Внешнеэкономическое измерение новой индустриализации России

Рынок неовеществленных технологий, в отличие от рынка машин и оборудования, практически полностью принадлежит развитым странам. Более того, около 75 % экспорта чистых технологий приходится на пять стран (США, Япония, Германия, Великобритания, Франция), в том числе на США – около 45 % (в 2010 г. – 50 %)[19 - World Development Indicators 2012. World Bank. Р. 332–334.].

США задают тон в международной торговле технологиями. Именно под их давлением, а также ЕС и Японии, в 1995 г. было подписано Соглашение по торговым аспектам прав интеллектуальной собственности (TRIPS), которое затем было инкорпорировано в свод правил ВТО, и сейчас является основным регулятором в этой сфере. В настоящее время законодательство любой страны, вступающей в ВТО, должно соответствовать базовым правилам, установленным TRIPS. Под влиянием тех же США в международной торговле технологиями начал утверждаться принцип, согласно которому трансферт технологий невозможен без наличия у принимающей стороны эффективной системы защиты прав интеллектуальной собственности.

Помимо TRIPS торговля технологиями подпадает под действие Вассенаарского соглашения по контролю за экспортом обычных вооружений и высоких технологий (товаров и технологий «двойного применения»), в соответствии с которым каждое государство само определяет, что из подобных товаров и технологий оно готово продавать и кому. Фактически это новая форма пресловутого КОКОМ (Координационного комитета по экспортному контролю). Опираясь на это соглашение, США регулярно определяют список критических технологий, трансферт которых ограничен (табл. 4.1. и 4.2).

Таблица 4.1. Критические технологии США, трансферт которых ограничен

Таблица 4.2. Ограничительная деловая практика при передаче технологий, применяемая американскими корпорациями

Но что еще опаснее – нарушение какой-либо компанией Правил экспортного контроля США может повлечь за собой ее включение в «черный» список. Последнее означает, что для нее устанавливается «презумпция запрета» на получение лицензий на экспорт, реэкспорт и трансферт любых товаров и изделий, изготавливаемых в США или по американским технологиям в других странах мира. На практике это равносильно полному перекрытию передачи технологий этой компании.

В марте 2013 г. в подобную ситуацию попала российская компания «Т-Платформы», крупнейший национальный производитель суперкомпьютеров. Наложенные на нее ограничения закрывают возможность не только для приобретения электронных компонентов в США, но и для заказа на любой фабрике мира чипов, самостоятельно разработанных специалистами «Т-Платформы», поскольку все фабрики подобного профиля используют американские технологии. Это означает фактически «запрет на профессию». Без соответствующей элементной базы, которая находится под полным контролем США, создание суперкомпьютеров невозможно.

Данный инцидент не единичен, за ним кроется системная проблема. В мире высоких технологий США, используя свои технологические достижения, заложили огромное количество пороговых ограничителей, благодаря которым в любой момент любое ненужное для них развитие может быть перекрыто. США держат под своим контролем большую часть технологий микроэлектроники и решают, кого и в какой мере к ним допустить. И миру придется в обозримом будущем жить с этими глобальными ограничителями.

Эффективным способом приобщения к иностранным научным достижениям и получения новейших технологий являются совместные научные исследования и ОКР. Их главное преимущество состоит в том, что результатом подобного взаимодействия могут стать самые современные «молодые» технологии, дающие наибольший экономический эффект. Другим их плюсом является то, что получение иностранной технологии сочетается здесь с распространением собственных. И, наконец, главное – подобное сотрудничество способствует усилению научного потенциала всех участников этого процесса.

Существует несколько уровней международного научно-технического сотрудничества: на двусторонней и многосторонней основе, в рамках межправительственных и межведомственных соглашений, соглашений между национальными академиями наук, различными университетами и другими научными организациями. Подобное сотрудничество охватывает как фундаментальные, так и прикладные исследования. Совместные же корпоративные НИОКР концентрируются преимущественно в сфере прикладных исследований. Тенденция к глобализации корпоративных НИОКР начала ощущаться в последней четверти прошлого века. Проявляется это в растущей доле зарубежного финансирования научных исследований в большинстве развитых и новых индустриальных стран, в создании исследовательских подразделений ТНК в благоприятных для такой деятельности странах.

