Список

Список
Роксана Шукюрова

Все началось с того, что Тиму в руки попала тетрадь. Тетрадь, в которой Дэвид Блэк, самый страшный кошмар последних десяти лет, вел список своих жертв. Тех, с которыми уже расправился и с которыми только собирался встретиться. И когда, казалось, можно было уже вздохнуть спокойно, этот список снова напомнил о себе, и мир содрогнулся от ужаса…

Содержит нецензурную брань.

Роксана Шукюрова

Список

Пролог

– Хотите что-нибудь сказать? – судья приспустила очки, через которые только что закончила читать приговор и посмотрела своими черными, настолько что не видно зрачков, глазами прямо на Дэвида Блэка.

Он встал, как и подобает, когда к тебе обращается судья, уж в чем, а в манерах ему было не занимать. Дэвид огляделся и нашел детектива, который расследовал его дело, именно он его поймал, после чего весь штат выдохнул с облегчением.

Дэвид Блэк – педиатр и, как оказалось, убийца детей, маньяк, от одного упоминания его имени весь мир будет содрогаться еще долгие годы. Когда объявили, кто оказался тем самым ужасом последних десяти лет, из многих уст вылетели слова проклятия: «И мы водили к нему наших детей», «А ведь казался таким хорошим!», «Господи, он же был врачом моего ребенка».

– В моей камере лежит тетрадь, возьмите ее себе, прошу вас! – сказал он и затем сел.

Судья вздохнула, поправила очки и опустила взгляд снова на бумаги перед собой.

– Дэвид Блэк приговаривается к смертной казни путем введения инъекции через один год и три месяца, а до тех пор будет отбывать наказание в тюрьме штата, – удар молотком.

Тим мог бы поклясться, что в этот момент по залу пробежал облегченный вздох. Это дело его прославило. На протяжении десяти лет люди боялись за своих детей – какой-то ненормальный то тут то там ловил малышей и убивал их, не оставляя следов и каких-либо зацепок. По всему штату полиция собирала тела целых десять лет. Ни схожих признаков, ни следов насилия, все дети убиты ударом по голове, аккуратным, почти ювелирным, возможно, они даже ничего не чувствовали, или почти не чувствовали. Вопрос: «Зачем он это делал?», звучал по меньшей мере сотню раз, всем нужны были ответы, но Дэвид ничего толком не говорил, всегда одно и тоже, что так было нужно, вину свою не отрицал. По правде говоря, вид у него был очень усталый, потасканный. Если бы Тим не знал, что он серийный убийца, то, возможно, даже пожалел бы его. Измотанный старик, в свои сорок с небольшим, без семьи и без друзей.

Как о враче о нем отзывались хорошо ровно до того момента, пока не узнали кто он, после этого все стали говорить, что конечно подозревали, что с врачом было что-то не то – «взгляд маньячный». Тим служил в полиции уже десять лет, из них семь на должности детектива и так и не разобрался, что такое «маньячный взгляд». Но все свидетели как один утверждали после поимки убийцы, что замечали в нем то жестокость, то психоз, то ненормальность. И Тим всегда спрашивал, сообщали ли они об этом кому-нибудь, хотя знал, конечно, нет.

На самом деле, людям только хочется верить, что они раскусили психа еще до того, как тот коим оказался. Люди хотят верить, что чутье им подсказывало, что с этим парнем что-то не то, что у этой девушки на лице написано, что она не нормальная, но все чушь. Никто никогда не видел, что их сосед серийный убийца, не потому что он не подавал повода, а потому что они дальше своего носа ничего не видят. Тим всегда интересовался, почему не сообщили в полицию и ни разу не слышал внятного ответа.

Дэвид попался на неосторожности – оставленной на последнем месте преступления ручки, обычной шариковой ручки, красного цвета, с черным колпачком. На ней были следы крови и отпечатки пальцев. Тим никак не мог взять в толк, как же так? Десять лет скрываться, уходить от правосудия и проколоться на ручке? Благо, за годы службы он решил не вдаваться в подробности улик вроде: как такой умный человек забыл выкинуть нож? Почему не спалил тетрадь? Зачем оставил ручку? Все это его не интересовало, главное, что в итоги улики выводили на преступников, те исчезали с улиц города, а значит, на одного урода стало меньше, и ходить будет безопаснее. В сущности, ради этого он и работал, ради этого каждый день приходил в участок, корпел ночами над нераскрытыми делами. Тим знал, совсем он от всех не избавится, но вот так по сорняку, выдирая эти гнилые души, он верил, что делает мир чище. Эта мысль позволяла спокойно спать по ночам, помогала проснуться, придавала вкус кофе, а значит, и смысл жизни.

