Дева дождя

Колонна призраков покидала кишлак, населённый живыми. Уже на самой околице им повстречалась кошка. Она шла по своим делам, сторожко озираясь – очевидно, опасалась собак. При виде процессии шерсть животного встала дыбом, и кошка с диким мявом унеслась прочь.

– Скажи, командир, – подал голос кто-то из экс-моджахедов. Слова странно звучали в его устах, точно русский синхронный перевод, наложенный поверх приглушённой нерусской речи. – Они что… видят нас?

Пауза. Долгая пауза – очевидно, Конвоир не счёл вопрос существенным…

– Из всех живущих кошки чувствуют нас сильнее всех, – шипит ровный мёртвый голос.

Ни малейшего удивления никто не высказал. Посланец из мира мёртвых ясно обозначил – теперь все они по одну сторону невидимой стены.

* * *

– … Душу усопшего раба твоего упокоооооой!

Свечи, густо натыканные в грибовидном раззолоченном подсвечнике, казалось, колыхались в такт густому голосу, гулко разносившемуся под сводами храма. Или это всё же колебался густой, тяжёлый воздух, пропитанный запахами ладана, горелого воска и человеческого пота?

И страшной, нечеловеческой тоски.

Все вокруг крестились, и Марина тоже тыкала сложенными в щепоть пальцами куда-то себе в лоб, плечи и низ живота. Впрочем, сознательное участие Марины в этом процессе было минимальным, если не сказать – незначительным. Похоже, тело её окончательно разочаровалось в способностях хозяйки как-то управлять жизненными ситуациями и отныне намерено было полагаться только на себя. Вот и сейчас, в церкви, оно знало, что делать…

Вообще-то ни Марина, ни тётя Надя никак не могли причислить себя к рьяным богомольцам. Во всяком случае, до сего дня Марина смутно помнила лишь один-единственный визит в храм, и воспоминания эти не были особо приятными. В памяти сохранились лишь фрагменты – она, голенькая, незнакомый бородатый дядька в блескучих одеждах, какая-то лохань… мокро… Она тогда ещё ревела, громко и от души, ощутив чужие ладони на своём голом теле…

А вот сейчас слёз нет. Ни капли, как в Сахаре.

Это Надежда Алексеевна, не находившая себе места после гибели сына, затеяла поход в церковь в надежде хоть как-то уменьшить давящее неизбывное горе. Марина, все эти дни безропотно помогавшая несостоявшейся свекрови, вызвалась сопровождать полубезумную женщину…

Девушка чуть усмехнулась. Полубезумную… Не ей, Марине, говорить. Сама-то она нормальная или как?

Странное состояние, возникшее ещё тогда, в тот страшно далёкий вечер – до того, как грянул очередями в упор телефон – закрепилось за эти дни. Марина уже начала привыкать, что ли, к этому ощущению – будто она вышла из собственного тела, стоит рядом, невидимая и неощутимая… А тело живёт своей жизнью. Ходит, машет руками, кивает головой… Оно оказалось очень умным, её тело, ему были под силу даже довольно сложные деяния. Например, помощь в оформлении документов на погибшего или подготовка поминок к девятому дню. Правда, в университет Марина пока не ходила. Поскольку не видела смысла в неподвижном сидении тела в аудиториях и отстранённом наблюдении за передвижением разных фигур у доски и в коридорах «альма матер».

Народ потянулся к выходу, из чего Марина заключила, что обряд закончен. Она прислушалась к себе. Стало ли легче? Хм…

На улице ярко светило холодное осеннее солнце. Череда серых дождливых дней кончилась, но девушка знала из той, прошлой жизни – ясный денёк в октябре, это к ночным заморозкам. Тепла уже не будет, и вслед за осенней хмарью идёт настоящая зима.

– Спасибо тебе, Маринушка… – тётя Надя поправляла сбившийся платок. – Не оставляешь ты меня одну…

– Как можно, тёть Надь… – она даже сумела чуть улыбнуться. – Я завтра пораньше приду, девятины готовить. Если что… звоните.

Ну вот, думала Марина, глядя в спину удаляющейся несостоявшейся свекрови. Завтра уже девять дней… Потом будет сорок. Потом полгода, год… Время идёт неумолимо. Какое-то время друзья и родственники будут вспоминать Лёшку… вздыхать, выпивать не чокаясь… Потом как-то само собой получится, что в этот день куча дел, ну никак не удалось вырваться, чтобы съездить на кладбище… но мы помним, да…

Вот только тётя Надя, пожалуй, уже не оправится от удара. Будет вздыхать, лить слёзы в подушку… или просто не спать, смотреть в потолок ночь напролёт.

А она? Она сама как же?

Марина криво усмехнулась. Нет, не надо обманывать себя. Молодое, здоровое тело пересилит беспомощную хозяйку, втянет её в себя, прекратив мучительное раздвоение. Пусть и не сразу. Она закончит университет, потом найдётся парень… или уже взрослый мужчина… Она даст согласие и будет жить, как все. Работа, кухня, ночью тело примет нужную позу… Вероятно, она даже будет испытывать к мужу тёплые чувства. Благодарность, привязанность… что там ещё…

Вот только этой любви у неё больше не будет.

