Мечта империи

– Котта, принеси из библиотеки все гладиаторские книги за последние десять лет.

– Не слишком ли много? – усмехнулся Вер. – Мы будем читать их до окончания игр… – и вдруг осекся. Ему надоела собственная пустая болтовня. Хотелось сказать что-нибудь серьезное, значительное, но на ум ничего не приходило.

Котта вернулся, катя тележку с огромными истрепанными книгами. Пять из них Элий передал Веру, пять других оставил себе. Но искали они напрасно. Имя Сервилии Кар в запрещенных списках не значилось. Ей беспрепятственно можно было продать клеймо: она не занималась политикой, не была осуждена, не являлась женой, матерью или дочерью заключенного, не значилась в списках запрещенных сект. Она была чиста. И все же… именно из-за договора с нею Вер должен был завтра проиграть.

– Разумеется, я могу подчиниться гению. Но не подчинюсь. Сдохну, а не уступлю, – произнес Юний Вер с неожиданной злобой. – Знать заранее, что проиграешь! Ты когда-нибудь слышал, чтобы такую подлость устроили гладиатору? – Элий отрицательно покачал головой. – Я тоже не слышал. – Вер глубоко вздохнул. – Получается, дело не в списках. Она натворила нечто такое или задумала или… не знаю что. А что за род, к которому принадлежал ее муж? Что это за люди? Последнее время, кажется, это имя не особенно на слуху.

– Был один Кар, Марк Гарпоний, после войны нажил фантастическое состояние спекуляциями. Но наслаждаться благами ему пришлось недолго. Богач неожиданно утонул в собственном бассейне после обильных возлияний. «Все, что видишь, скоро рушится, и вслед за ним подвергнутся той же участи и наблюдавшие это разрушение. И тот, кто умирает в самом преклонном возрасте, не будет иметь никакого преимущества перед умершим прежде времени» [48 - Марк Аврелий. «Размышления.» 9,33.], – процитировал в заключении Элий своего любимого Марка Аврелия. – Надо полагать, что Сервилия Кар – вдова этого Марка Гарпония, судя по тому, как легко она заплатила тебе громадную сумму. К сожалению, теперь ты не сможешь выполнить ее заказ.

– Почему – к сожалению? – обескуражено спросил гладиатор.

– Клеймо должно было спасти жизнь ребенку. А жизнь ребенка священна, что бы ни стояло за этим заказом.

Заключение вполне в духе сенатора. Веру сделалось неловко. Он сам ни разу не подумал о проданном клейме как о спасении жизни. Он пытался усмотреть сложно закрученную интригу, заговор. В этих хитросплетениях судьба умирающей девочки потерялась. Интересно, какова она, сколько ей лет? Возможно, она очень красива, если похожа на мать. Посмотреть бы на нее хотя бы издалека. Ему даже стало казаться, что он сочувствует девочке почти так же, как сочувствовал ей Элий. На самом деле он просто позаимствовал это чувство у друга.

– Почему ты мне помогаешь? – спросил Вер вызывающе, злясь на себя за свою бесчувственность. – Ведь я – монстр.

– Разве? Прежде не замечал.

– Я не испытываю жалости. Не умею.

– В твоем возрасте все в большей или меньшей степени звери. Только не все это знают. Кстати, почему ты пошел в гладиаторы? С твоими способностями мог бы поступить в академию.

– Элий, ты же учился в академии.

– Даже в двух.

– Вот видишь. А в конце концов очутился на арене. Я решил сократить путь и сразу подался на арену.

Дверь в триклиний распахнулась и вошла в Марция. Она двигалась стремительно, отчего казалась выше ростом. Подол ее длинного персидского халата из переливчатого шелка стлался по мозаичному полу.

– Достойные мужи, почему бодрствуете в столь поздний час?

– Боги задали нам задачу, а мы не можем ее разрешить.

Марция присела на ложе подле Элия. У нее был крупный чувственный рот и широко расставленные глаза, настолько широко, что, казалось, они немного косят. Лавина черных вьющихся волос стекала ей на спину и плечи. С Элием Марция познакомилась четыре года назад. Прежде, чем сделаться любовницей Элия, она была женой банкира Пизона. Впрочем, официально она по-прежнему была замужем за Пизоном. Затянуть бракоразводный процесс на четыре года умелому адвокату ничего не стоит.

История Вера не произвела на Марцию впечатления:

– Тоже мне, энигма! Это же инсценировка, а вы на нее купились. Если в списках имени Кар нет, значит, все чисто. Бейся, Вер, и побеждай! А сейчас иди и хорошенько выспись.

– А как же визит гения?

Марция пожала плечами:

– Ты что, не был на спектакле Клавдия Падуанского? У него гении сверкают так, что больно смотреть, и птицами летают под стеклянной крышей театра Помпея.

– Я уверен, что это был настоящий гений, – сказал Вер. – Ты бы мне посочувствовала. Каково узнать, что твой гений подонок!