Из зала суда Дэвида сразу же увезли. И Тиму было его не жалко, за десять лет он убил пятьдесят детей и это только те, о которых известно, сам он сказал, что не помнит.

После Тим отправился в кафе, чтобы перевести дух, а потом в тюрьму, в которой Блэк дожидался суда. Перевалочный пункт, если по простому, тут не сидят полный срок, это как вокзал для отбросов общества. Тим прошел внутрь и сказал, что хочет взглянуть на личные вещи Дэвида, а поскольку в этом месте всем было плевать на личные вещи заключенных, Тима пустили прямо в камеру. И вправду, тетрадь там была: толстая, потрепанная, в сером переплете. Детектив пролистал ее в руках, оттуда ничего не выпало, затем распахнул на первой странице, на корочке в правом верхнем углу было написано «Собственность Дэвида Блэка», а посередине на первой странице всего одно слово, выведенное несколько раз синей пастой большими буквами:

СПИСОК

И больше ничего, Тим перевернул страницу и увидел имена и фамилии, рядом стояли даты, видимо год рождения. Далее были еще два или одно имя, мужское и женское, судя по всему. Тим решил, что это имена родителей или родственников, затем шли школы. Судя по датам рождения, список состоял из детей. А дальше шла полная ерунда: после названия школы он ставил двоеточие и просто перечислял имена, иногда с фамилиями, иногда без. А потом все заново с новой строчки: имя, фамилия, дата рождения, два или одно имя с такой же фамилией, школа, двоеточие и перечень имен. Так всю тетрадь. Очень много имен, подписанные школой и датой рождения, были зачеркнуты. Некоторые Тим узнал, это имена жертв, по крайней мере, на первых страницах. К концу зачеркнутых имен становилось меньше, более того, даты рождения шли ближе к настоящему, то есть это еще совсем малыши. И кое-что еще, практически под каждым именем ребенка были выведены разные слова: «насилие», «пожар» ,«автокатастрофа», «смерть брата» – огромное количество слов обозначающих несчастье или катастрофу, кое-где фразы повторялись. Тим не мог понять, что это, точно не способ убийства, потому что каждого из них маньяк убил ударом по голове.

– Вот долбанный псих! – сказал он пустой камере. Он ведь говорил что не помнит точное количество убитых детей, но они все записаны тут.

А самое главное, что чем дальше Тим перелистывал страницы, тем больше там было незачеркнутых имен, к концу тетради все имена остались без полосок сверху, эти дети живые, но все они находились тут, в его списке. И как же полиция не нашла эту тетрадь раньше? Как же он утаил ее от них? Но все просто, ответ поджидал его на последней странице. Дэвид написал: «Этот дневник я стал вести уже в камере». И на следующей строчке: «Оставь, не выбрасывай».

– Гребанный психопат!!! – заорал Тим и тут же понял, что на его вопли сейчас прибежит охрана. Он закрыл тетрадь, сунул во внутренний карман пиджака как раз за секунду до того, как в дверях показался рослый мужик с туповатым выражением лица.

– Сэр, все в порядке?

– Да, все отлично, – ответил он и ушел.

Глава 1

Тим проснулся и не сразу понял где находится, вокруг темно. Пару минут глаза привыкали: он то закрывал, то открывал их. Когда он не дал своему мозгу провалиться дальше в сон, то различил свою комнату. Хорошо, как минимум, то, что он до нее добрался. Последнее время Тим часто просыпался в три часа ночи на неудобном кресле в гостиной перед телевизором, в самой изощренной позе, в какую в здравом уме никогда бы не скрутился. Поэтому он порадовался, что вчера все-таки оторвался от тошнотворных телешоу и дошел до постели. Еще больше он обрадовался, когда рукой под одеялом нащупал руку жены, Тим повернулся на бок и обнял ее, она недовольно покряхтела, но подвинулась ближе. Значит Джимми дал ей поспать сегодня, потому что все чаще, когда он умудрялся поднять свое затекшее тело с кресла и брел в их спальню, Нолу он находил спящей у колыбели их новорожденного сына.

