жизнь под Холмом это нескончаемое веселье. Смена нарядов и масок, калейдоскоп ярких цветов, реки вин и медов, искры магии. Но сегодня она пришла не развлекаться – Фола не явилась домой после празднеств. Конечно, сестра не отличалась ни обязательностью, ни ответственностью, любила веселиться, но если обещала, приходила вовремя. Не пропадала на двое суток…

Фока посмотрела на увитую розами арку, под которой проходила дорога к Поляне Веселого Танца. Крупные цветки покачивались на легком ветру, алели на фоне закатного неба, распространяя вокруг себя сладкий аромат. Фея вдохнула его и сморщилась. Она терпеть не могла, когда фэйри Неблагого Двора приводили все в такой вот вид – теплый, яркий, летний, подходящий тем, кто правил под Холмом с Бэллэ Тэйна до Сэммэ Айна. Но королеве нравилось, а значит – подданным не на что жаловаться. Фока еще раз поморщилась и решительно прошла под аркой. Если она планировала попасть на Поляну до начала бала – откладывать не стоило.

Убранство поражало: всюду цветы, переливающиеся ленты, парящие огоньки, фонтаны вина, горы фруктов – медовые яблоки и груши, янтарный виноград, синие, словно ночь сливы, гранаты и многое другое, что Фока видела впервые. На увитом плющом возвышении стояли музыканты; скрипки и флейты разливали над поляной нежную ненавязчивую мелодию, в которую вплетались звонкие колокольчики разговоров присутствующих.

Фея аккуратно шла сквозь пеструю толпу, приглядываясь к волшебным созданиям. Сегодня вечером они не скрывали свои лица – прекрасные, необычные и уродливые; белые, зеленые, серые; с глазами и без, с носами картошкой, палочкой, вообще лишенные носов и многие другие. Но не было никого, похожего на Фолу. Никого с ее невысокой, тоненькой фигурой. Никого, с ее черными глазами, высокими острыми скулами и светлой кожей, цвета болотной ряски. Никого с ее пушистыми волосами, переливающимися словно водоросли в солнечных лучах.

Фока подошла к «стене» – высоким зарослям кустарника – и присела на мшистый валун. Подобных этому вдоль стен располагалось немало, чтобы гости праздника могли присесть, если захочется, но пока желающих не было, разве что фэйри в черном платье. Среди ярких, словно цветы и драгоценные камни, волшебных созданий она выделялась. А еще она удивительно походила на человека – невысокая, светлокожая, со вздернутым курносым носиком. Но она совершенно точно принадлежала Народу Холмов, об этом говорили и золотистые волосы и синие с вертикальным зрачком глаза. Фока видела девушку впервые, поэтому беззастенчиво разглядывала ее, и незнакомке такое внимание не понравилось. Она встала, смерила Фоку неприязненным взглядом и нырнула в толпу танцующих. Это напомнило фее, зачем она явилась на праздник. Но как найти сестру? Даже если она здесь, то можно бродить по поляне всю ночь и не встретить ее!

Пока Фока размышляла и оглядывалась, музыка стихла – на праздник прибыла Королева. Обычно после этого начиналось традиционное представление приглашенных. Распорядитель называл имена, названные выходили из толпы, подходили к трону и кланялись, свидетельствуя свое почтение. Фока и сама не раз оказывалась на их месте, ведь их с сестрой регулярно приглашали на балы. Что ж, если Фола все-таки здесь, то ее объявят. Фея подошла поближе к почетной линии – по прибытии Королевы присутствующие расступились, образовав свободный проход в центре зала. Ближе всего к нему находились те, кому благоволил Двор – родовитые аристократы, талантливые творцы, умелые льстецы. Все они дорожили своим местом и положением, поэтому пробраться дальше третьей линии не получилось, но Фока и так видела дорожку и тех, кто по ней проходил.

Распорядитель объявил уже пятое имя, и пока сестры среди названных не было. Последовало и шестое, и седьмое, и восьмое, счет перевалил за двадцатое, и с каждым шансы услышать нужное сокращались. Наконец прозвучало последнее, двадцать шестое, имя:

– Фэйри Эбигейл Айвз!

