Дедовские страсти

Дедовские страсти
Ольяна Чарцова

Молодые люди из благополучных семейств вступают в тайный брак. Что это? Внезапно нахлынувшая всепоглощающая страсть или вечная любовь? Действие происходит в российском поместье в середине XIX века. Блестящий офицер Андрей Мордас прибывает в Дедово на побывку к бабушке и встречает там юную Софию Страстнову, проживающую в соседнем имении. Эта роковая встреча завяжет цепочку событий, которым дано будет изменить ход судеб.

Дедовские страсти

Ольяна Чарцова

Благодарности:

Ольга Николаевна Терехова

© Ольяна Чарцова, 2019

ISBN 978-5-4496-6778-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1923 г. Матушка Амвросия

Высокий берег. Одинокая сосна. Пронизывающий ветер. Над рекой бредет, опираясь на клюку, согбенная старушка в монашеском платье. Следом – юный красноармеец в шинели на вырост: тонкая шея торчит из воротника грубого сукна, красные руки с цыпками судорожно сжимают штыковое ружье – видно даденное тоже на вырост. Ворона и воробушек.

Монахиня приостановилась, приложив руку к груди. Глянула на парнишку. Лицо ведьмы: кожа – скомканная пергаментная бумага, тонкий крючковатый нос, а глаза – темно-серые, цвета грозового осеннего неба и такие же бездонные.

– Подожди, сынок. Дай передохнуть!

– Не велено!

– Ты на смерть меня ведешь? Грех это, большой грех!

Мальчонка дернулся и взвизгнул петушиным голосом:

– Бога нет! И греха никакого нет! Иди, давай, проклятая старуха!

Игуменья, пошарив в складках платья, достала ладанку, сверкнувшую на солнце, пробившемся лучиком сквозь нависшие тучи, и протянула ее красноармейцу. В ссохшейся курьей лапке бабы-яги лежало сокровище, расшитое бисером, блистающее рубиновыми каплями крови и осколками горнего неба.

– Возьми, сбереги, да отпущены будут грехи твои!

– Не надо мне ничего! Иди ужо! – Внезапно басом, наставив ружье.

Матушка, по-птичьи склонив голову, и протягивая ладанку, неловко разворачивается. Ее клюка попадает в сплетение корней одинокой сосны, старушка спотыкается, нелепо взмахивает рукой, и черной птицей с перебитым крылом летит с крутого берега прямо в воду.

Ладанка, выскользнувшая из руки, описав дугу, искоркой падает к ногам отрока.

На глади реки темнеют распластанные крылья одеяния матушки Амвросии, постепенно набухая, затягивают ее в глубину вод.

Пузырьки воздуха, смутное сплетение покачивающихся водорослей, ребристый песок на дне.

– Андрей! Господи, спаси!

А на берегу мечется маленький воробушек с большим ружьем. Замер, всматриваясь в мутный омут. Ничего не видать. Звенит тишина. Оглянулся пугливо и, перекрестившись, подобрал сверкающий мешочек. Скок-поскок. Убежал.

1850 г. Счастливое семейство

Бывали ли вы в провинции? Не путником, окидывающим на ходу восторженным взглядом тучные поля и пролетающие мимо березовые околки. А так, чтобы выехать на все лето в глушь, в деревню, где есть лес, речка, незатейливые местные развлечения, вечерние посиделки за самоваром. День изо дня одно и то же: время течет неспешно, завораживающе бесконечно. И никакой связи со столичным, вечно озабоченным и куда-то спешащим миром. Весть, прилетевшая из города, становится событием мирового масштаба, а неизвестный человек, появившийся на горизонте, обещает необычайные впечатления. Впрочем, люди, обитающие в провинции, ничем не отличаются от нас, столичных штучек. Также любят и радуются, предают и жертвуют собой. Пожалуй, они поближе к земле будут, поскольку на земле этой живут и питаются ее плодами. Да еще одолевает русского провинциала неистребимая тяга: «В Москву! В Москву!».

«Аннушка! Софьюшка! Сергей! Собирайтесь! Мы едем в Москву!» – Граф Алексей Иванович Страстнов, дородный русский барин в шлафроке и бакенбардах, метался по гостиной вприпрыжку как мальчишка, сжимая в руках журнал «Отечественные записки».

– Какая Москва? В разгар лета! Да у нас и денег нет, оброк еще не собрали! – из столовой выплыла супруга его Анна Леопольдовна, пышнотелая блондинка, похожая на белую аккуратную курочку хохлатку.

– Аннушка! Мое стихотворение напечатали! Вот! Смотри!

Алексей Иванович судорожно начал перелистывать страницы, затем кинулся искать очки.

– Нашел! Вот! «Послание к Киприде». И подпись: Граф С-ов. Граф С-ов – это я! Не обманул-таки Смирдин. Напечатал, как обещал.

На этих словах в дверях объявилась дочь Алексея Ивановича София, хрупкая светловолосая барышня шестнадцати годов и, увидев отца, величественно стоящего посреди гостиной с воздетой к небу рукой, зажимающей заветный журнал, в восторге захлопала в ладоши.

– Папенька, ты у нас теперь Пушкин! А за какой надобностью всем в Москву ехать?

– А за той надобностью, что не пристало нам теперь в деревне прозябать. Прославил-таки я имя Страстновых в пиитическом мире.

София глянула на маменьку и та решительно перешла в наступление.

– Алексей Иванович, у Софьюшки первый сезон в Петербурге. К осени освобождается наш дом на Миллионной. Если сейчас в Москву ехать, где мы будем жить? Глупая затея.

Алексей Иванович сник, подумалось ему, что не ценят и не понимают его в этом доме. Но тут милая его душе старшая дочь София, отвлекла внимание от горестных мыслей, в которые он совсем было погрузился.

– Папенька, а с сегодняшней почтой письма были?

– Письма? Да. Помнишь соседа нашего, Александра Сергеевича? Так он, как вернулся из-за границы, вздумал оперу написать по неоконченному произведению тезки своего Алексан Сергеича Пушкина «Русалка». Помнишь?

– Да, папенька.

И София, встав в театральную позу, взялась декламировать загробным голосом:

«Веселой толпою
С глубокого дна
Мы ночью всплываем,
Нас греет луна…»

Следует сказать, что старшая дочь Страстновых, девица живая и затейливая, обожала всяческие шарады и декламации. Но Анна Леопольдовна отчего-то сильно встревожилась, захлопотала, стала Софьюшку увещевать, что, мол, будет баловаться и утопленницу всуе поминать, взялась жаловаться Алексею Иванычу, что зря он дочку к книжкам приохотил, ей замуж надо готовиться, рукоделие, варенье, платьев парижских пошить к сезону.

А у Софии перед глазами: водоросли, колышущиеся в мутной воде, луч солнечного света, пронизывающий зеленоватую толщу, плавно опускающаяся на песчаное дно детская кружевная туфелька, и комариным писком давит на уши тяжкая сила, переходящая в барабанный бой.

Увидев, что доченька ее побледнела и замерла, Анна Леопольдовна закудахтала, суетливо поправляя новую шантильку, доставленную из Бельгии и все время сползающую на плечи.

– Что, Софьюшка, опять нахлынуло? Деточка моя, если ты будешь все время за книжками сидеть, то плохо кончишь, как кузина моя Лизанька. Она вон тоже все училась, это ж надо, одиннадцать языков знала, стихи сочиняла! Вот чахотка ее и настигла. Барышням книжки читать вредно.