Она обернулась к храму.

– Бог! Слышишь ли ты меня?! Говорят, ты добр, мудр и справедлив! Ну так ответь мне – в чём тут мудрость, доброта и справедливость?! Почему он убит за чей-то чужой долг?! Почему мы не могли быть счастливы вместе?! Ответь! Ответь же!!

Марине казалось, что она кричит во всю силу лёгких, на самом же деле губы лишь чуть шевелились, и горло издавало какое-то невнятное потустороннее шипение, отдалённо похожее на человеческую речь. Как будто говорит призрак, всплыла откуда-то уже совершенно посторонняя мысль…

– Молчишь? Молчишь… Я знаю, почему ты молчишь, бог. Тебе просто нечего сказать. Поэтому ты молчишь всегда!

– Напрасно ты так скандалишь, красавица, – раздался сзади грудной женский голос, спокойный и лишь едва заметно насмешливый. Девушка резко обернулась. Жгучая горечь, переполнявшая душу, поднялась удушливой яростной волной. Ещё какая-то нищенка, прицерковная крыса будет над ней тут издеваться…

Стоявшая в трёх шагах женщина нимало не походила на «прицерковную крысу». Правда, одета она была довольно просто и неброско – так обычно одеваются в Союзе крепкие хозяйки средних лет, не готовые переплачивать фарцовщикам за все без разбору закордонные шмотки, но и имеющие средства, достаточные, чтобы не ходить в чём попало. Девушка окинула незваную собеседницу взглядом с ног до головы. Лет тридцать с мелочью… а может, ближе к сорока… Светло-русые волосы, гладко зачёсанные назад. Фигура чуть полноватая, но талия вполне. Высокая грудь, ноги тоже не подвели, правильный овал лица и прямо-таки классический нос… Серая юбка чуть ниже колена, добротный жакет – всё в тон глазам. Мда, глазам… Вот глаза у дамы были примечательные. Мудрые, всплыло в памяти подходящее слово… и ещё что-то про рентгеновский аппарат.

– Я говорю, напрасно ты так, – повторила дама, но уже без тени насмешки. – Таким образом ничего не получится.

– Женщина, у вас ко мне дело? – довольно грубо спросила Марина. Незнакомка чуть удивлённо приподняла бровь.

– У меня? Это у тебя ко мне дело.

– И какое же? – в эти слова девушка собиралась вложить столько яду, что ни одной африканской кобре не мечталось. Однако вышло нечто совсем противоположное. Вопросительно-просительная такая интонация, и голос дрожащий…

– Пойдём-ка, – коротко кивнула женщина и пошла, не оглядываясь. Очевидно, дама не сомневалась, что гражданка Кострова проследует за ней совершенно безропотно. Аферистка, конечно, такие возле храмов господних и ошиваются, ища ополоумевшие от горя жертвы…

Однако тело Марины и на этот раз оказалось умнее хозяйки. Девушка с некоторым удивлением обнаружила, что идёт за незнакомкой, как дворняжка, которую поманили котлеткой.

– Вот тут, пожалуй, нам никто не помешает, – произнесла дама в сером, присаживаясь на скамейку, каким-то чудом уцелевшую в крохотном скверике. Марина с сомнением посмотрела на сиденье – инстинкт городской жительницы, не ждущей от скамеек ничего лучше измазанного платья и порванных колготок. Однако лавочка оказалась на удивление чистой, как будто её покрасили только вчера.

– Слушаю вас, – напряжённым голосом сказала девушка, присаживаясь на край скамьи. Женщина чуть улыбнулась.

– И снова ты неверно подходишь к делу. Это я тебя слушаю.

Они встретились глазами. В глазах аферистки, привыкшей ловить и охмурять клиенток возле церквушек, клубилась мудрая печаль. А, наплевать!

– Я хочу, чтобы он остался жив, – заявила Марина, сжав зубы.

– Точно? – во взгляде незнакомки теперь преобладал рентгеновский аппарат.

– Абсолютно.

Взгляд серых глаз утратил рентгеновскую пронзительность, ушёл куда-то в себя.

– Что ж… Каждый может высказать желание. Если желание праведно, то есть не направлено во вред иным живущим, оно будет услышано и рассмотрено. Только вот исполняются не все желания, пусть даже праведные. Лишь те, за которые желающий готов и способен заплатить нужную цену.

Ну вот мы и добрались до сути вопроса, усмехнулась про себя Марина. Чего она ещё ожидала от аферистки? Глаза, видите ли… И, чтобы закончить с данным эпизодом – перед тем как послать даму подальше – она грубо спросила:

– Сколько?

– В смысле? – взгляд дамы, пребывавший в недрах таинственной души, вновь обернулся наружу.

– В смысле – рублей. Или вы берёте этими… долларами? А может, золото пойдёт?

Незнакомка откинулась на спинку скамьи, взгляд стал тоскливо-утомлённым.