После этих слов среди волшебных созданий пронесся шепот. Фока и сама не смогла сдержать удивленный возглас – у одной из Народа Холмов человеческое имя! У той самой незнакомки в черном платье. Она легко и изящно ступала по дорожке, посылая приветливые улыбки то в одну сторону, то в другую, словно все вокруг были счастливы ее видеть. Но Фока видела, что это не так, многие, очень многие смотрели на Эбигейл Айвз неприязненно. Может быть, причина этого крылась в ее имени, может быть в чем-то еще, фея этого не знала.

– Да начнется бал! – возвестил распорядитель, после того как Королева величаво кивнула последней объявленной гостье, и та заняла свое место слева от трона.

Грянула музыка, феи и фэйри пришли в движение, и дорожку смыло приливом танца. Фока выплыла из него с трудом, не обратив внимание на направление, поэтому, отдышавшись, обнаружила себя неподалеку от трона. Королева как раз беседовала с Айвз, но поймав взгляд феи отвлеклась от своей собеседницы:

– Добрый вечер, милая.

– Добрый вечер, ваше высочество, – хрипло поздоровалась Фока и поклонилась.

– Почему твоя сестра не явилась на мой зов и пренебрегла приглашением? – тон звучал приветливо, но фея почувствовала как по спине пробежали мурашки.

Королева недовольна. Фолы здесь нет.

– Я ищу ее, ваше высочество, – взяв себя в руки, Фока еще раз поклонилась и, стараясь ничем не выдать своего смятения, посмотрела на Королеву. – Могу я… продолжить?

Правительница Неблагого Двора молча смотрела прямо в глаза фее, от чего той с каждой секундой становилось все сильнее не по себе. Не сводила взгляда с Фоки и Эбигейл Айвз. Ее взгляд был не менее внимательным, но еще и заинтересованным, она словно бы нашла кусочек мозаики, который встал точно на нужное место и помог приоткрыть общую картину, но вот нравится ли ей эта картина?

– Моя королева? – решилась на неслыханное – торопить правительницу – Фока.

– Хорошо, продолжай, – и Королева вновь отвернулась к своей собеседнице.

Фея попятилась назад, а потом развернулась и поспешила прочь, чувствуя, как спину жжет взгляд Айвз.

Но не успела Фока дойти до выхода, как кто-то крепко ухватил ее повыше локтя и увлек в укромный, увитый лозами и плющом уголок. Этим «кем-то» оказалась одна из фэйри – на голову выше миниатюрной Фоки, одетая в платье цвета аметистовых сумерек, в тон глазам, и с убранными в сложную прическу черными волосами. Женщина явно была из аристократии, это читалось на ее надменном лице.

– Я слышала, о чем ты говорила с Королевой, – начала она, – что ты ищешь сестру…

Фока молча кивнула, стараясь не морщиться от жесткой хватки и больно впившихся в кожу ногтей фэйри.

– Я виделась с ней на прошлом балу. Она говорила, что собирается в мир людей.

– Что?! – фея дернулась, и неожиданная собеседница наконец разжала пальцы. – В мир людей? Зачем?!

Фока отступила на несколько шагов. Она представляла себе что угодно: что сестра загулялась, что она сбежала с любовником, да хоть с Дикой Охотой ускакала души смертных забирать! Но мир людей… Это было единственное, чего они избегали уже много столетий, с момента, когда человеческие волшебники победили в войне и заперли эльфов в их мирах-королевствах. Люди отрезали свой мир от Источника Истинного Волшебства, и Народ Холмов стал уязвим. Особенно, феи, связанные с ним не только магией, но и жизнью.

– Я не знаю, – фэйри пожала плечами, – Фола говорила что-то о каком-то парке… – она задумчиво поджала алые губки и нахмурилась, вспоминая, – одном из тех, что остались на месте наших древних лесов!

– Понятно, – негромко отозвалась Фока, таких мест – по пальцам одной руки пересчитать, и все они в Нодноле.

Ситуация фее не нравилась. Она была пугающе неправильной. Начиная от того, что сестру вообще понесло к людям, заканчивая помощью этой фэйри. С чего бы ей вообще это нужно? В чем ее выгода?