ТНК открывают зарубежные исследовательские подразделения прежде всего для обеспечения потребностей собственных производственных мощностей, созданных в соответствующих странах. Основная функция таких центров – адаптация или усовершенствование продуктов и технологий ТНК к местным условиям. Впрочем, в последние годы деятельность зарубежных научных подразделений все чаще нацелена на использование глобального научного-исследовательского потенциала за счет включения в исследования научного потенциала принимающих стран. Размещение за границей НИОКР становится ключевым звеном в распространении своей технологии и в использовании иностранной.

Еще одним направлением интернационализации научных исследований становятся стратегические альянсы крупных ТНК. Прямые иностранные инвестиции (ПИИ) также имеют свои достоинства в качестве канала получения зарубежных технологий. В рамках подобного взаимодействия страна-реципиент получает не только инвестиции, технологии и опыт управления, но и ряд других высокотехнологичных услуг (консалтинга, маркетинга, подготовки персонала).

К сожалению, этот канал за последние годы несколько оскудел. Глобальный кризис сильнейшим образом отразился на ПИИ. Их объем в 2009 г. сократился почти вдвое по сравнению с пиковым 2007 г. Несмотря на то, что в 2010–2011 гг. наблюдался некоторый рост ПИИ, их объем (1,6 трлн долл. в 2011 г.) был далек от докризисного уровня. Более того, по данным ЮНКТАД, в 2012 г. объем ПИИ вновь резко сократился (до 1,35 трлн долл.). По прогнозам, в 2013 г. объем ПИИ может вырасти до 1,45 трлн долл., к 2014 г. – до 1,6, а к 2015 г. – до 1,8 трлн долл[20 - World Investment Report 2013. UNCTAD UN 2013.]. Очевидно, что в этих условиях конкурентная борьба за ПИИ между отдельными странами значительно обострится.

По итогам 2012 г. среди двадцатки стран – крупнейших получателей ПИИ, по версии Центробанка, Россия заняла девятое место (51 млрд долл.). Среди экспортеров ПИИ она на восьмом месте (51 млрд долл.). Крупнейшими экспортерами ПИИ в этом году были США – 329 млрд долл., Япония – 123, Китай – 84, Великобритания – 71, Германия – 67 млрд долл. Вместе с тем, рассматривая роль ПИИ в российской экономике необходимо учитывать ряд моментов. Во-первых, такие инвестиции не смогут стать ни решающим драйвером масштабного технологического обновления российской промышленности, ни выступить локомотивом инвестиционного процесса в целом. В 2012 г. по оценке Росстата, в российскую экономику поступило 18,66 млрд долл. США прямых иностранных инвестиций, что составляло лишь 5 % от общего объема инвестиций в основной капитал. При этом, в добывающие отрасли (добыча полезных ископаемых) было вложено 11,7 % из всего объема ПИИ, а в отрасли обрабатывающей промышленности – 31,9 %. Из обрабатывающих производств наибольший удельный вес по вложениям ПИИ занимают производство кокса и нефтепродуктов (12,5 %) и металлургическое производство (8,2 %). В производство машин и оборудования поступило лишь 0,9 % ПИИ, в производство электрооборудования, электронного и оптического оборудования – 0,6 % в производства транспортных средств и оборудования – 2,9 % (2,6 % в производство автотранспорта)[21 - Россия в цифрах 2013. М.: Росстат, 2013.]. Совокупный модернизационный эффект от ПИИ в российскую экономику выглядит достаточно скромным, поскольку лишь в самой незначительной степени касается отраслей, производящих продукцию инвестиционного назначения. ПИИ в другие отрасли основываются преимущественно на экспорте импортируемых технологий и оборудовании и вряд ли оказывают заметное влияние на развитие российского технологического потенциала.

Нетрудно оценить, что для увеличения доли инвестиций в российском ВВП хотя бы на 10 %,т. е. до 30 % ВВП, что является минимальным условием повышения темпов экономической динамики до 5,5–6 % годового прироста ВВП, необходимо дополнительно привлечь в российскую экономику порядка 200 млрд долл. США ПИИ, что находится за гранью реальности.

Ориентация российского правительства на широкомасштабное привлечение иностранных инвестиций для структурной модернизации национальной экономики выглядит достаточно странной, хотя и вписывается в логику «российского периферийного капитализма» в духе Вашингтонского консенсуса. В самом деле, какие, собственно, конкурентные преимущества для иностранных инвесторов может предложить Россия, благодаря каким макроэкономическим факторам национальная экономика может стать привлекательна для иностранных инвесторов по сравнению с другими центрами притяжения ПИИ? Такими факторами могут быть емкий рынок (как в Китае или Индии, но не в России), низкая стоимость рабочей силы при ее избытке и низких стандартах социального обеспечения (как в Китае или Индии, но уже не в России), низкая стоимость других факторов производства (энергетическая и сырьевая составляющая издержек). Действительно, высокая привлекательность России для иностранных инвесторов в обрабатывающем секторе промышленности, прежде всего в машиностроении, могла бы обеспечиваться за счет более низких внутренних цен на энергию, металл, пластмассы, которые формируют до 70 % издержек в крупносерийном машиностроении (автомобилестроение, производство строительной и сельскохозяйственной техники). Однако, в результате «свободного ценообразования по-российски» ценовые преимущества по металлам уже утеряны, а вывод на мировой уровень внутренних цен на газ и электроэнергию, скорее всего, «закроет» возможности окончательно[22 - В 2012 г., по оценкам Росстата, в страну было привлечено прямых иностранных инвестиций в размере 18,6 млрд долл. США, из которых в производство машин и оборудования, электрооборудования, транспортных средств и оборудования приходилось лишь 4,4 % объема ПИИ. (Россия в цифрах 2013. С. 480–483).].

На самом деле трудно представить в силу каких условий иностранные инвесторы должны наращивать инвестиционную активность в наименее привлекательных секторах российской экономики, где пассивны национальные предприниматели, сокращая, при этом, свою долю рынка аналогичных готовых изделий. Кроме того, приход ПИИ в обрабатывающей сектор национальной промышленности, как правило, связан с импортозамещением, перспективы которого, скорее всего, будут ограничиваться по мере наращивания присутствия России в ВТО.

В этой связи оживление прихода ПИИ в высокотехнологичный сектор российской промышленности скорее должно быть связано с устранением общих проблем, сдерживающих активизацию инвестиционной деятельности в этом секторе национальной экономики, а также с привлечением иностранных инвесторов к реализации конкретных инвестиционных проектов, инициируемых российской стороной, исходя из собственного понимания задач и приоритетов модернизации различных секторов национального хозяйства. В таком контексте важно сформировать эффективную систему приема иностранного капитала в приоритетные секторы национальной промышленности, включающую широкую и конкурентную сеть государственных институтов, коммерческих банков и страховых компаний, защищающих иностранный капитал от политических и коммерческих рисков, а также информационно-посреднических центров, занимающихся подбором и заказом актуальных для России проектов, поиском заинтересованных в их реализации инвесторов и оперативном оформлении сделок «под ключ».

Важным шагом в рамках мер по привлечению в страну иностранных инвесторов является решение о создании в начале 2011 г. нового фонда (Российский фонд прямых инвестиций, РФПИ) для совместных с иностранными инвесторами вложений в крупные российские проекты на сумму до 50 млрд долл. Таким образом, риски за вложения будут делить между собой государство и частники. Это должно развеять опасения инвесторов, которых пока отпугивает непрозрачность инвестиционного климата в России. Ожидается, что объем фонда составит 10 млрд долл., а распоряжаться им будет не государство, а профессиональное сообщество. При этом государство гарантирует свой выход из капитала фонда через семь – восемь лет.