– Тогда иди и удавись! Что еще тебе делать? – разозлилась Марция. – Ты должен завтра победить. Я купила у Тутикана твое клеймо.

Вер едва не выронил чашу. Этого еще не хватало! Если завтра на него повесят, кроме желания Сервилии, еще какую-нибудь безумную прихоть Марции, то любой новичок зарежет его свинцовым мечом, и никакое мастерство не спасет. Проходимец Тутикан ничего не сказал об этом заказе! А что, если она пожелала…

– Он испугался! – засмеялась Марция. – Вер, ты чего?! У меня очень простенькое желание, даже не требует вероятностного расчета. Я попросила, чтобы нам с Элием не расстаться, не простившись.

– Что за абсурд? – Элий удивленно глянул на свою конкубину [49 - Конкубина – любовница, сожительница.]. – Зачем…

– Всего лишь каприз, – рассмеялась Марция и поцеловала Элия в губы. – Женщина должна исполнять капризы, иначе она утратит очарование. Так что время от времени я покупаю у Вера клейма и исполняю какую-нибудь миленькую прихоть. Обычно это всегда импровизация.

– Ты – самая капризная и самая красивая женщина в Риме! – воскликнул Вер, облегченно вздохнув.

Марция взяла чашу Элия и выпила. Потом, несмотря на сопротивление, отобрала кубок Вера и тоже осушила.

– Я закрываю военный совет. Отправляйтесь спать. Оба.

Она поднялась, всем видом показывая, что ее слова не подлежат обсуждению.

– Я готов согласиться с Марцией. Она решительна и умна. Надо быстрее получить развод, вы поженитесь… – Вер запнулся.

«Жаль только, что у вас не будет детей», – закончил он про себя.

Элий опустил голову. Вер понял, что сенатор подумал то же самое и ощутил глухую тоску и боль, но это была тоска и боль Элия, сам Юний Вер не почувствовал ничего. Хорошо еще, что он не ляпнул это вслух.

– Я велю постелить тебе в комнате для гостей, – сказал Элий. – Не стоит возвращаться в гостиницу.

Вер поднялся. Ему показалось, что Элий еще что-то собирался сказать, но почему-то промолчал. Интересно, успел Элий исполнить свое главное желание, пока был гладиатором, или нет? Почему-то Вер был уверен, что гладиатором Элий сделался ради чего-то важного. Мысль, что его друг вышел на арену ради денег или славы казалась оскорбительной. Несомненно, у Элия было какое-то особенное желание. Такое, для покупки которого не хватит никаких денег. Возможно, его желание тоже стоило миллион. Или было бесценно. И потому безумно. Прежде Вер никогда не задумывался над этим. Теперь же ему хотелось знать об Элии гораздо больше. Если нельзя знать все.

«Завтра непременно спрошу его…» – пообещал трехкратный победитель Больших Римских игр и двукратный победитель Аполлоновых игр.

IV

Утром друзья завтракали вдвоем – Марция еще пребывала в царстве Морфея. В доме любовника она сибаритствовала и всегда вставала поздно. Друзья уселись в сенаторскую «трирему», но Элий попросил водителя выйти и подождать. Впрочем, от Карин до амфитеатра Флавиев можно добраться за пару минут. Мимо пронесли роскошные сенаторские носилки с пурпурными занавесками. Кожа темнокожих носильщиков, натертая жирной мазью, сверкала на солнце. Разъезжать в носилках по Риму считалось особым шиком. «Новые люди» [50 - Древнеримский термин, смысл его тот же, что и у выражения «новые русские».] обожали носилки. К тому же активисты из коллегии «Зеленый мир» всячески приветствовали этот вид передвижения, и в Календы каждого месяца устраивали бесплатные прогулки для детей и стариков в носилках с эмблемой земного глобуса и золотым контуром богини Помоны.

«Может, стоит податься к «зеленым», вместо того, чтобы размахивать мечом на арене? – подумал Вер. – Буду защищать рыбок, насекомых, все решат, что я очень добрый. Я смогу притворяться добрым, как раньше притворялся щедрым».

– Больше не хочу быть гладиатором, – сказал он вслух. – Надоело веселить народ. Я среди бойцов лишний и все в нашей центурии чувствуют это. Что скажешь? Похоже на бред?

Вместо ответа Элий протянул гладиатору сложенный вчетверо листок:

– Это формула независимости. Ее произносили приговоренные к смерти, выходя на арену, чтобы боги не спутали их с исполнителями желаний.

– Разве боги так бестолковы? – Недоверчиво покачал головой Вер.

– Наверное. Иначе откуда в мире столько безумств? Но об этом достаточно. Итак, ты произносишь формулу и отрекаешься от помощи гения и сегодня сам решаешь свою судьбу, – объяснил Элий. – Отречение останется в силе шесть часов. Тебе этого хватит. Произнеси формулу, и угроза гения превратится в розыгрыш. Эта формула вполне легитимна.

– Ею часто пользуются?

– Я одно время нередко к ней прибегал. Когда гений становился несносен.