Джимми плохо спал без нее, Тим много раз предлагал ей не мучаться и класть младенца с ней в постель, хотя бы временно, а он бы ночевал в гостиной на диване, но она отказывалась, боялась его раздавить. Хотя Тим был уверен, что это невозможно. Нола никогда даже не пихалась во сне, и слышала, как Джимми начинает кряхтеть, еще когда он сам не понимает, что начал кряхтеть. Сон у нее был чуткий, он его называл «Материнский сон». Нола шутила что материнский сон – это его отсутствие. Как бы то ни было, каждую ночь сын будил ее по меньшей мере три раза за два часа. В какой-то момент, когда она уже укладывала его спящего в кроватку, Нола все еще держала на нем свою ладонь и ждала, чтобы Джимми не проснулся сразу, а привык к колыбели. В эти моменты она облокачивала голову на спинку и засыпала. Поэтому, Тим, бредя из гостиной, брал ее на руки и нес в кровать, она, конечно, снова подскакивала и убегала, когда ребенок просыпался.

Часы на ее прикроватной тумбочке показывали 4:15, Тим блаженно вздохнул: еще можно поспать как минимум час. Уже проваливаясь в сон, он услышал, что Джимми проснулся, сын начал тихонько поскуливать и выкрикивать отдельные звуки. Нола тут же среагировала, Тим удержал ее рукой, не давая встать.

– Я подойду к нему, спи, – сказал он и поднялся.

Колыбель Джимми стояла в комнате напротив, дверь в его комнату всегда была открыта, хотя Нола везде носила с собой радионяню. В его комнате горел слабый желтоватый свет, в сущности почти темно, но когда выходишь из спальни, где света вообще нет, он казался ярким. Джимми успел проснуться, пока папа дошел до его кроватки, он уже начал недовольно хныкать и размахивать своими пухлыми ручками, стараясь ухватиться за воздух. Когда перед ним появился Тим, он на секунду замолчал, а потом его личико снова скуксилось и Джимми заплакал.

– Эй, ну чего ты, надо дать маме поспать…– прошептал Тим, наклоняясь над колыбелью и просовывая руки под головку, попу и спину младенца. Он был не из тех отцов, которые боялись держать своих детей. Тим как-то сразу понял, что именно и где нужно поддерживать.

Когда он взял его и прислонил к себе, Джимми успокоился, но не заснул, просто хлопал своими глазками, причмокивая в поисках груди Нолы.

– Нет малыш, не там ищешь, пошли, потревожим маму, – Тим прошел в их спальню и подошел к краю кровати, Нола не спала. – Мы пришли поесть и сразу уйдем, если хочешь, – сказал Тим и положил сына рядом с матерью, она спустила лямку ночной рубашки и малыш сразу ухватился за ее разбухшую грудь.

– Потом унесешь, – шепотом сказала жена, смотря как Джимми шевелит ртом.

– Как хочешь.

Тим улыбнулся и сел на колени рядом с кроватью, это был один из каких-то чудесных моментов. Их жизнь в корне изменилась: они не высыпались, часто злились, но точно были счастливы. Со временем активные причмокивания сына стали слабее и тише, он засыпал.

– Может я принесу его кроватку к нам в комнату? У нее же спинка опускается, подставим с твоей стороны и ты сможешь его хотя бы кормить, не вставая?

Нола нахмурила лоб. Предложение было заманчивым, просыпаться она бы все равно просыпалась, но хотя бы не пришлось идти в другую комнату. Она переживала не только за то, что они могут столкнуть Джимми или лечь на него, она также знала, что Тиму будет неудобно спать на диване, он у них был довольно старый, а Тим последнее время очень уставал. Если приставить колыбель сына к их кровати, то он мог бы остаться с ними, но тогда Джимми и его будил бы каждый час. Тим хоть и говорит, что может спать в любом шуме, хоть бомбы взрывай, но она знала, что это не так. Издержки работы, много нервов, пришлось бодрствовать во сне и спать бодрствуя. Но тут Тим сказал то, с чем она не могла спорить.