РФПИ будет инвестировать от 50 до 500 млн долл. в каждый из инвестпроектов и рассчитывает обеспечить доходность в 10–15 % для суверенных фондов и 20–30 % для тех, кто готов к более рискованным вложениям. Приоритетными объектами для вложений определены, во-первых, российские медицинские и фармацевтические компании, которые обладают огромным потенциалом роста – объем потребления соответствующих товаров и услуг в России составляет в 7 раз меньше, чем в Европе, причем 80 % потребностей в лекарствах удовлетворяется за счет импорта. Во-вторых – объекты российской инфраструктуры, которая сильно нуждается в таких вложениях. Если целесообразность развития фармацевтики как приоритета для привлечения иностранных инвесторов в Россию не вызывает сомнений, то инфраструктурная направленность привлечения ПИИ вызывает вопросы, поскольку в мировой практике развитая инфраструктурная обустроенность регионов выступает одним из важнейших факторов привлечения прямых иностранных инвестиций. Собственно знаменитые китайские СЭЗ и решали эти вопросы. Другое дело, что основной технологический эффект от привлечения ПИИ может обеспечиваться за счет их динамичного тиражирования и наращивания собственного производственного потенциала. А это, в свою очередь, требует создания целой системы встраивания проектов ПИИ в национальную промышленную политику с ее собственными технологическими и структурными приоритетами, что успешно удается делать в КНР, но никак не удается запустить в постсоветской России.

Глава 5. Технологическая модернизация российской экономики и правила ВТО

Присоединение к ВТО, как утверждают некоторые отечественные эксперты, является серьезным препятствием для структурной перестройки российской экономики и осуществления промышленной политики. Отмечается, например, что правила этой организации предусматривают жесткие ограничения «на использование промышленной политики, необходимой, прежде всего, догоняющим странам», что такие ограничения невозможно обойти без опоры на государственную собственность, которая играла бы роль проводника этой политики[23 - Полтерович В. М. Приватизация и рациональная структура собственности. Научный доклад. М.: ИЭ РАН, 2012. С. 44.]. Это и подобные ему утверждения, по меньшей мере, спорны. И вот почему.

В преамбуле соглашения о создании ВТО есть упоминание о характере экономической политики, проводимой странами-членами. В ней, в частности, указывается, что отношения стран-членов «в области торговли и экономическая политика должны осуществляться с целью повышения жизненного уровня, обеспечения полной занятости и значительного и постоянного роста уровня реальных доходов и эффективного спроса, а также расширения производства и торговли товарами и услугами при оптимальном использовании мировых ресурсов в соответствии с целями устойчивого развития…»[24 - Марракешское Соглашение об учреждении Всемирной торговой организации (www.wto.ru).].

В правовой пакет ВТО входят около шестидесяти многосторонних соглашений и других документов. Но среди них нет специальных соглашений, каким-либо образом стандартизирующих проведение правительствами стран-членов промышленной политики. В документах ВТО зафиксированы нормы, которыми прежде всего и преимущественно должны руководствоваться национальные правительства при использовании инструментов регулирования внешней торговли товарами и услугами, защиты прав интеллектуальной собственности. В какой-то мере связанные с промышленной политикой вопросы затрагиваются несколькими соглашениями ВТО, в которых излагаются правила применения субсидий, технических регламентов и стандартов, а также запреты, относящиеся к регулированию прямых иностранных инвестиций.

Очевидно, что при реализации мер промышленной политики в соответствии с обязательствами, принятыми на себя Россией, в первую очередь потребуется учитывать положения ВТО в отношении промышленных субсидий. Субсидия определяется этой организацией как финансовое содействие со стороны правительства предприятию или отрасли производства, содержащее в себе льготу и дающее известное конкурентное преимущество этому предприятию или отрасли. Любое действие правительства или правительственного органа, которые предоставляют финансовые средства, товары, услуги и т. п. предприятию на условиях лучших, чем те, что существуют на рынке, содержит в себе льготу и, следовательно, может рассматриваться как субсидия.

Все субсидии ВТО делит на два вида: специфические и неспецифические. Субсидия является специфической, если субсидирующий орган предоставляет ее только отдельным предприятиям, группам предприятий или отдельным отраслям промышленности, т. е. носит избирательный характер. Но субсидия не рассматривается как специфическая, если установлены объективные критерии или условия получения субсидии, а само право на ее получение является общедоступным и автоматически действующим. Использование специфических субсидий может рассматриваться другими странами как основание для проведения расследований и принятия специальных ограничительных мер в отношении импорта субсидируемой продукции, применение же неспецифических субсидий таким основанием быть не может.

