Карьера Югенда

Громкий кашель заставил его вздрогнуть. Он нервно оглянулся. Аксель! Вечно крадётся, как кот! Аксель, стоя в дверях, играл крагами и ослепительно улыбался. И отец невольно вернул ему улыбку.

– Ты несносен, Аксель! Когда возьмёшься за ум?

А ведь он совсем уже взрослый… Не для того я растил единственного сына, чтобы сдать его на пушечное мясо. И не для того я учреждал фирму, чтобы её растащили вандалы – неожиданно для самого себя злобно подумал, всегда такой патриотичный, герр Дерингер. И твёрдо произнёс:

–Аксель, поезжай немедленно к дяде Клаусу. Я обо всём договорился, но твоё присутствие обязательно.

– К дяде Клаусу? Но зачем?

– Он даст тебе … конверт. Привезёшь мне. Это срочно!

– До завтра полежит эта бумажка? У меня старт в «Дойче Югенд».

– Нет! Поезжай прямо сейчас! Завтра может быть… поздно. Поторопись!

Аксель поспешно ретировался. Воровато оглянулся, по детской привычке, – не видит ли бонна? – он влез на перила и скатился с лестницы, прямиком за руль лакового чёрного «BMW». Такой только у нас и у Риббентропа, весело усмехнулся Аксель, вспомнив слова отца, и повернул ключ зажигания. Автомобиль послушно тронулся, зашуршав шинами по гравию. И тут же грянул щедрый тёплый дождь, будто кто-то там, наверху, включил душ. Пешеходы разбегались как тараканы в поисках укрытия.

…Пожалуй, теперь можно опустить стёкла. Как посвежело, как легко дышится!

Дождь на совесть омыл весь город. Зелень деревьев бриллиантами сверкала. Блестели лужами шоссе. Дамы складывали зонтики, тщательно стряхивая с них дождевые капли. Птицы весело зачирикали. А небо синело безмятежно, будто не оно только что окатило их всех, как из ведра. Фридрихсштрассе, номер двадцать пять. Вот он, этот особняк. Верно, солидный. Но нуждается в ремонте. Мраморные ступени лестницы сильно стёрты. Что на часах? Без двух минут десять. Вовремя.

Взвизгнули тормоза, и Длинный очутился на тротуаре прямо перед крыльцом клиники доктора Бойля. Отец велел зайти – попробуй-ка, ослушайся.

Аксель легко взбежал вверх по мраморной лестнице и скрылся за тяжёлой дубовой дверью. Он очутился в прохладном просторном холле и с любопытством огляделся. Всё так же – вдоль стен стояли низкие диванчики, какие-то пальмы в кадках – ухоженные. За стойкой администратор – бесцветная фигура неопределённого возраста, в строгом деловом костюме. Непроницаемые глаза спрятаны за стёклами очков. «Неопределённого пола», выразился бы отец.

– Доброе утро. Аксель Дерингер – к герру Бойлю. Мне назначено.

– Доброе утро, герр Дерингер – поприветствовал (или поприветствовала?) его администратор, равнодушно его оглядев.

Поприветствовала.

Она выскользнула из-за стойки и бесшумно заскользила впереди, слегка покачивая бёдрами. Хорошая фигура, но она ею не пользуется. Строгий серый костюм, недурно пошит, и туфли-лодочки, без каблуков. Как тапочки… Не люблю женщин в тапочках. Мне по душе те, что ходят на высоких каблуках. Вернее, одна из них. Она, единственная… Зачем отец так настаивал? Обделывали бы сами свои тёмные делишки!

Тем временем они добрались до массивной двери с золотой табличкой -«Доктор Клаус Бойль». Администратор исчезла за дверью, но через секунду появилась и торжественно объявила:

– Герр Дерингер! Герр Бойль готов вас принять.

Аксель исчез за дубовой дверью.

XI

Доктора Бойля, с убелённой сединой гривой волос представительного мужчину лет пятидесяти, с крупными благородными чертами лица, Аксель знал с детства. Герр Бойль, как Творец, восседал за письменным столом на фоне множества дипломов и сертификатов в рамках. Завидев Акселя, доктор Бойль радушно улыбнулся, продемонстрировав ряд великолепных крупных зубов (интересно, они настоящие? – задумался Аксель), поднялся из-за стола и двинулся навстречу Акселю. Они радушно потрясли друг другу руки.

– Здравствуйте, дядя Клаус! – Аксель, ослепительно улыбаясь, расположился в мягком удобном кресле.