– Ему тоже хочется спать с тобой, он не отрывался от тебя много месяцев, а тут ты кладешь его одного в другую комнату и дозваться тебя можно только, если начать кричать! Я бы тоже орал, милая. Пусть поспит с тобой хотя бы какое-то время, может у него сон крепче станет? – Тим поцеловал ее руку.

– Ладно, только одну ночь и принеси тогда колыбель, поставь тут, – она указала место со своей стороны кровати и сползла к малышу, чтобы поцеловать его пухлую щечку. Грудь у него изо рта вывалилась и он громко чмокнул, Нола улыбнулась и улеглась так, что сын оказался у нее подмышкой и прикрыла глаза, – Не забыть бы..

– Не забудешь, – сказал Тим и пошел за кроваткой.

Когда он вернулся они уже крепко спали, столько ночей мучений. Тим знал, что сыну мама нужна сейчас больше, чем ему, и поэтому не испытывал тревоги или раздражения, наоборот, радовался, что наконец они отдохнут.

Когда он все-таки управился с кроваткой, сна не было ни в одном глазу. Тим сначала хотел лечь рядом с женой и ребенком, постараться уснуть, но решил не тревожить их и отправился на кухню, заварить себе чай и, возможно, посмотреть телевизор.

Обнаружив, что чая совсем не хочется, Тим открыл холодильник и достал бутылку пива, чем не снотворное? Пока он открывал пиво, то в довесок понял, что и телевизор смотреть желания нет, поэтому отправился в свой импровизированный кабинет. Помещение примыкающие к гостиной, слишком маленькое для полноценной комнаты, и слишком велико, чтобы сделать из него кладовую, к тому же тут было окно. Одностворчатое, но оно пропускало достаточно света днем, чтобы Тим мог спокойно работать в те частые дни, когда приходилось брать с собой «домашнее задание». Нола сильно ругалась и обижалась, но ничего не поделать, он детектив, в такой работе, как и у врачей, нет графика. Он удивлялся и еще больше восхищался, как все-таки Нола его терпит и еще захотела родить ему сына.

Тим мечтал о ребенке с того самого дня, как они с Нолой решили быть вместе, она тоже часто заводила разговоры. Долго у них ничего не получалось, потом у Нолы был выкидыш и врач сказал, что в ближайший год им нельзя пытаться беременеть, здоровье жене не позволяло. В тот год он поймал Дэвида Блэка и благодарил Бога, что он не позволил их ребенку родиться раньше, до поимки Блэка и стать его возможной жертвой. Тим так и не понял по каким критериям тот убивал и за что убивал?! Врачи признали Дэвида вменяемым, он отдавал себе отчет во всех преступлениях.

С того дня как Тим нашел тетрадь в его камере, он изучил ее вдоль и поперек, узнал все про потенциальных жертв, чьи имена были не зачеркнуты, но так ничего и не понял. А может логики там и вовсе не было.

И вот, снова ночь, его семья под защитой, его сыну ничего не угрожает, он спит с матерью. Тим отпивает пиво в своем кабинете и довольный улыбается, вспоминая как забавно Джимми причмокнул, когда Нола его поцеловала.

Из окна Тим видел фонарь, не такой, который светит ярким белым светом, а тот что светил чуть приглушенным желтым, что превращало улицу в замершую сцену. Как будто спектакль только что закончился и все актеры уже ушли, остался только он, одинокий зритель. Его разум снова зацепился за ту тетрадь. Она лежала так далеко в его столе, чтобы не попадаться на глаза каждый раз, когда он открывал ящик, но на столько близко, чтобы он нашел ее сразу, как только захотел. А доставал он ее часто.

Тим подошел к своему столу и поставил бутылку. Секунды три он смотрел на ручку выдвижного ящика, задавая себе вопрос: «ну зачем она тебе сейчас, иди спать?!». Затем открыл ящик и просунул руку под две или три папки, его пальцы сразу узнали ее, шероховатая с загнутыми краями, казалось, что даже ее цвет ощущается руками.