Правила ВТО направлены на ограничение или запрещение применения исключительно субсидий, которые оказывают неблагоприятное влияние на торговлю, давая конкурентное преимущество экспортеру или производителю субсидируемой продукции.

В зависимости от степени влияния на торговлю субсидии подразделяются на три условные группы (соответственно цветам светофора):

• категорически запрещенные субсидии (красный цвет), к которым относятся экспортные и импортозамещающие, т. е. предоставляемые на цели приобретения отечественной продукции взамен импортной. Против этих субсидий правительства стран, производители которых несут ущерб от субсидирования, могут в ускоренном порядке и по упрощенной процедуре применять ответные меры, в том числе вводить компенсационные пошлины;

• субсидии, «дающие основание для разбирательства» (желтый цвет). При установлении факта субсидирования использующая ее страна должна отозвать субсидию, а страна, которой наносится ущерб, может ввести компенсационную пошлину;

• субсидии, «не дающие основания для преследования» (зеленый цвет), или, другими словами, разрешенные субсидии. Они могут предоставляться государством неограниченно, в частности, на финансирование НИОКР, регионального развития, адаптации предприятий к новым требованиям по охране окружающей среды и в ряде других случаев.

Таким образом, в действительности правила ВТО по существу накладывают жесткие ограничения только на применение мер промышленной политики, имеющих своей целью финансовую поддержку государством либо экспорта, либо импортозамещения. Использовать такие субсидии Россия теперь не имеет права.

Нормы ВТО, касающиеся технического регулирования, направлены на то, чтобы не допустить использования национальных технических регламентов и стандартов в качестве нетарифных барьеров и максимально уменьшить их ограничительное воздействие на внешнюю торговлю. В связи с этим предусматривается, что упомянутые регламенты и стандарты должны основываться на международных стандартах, базироваться на научно обоснованных данных и информации. Вместе с тем ВТО разрешает странам-членам отклоняться от международных стандартов, если этого требуют фундаментальные географические или климатические факторы, либо фундаментальные технологические проблемы. С учетом всего этого можно предположить, что выполнение нашей страной обязательств в области технического регулирования каких-либо дополнительных проблем в реализации промышленной политики не вызовет.

Правила ВТО в определенной мере ограничивают регуляторную роль государства в отношении деятельности предприятий с иностранным участием. Они не позволяют устанавливать для таких предприятий какие-либо нормативы, которые определяли бы долю в их конечной продукции товаров местного производства, долю импорта в закупаемых ими материальных ресурсах, долю экспорта в общем объеме их продаж и т. д., трактуя эти нормативы как количественные ограничения.

Российской делегации удалось договориться о сохранении до 1 июля 2018 г. условий соглашений с ведущими мировыми концернами о промышленной сборке автомобилей на территории России, не соответствующих упомянутым нормам ВТО. В соответствии с этими соглашениями при ввозе в РФ автокомпонентов для сборки по-прежнему будут применяться льготные таможенные пошлины – от 0 до 5 %. Сохранятся и обязательства иностранных автопроизводителей довести к окончанию срока действия соглашений уровень комплектации автомобилей деталями, произведенными на территории России, до 60 %, наладить на предприятиях штамповку, сварку и окраску кузовов, установление на машинах 30 % двигателей и коробок передач российского производства, создать в России центры научно-исследовательских разработок. Но с середины 2018 г. упомянутые соглашения потеряют свою силу, и государству придется придерживаться норм ВТО, касающихся регулирования деятельности предприятий с участием иностранного капитала.

Отдельные российские исследователи также отмечают, что проведение промышленной политики в странах догоняющего развития (включая, видимо, и Россию) в настоящее время серьезно затруднено, поскольку возможности таможенного регулирования импорта в немалой своей части ограничены правилами ВТО. Из этого, по их мнению, вытекает, что «правила ВТО фактически перекрывают возможность создания национальных народнохозяйственных комплексов, сердцевину которых, как известно, образует обрабатывающая промышленность»[25 - Эльянов А. Глобализация и развитие // Мировая экономика и международные отношения. 2012. № 11. С. 11.]. Данное утверждение представляется излишне категоричным.

Следует напомнить, что обязательства по либерализации тарифных барьеров, действующие в настоящее время, взяты большинством стран-членов ВТО еще в ходе Уругвайского раунда многосторонних торговых переговоров, который завершился двадцать лет назад. Тогда участники переговоров договорились, что в течение пяти лет развитые страны снизят средний уровень таможенных пошлин на промышленные товары на 40 %, а развивающиеся – на

/

от этого уровня. Они также взяли на себя обязательства «связать» подавляющую часть импортных пошлин, то есть не повышать их в будущем в одностороннем порядке. Развитым странам предстояло довести долю «связанных» пошлин в общем их количестве до 97 %, а развивающимся – до 91 %. Кроме того, США, Япония, ЕС и Канада обязались ликвидировать пошлины на лекарственные препараты, медицинские инструменты, строительное оборудование, сельскохозяйственную технику, черные металлы, мебель, бумагу, пиво, крепкие алкогольные напитки и игрушки[26 - Дюмулен И. Всемирная торговая организация. М.: Экономика, 2003. С. 39.]. С тех пор обязательства по снижению пошлин принимали на себя только страны, присоединявшиеся к ВТО после ее создания.

Анализ действующих таможенных режимов стран-членов ВТО и стран-наблюдателей, ведущих переговоры о присоединении к этой организации, показывает, что в подавляющем большинстве развивающихся стран ставки импортных пошлин на готовую продукцию остаются заметно более высокими, чем в странах развитых. В отдельных случаях разница по готовой продукции в целом составляет 15 раз, по машинотехнической продукции – 30 раз. Во многих развивающихся странах величины пошлин на ввоз машин, оборудования и транспортных средств достигают двузначных значений, тогда как в Норвегии и Японии такие пошлины вообще не взимаются (табл. 5.1).

Таблица 5.1. Средневзвешенные ставки импортных пошлин на готовую продукцию в отдельных странах (%)

Составлено по: данные UNCTAD Handbook of Statistics 2012. P. 256–271. (www.unctad.org).

Подсчеты показывают, что во включенных в таблицу развивающихся странах средний уровень таможенного обложения ввозимой химической продукции составляет 11,5 %, машинотехнической – 16,6, другой готовой продукции – 39,3 %. Эти страны, следовательно, располагают вполне реальными возможностями протекционистской защиты своих производителей с помощью ставок импортного тарифа. Кроме того, как показывает практика, большинство развивающихся стран заметно занижает официальные курсы своих национальных валют относительно ППС, что служит для них дополнительным средством защиты внутреннего рынка. Однако использование высоких импортных пошлин в целях защиты национального производства оборачивается для предприятий стран догоняющего развития возникновением финансовых трудностей в осуществлении импорта промышленного оборудования, с помощью которого можно было бы осуществлять их техническое оснащение. Другими словами, тарифный протекционизм выступает не только инструментом защиты отраслей национальной промышленности, но и определенным тормозом индустриализации, в том числе создания обрабатывающих отраслей.

Россия, в отличие от развивающихся стран, до присоединения к ВТО не применяла в отношении ввоза готовой продукции чрезмерно высокие импортные пошлины. Ставки этих пошлин были умеренными, что позволяло, с одной стороны, защищать внутренний рынок, а с другой – не перекрывало отечественным предприятиям обрабатывающих отраслей возможность модернизировать производственные процессы с помощью оборудования иностранного производства. До глобального кризиса правительство пошло даже на то, чтобы обнулить импортные пошлины на оборудование, непроизводимое в нашей стране. По условиям присоединения к ВТО, согласно сложившейся в этой организации практике, нашей стране пришлось пойти на определенную либерализацию импортного тарифа, и к окончанию переходного периода средневзвешенная ставка пошлины на промышленную продукцию должна быть снижена до 6,4 % (11,3 % – до присоединения).

Для адаптации к деятельности в рамках норм и правил ВТО государству и бизнесу в соответствии с документам о присоединении отпущено семь лет. За это время государственные органы должны научиться строить промышленную политику так, чтобы она не противоречила принципам открытой и справедливой торговли, исповедуемым многосторонней торговой системой.

Следует иметь в виду, что договоренности о снижении тарифных ставок, достигавшиеся в рамках ГАТТ/ВТО, также как и односторонние меры отдельных правительств, направленные на облегчение режимов, не всегда и не во всем устраивали участников многосторонней торговой системы. Часть из них стремилась, как формулируют эксперты ВТО, «идти дальше и быстрее», чем это предусматривали обязательства в ГАТТ/ВТО. Результатом неудовлетворенности участников международной торговли масштабами и темпами многосторонней либерализации стал всплеск интереса к заключению региональных (двусторонних и многосторонних), а потом и трансконтинентальных соглашений об экономическом сотрудничестве, в том числе и выходящим за рамки соглашений ВТО по охвату областей взаимодействия[27 - Подробный анализ эволюции и содержания преференциальных торговых соглашений содержится в World trade report 2011 (The WTO and Preferential trade agreements: from co-existence to coherence. WTO, 2011. P. 40–248 (www.wto.org)).]. В ВТО они получили название региональных торговых соглашений – РТС. Членов ГАТТ также подталкивал пример опережающей либерализации торговли Европы, где последовательно и успешно осуществлялось продвижение по пути экономической интеграции.

В последнее десятилетие число РТС стало расти лавинообразно, не прекратившись и даже усилившись в период глобального кризиса. Связано это, помимо отмеченных выше причин, в том числе и с возрастающей остротой противоречий между ведущими странами, проявляющихся в ходе переговоров Дохийского раунда, утратой участниками переговоров уверенности в возможностях ВТО прийти к консенсусу в отношении содержания соглашений, которые намечалось принять по его итогам.

В целом за время существования многосторонней торговой системы в секретариат ГАТТ/ВТО поступило 546 нотификаций о заключении РТС[28 - Учет соглашений в ГАТТ/ВТО ведется раздельно по торговле товарами и торговле услугами, хотя зачастую в подписанных соглашениях одновременно оговариваются преференции по тому и по другому направлению торговли. В результате общее количество соглашений содержит элемент двойного счета.], из которых 363 относятся к числу действующих (данные на начало 2013 г.). В этих соглашениях участвуют все члены ВТО, за исключением Монголии, каждый член ВТО входит в число участников примерно 13 соглашений.

Быстрое развитие сети региональных торговых соглашений закономерно привело к усилению их роли в международной торговле. Объем экспорта стран-участниц РТС на рынки партнеров по этим соглашениям в течение 1990–2008 г. рос быстрее, чем мировой экспорт в целом, а удельный вес внутрирегиональных поставок в общемировом экспорте увеличился за указанный период с 28 до 51 %, т. е. в 1,8 раза[29 - World trade report 2011. WTO. P. 64 (www.wto.org).].

Отличительная особенность данных соглашений – их либерализационный характер, при котором два или более партнера предоставляют друг другу взаимные преференции. Среди нотифицированных и вступивших в силу преобладают соглашения о свободной торговле (58 % всех соглашений) и экономической интеграции (31 %). Заметно меньший удельный вес приходится на соглашения о таможенных союзах (7 %) и о либерализации условий торговли с частичным охватом товарной номенклатуры либо секторов экономики (4 %). При этом все соглашения, как отмечают эксперты ВТО, можно разделить на две условные группы. К первой из них относятся так называемые соглашения «ВТО плюс», в которых партнеры договорились о преференциях в областях, регламентируемых правилами ВТО (например, в отношении антидемпинга, компенсационных пошлин, технических барьеров, санитарных и фитосанитарных мер, деятельности государственных торговых предприятий и т. д., всего в 14 областях). Во вторую группу входят соглашения, в которых намечаются согласованные действия в сферах, не входящих в компетенцию ВТО, – политика конкуренции, движение капиталов, законодательство по охране окружающей среды, борьба с коррупцией и пр., всего 38 сфер. Они получили название «ВТО-Х».