– Здравствуй, дорогой! Как твои дела? Я слышал, ты женишься на Марте Дархау? – доктор Бойль радушным жестом пригласил Акселя садиться в удобное кресло для посетителей, а сам устроился напротив.

– Да. Правда, дата свадьбы ещё не назначена.

– Поздравляю! Значит, на фронт не собираешься? Нынче это так модно – воевать. Прямо какое-то поветрие.

– Нет, дядя Клаус, я не поклонник этой моды. Мои политические взгляды Вам известны.

– Да-а… – протянул доктор Бойль, рассеянно глядя в окно на разгоревшийся летний день. Мыслями он был далеко, на кроваво-красном востоке. – Скоро гром побед докатится и до нашего дома, – вдруг выпалил доктор Бойль. – Ты знаешь, Дитрих сегодня утром… объявил нам, что едет на фронт. В Россию! Как с цепи сорвался. В последнее время с ним невозможно иметь дело!

– Вчера забрали Марка. В трудовой лагерь, – Аксель, добрая душа, попытался отвлечь доктора от его боли. Неудачно.

– Его-то за что?! – вскинулся доктор Бойль.

– За то, что его отец – еврей.

– Но его мать – чистокровная немка! – горячо возразил доктор Бойль, так, будто от Акселя только и зависела судьба этого несчастного. – А сам он – один из лучших фармацевтов в городе. Не исключаю, что и в стране!

– Происхождение нынче важнее профессионализма.

– Кто же будет вас лечить? – тихо, сам себя спросил доктор Бойль. – Похоже, и мне придётся закрыть практику. Я гол как сокол… Куда мы катимся?!

– На восток, – неловко пошутил Аксель, и тут же густо покраснел. Вспомнил, дурачок, про Дитриха. – Простите…

Но доктор Бойль его уже не слышал. Он погрузился в какое-то странное оцепенение и сидел неподвижно, как изваяние. Аксель негромко кашлянул. Доктор Бойль, едва заметно вздрогнув, взял со стола запечатанный конверт и, немного поколебавшись, подал его Акселю.

– Аксель, твой отец говорил мне… Он просил … передай ему вот это. К сожалению, это всё, чем я могу помочь,– потупившись, вдруг забормотал скороговоркой доктор Бойль, всегда такой степенный. – Времена нынче неспокойные. Очень неспокойные.

Аксель кивнул и, не глядя, сунул конверт во внутренний карман пиджака. Доктор Бойль поднял глаза на чужого сына, который собирался уйти, чтобы остаться. В Дрездене. В безопасности, со своей семьёй.

– Не отчаивайтесь, дядя Клаус!

На доктора Бойля жалко было смотреть. Он нахохлился в кресле и бессильно уронил на стол крупные холёные руки. Аксель, желая подбодрить доктора Бойля, мягко заметил:

–Дядя Клаус, это ненадолго. Дитрих понюхает пороху и вернётся. Вот увидите!

– Будем надеяться, – встрепенулся доктор Бойль, и поднялся, чтобы проводить дорогого гостя. В то мгновение он до боли напомнил Акселю его собственного отца, с его паническим страхом потерять единственного сына. Для них обоих, почтенных отцов единственных сыновей, слово «война» звучало зловещим ударом кнута. Аксель порывисто обнял доктора Бойля, как своего собственного отца, обнять которого он не решился бы никогда. Несколько мгновений они стояли, обнявшись, став почти родными.

– Дядя Клаус, не унывайте! Всё образуется, вот увидите! Лучше побудьте с тётей Эльзой. Ей не легче вашего.

–Да, да, ты прав, – пробормотал доктор Бойль. – Поеду домой.

– До свидания, дядя Клаус. Передавайте привет тёте Эльзе! – с напускной весёлостью сказал Аксель уже в дверях.

Доктор Бойль опустился в кресло и горестно подпёр рукой щёку.

XII

На другом краю Дрездена герр Дерингер, точно так же подперев рукой щёку, предавался грустным размышлениям. Всю жизнь он старался держать Акселя в чёрном теле, не баловать, чтобы он был в состоянии самостоятельно принимать решения. Теперь он, отец, с трудом сохраняет строгость. По мнению прислуги, даже лысина герра Дерингера теперь выражает печаль.

Что ж, придётся прибегнуть к средству, которое сам герр Дерингер ещё год назад с презрением бы отверг.

Его тягостные размышления прервал громкий хлопок дверью. На пороге кабинета вырос Аксель, в ярком гоночном комбинезоне и с крагами в руках. Он подлетел к отцовскому столу и протянул элегантный запечатанный конверт: