Трое в коммуналке

– Почему домой? – повторила я.

– Потому что ты здесь.

Ее ответ ошеломил, он был вроде оплеух, которые я получала от нее, когда росла. Я предполагала, что она это скажет, но надеялась, что ошибаюсь.

– Ты меня стесняешься, как будто я убогая.

– Не пори ерунды, – процедила мать, так же не снимая с лица улыбки-заслонки. – Меня напрягает, что ты требуешь к себе столько внимания, тебе не три года. Я сто раз это объясняла.

– Не внимания я требую, а хочу человеческого общения, а ты даже на свои спектакли запрещаешь мне приходить. Всех приглашаешь, а мне, твоей дочери, туда вход закрыт.

– Не запрещаю, а прошу! Меня тяготит, что ты полностью от меня зависишь.

– Полностью завишу? Это как? Я сама зарабатываю, за помощью и советом к тебе не бегу! Скорее это ты зависишь от нас с бабушкой, мы готовим, убираем, все делаем по дому. Ты как в гостинице живешь…

Не следовало ее обвинять, но как еще до нее достучаться!

– Довольно гадко попрекать меня едой, – перебила она. – На вашем иждивении я не нахожусь, вношу в дом свою часть, и немалую. Это не в счет?

– Извини, – буркнула я. – Но, согласись, несправедливо говорить, что я от тебя завишу.

– Разве нет? Ты подражаешь мне, повторяешь мои слова, выдаешь их за свои. Все это замечают.

– Это уж слишком! – взорвалась я. – Ничего я не повторяю, ты сама создаешь обо мне такое мнение, веришь в это, а твои знакомые тебе подпевают и говорят то, что ты хочешь услышать. Похожа я на тебя только внешне, а в остальном нет. Ты постоянно ко мне придираешься. Что ты от меня хочешь?

– Свободы хочу. Пуповина должна быть обрезана при рождении, а не тянуться всю жизнь, – вынесла она приговор.

– Мам, все это уже было миллион раз, давным-давно. Мы крутимся с тобой по одному и тому же кругу, и ничего не меняется.

Вырвалось это у меня непроизвольно, точно шепнули мне в ухо эту фразу. Сама не знаю, почему я это сказала.

– В смысле? Что было давным-давно?

– Мне так кажется. А ты разве не чувствуешь?

– Мне некогда ребусы разгадывать! – отсекла она. Повернулась и пошла домой.

Я верила до последней минуты, что она разыгрывает сцену: завернет за угол, дождется, когда я уйду, и вернется, но я ошиблась. Она вытащила телефон, набрала, и появилась машина – та самая, которая ее сюда привезла. Кто за рулем, неизвестно – окна тонированные. Но по тому, как мама садилась, поправляя платье, по мельчайшим, никому не видимым, кроме меня, деталям и ее жестам я поняла, что водитель – мужчина. И не просто какой-то мужчина, который довезет ее до места, а потом испарится, а близкий ей.

Она поспешно уехала, спасаясь от меня и не осознав абсурдность своих претензий, а я стояла и смотрела вслед машине, пока та не превратилась в черную точку. В наших с матерью отношениях тоже черная точка. Крутимся мы по замкнутому кругу и будем крутиться вечность, пока не вырвемся. Если вырвемся. Мать этого не понимает. Давным-давно… уже было миллион раз… почему я это сказала? Что-то мелькнуло в памяти и погасло.

Сломался ясный день и превратился в сумрачный, несмотря на чистое небо. Вернусь домой, сяду за мольберт, выдавлю из тюбиков краски, возьму кисть и унесусь в желтовато-голубое небо, сделанное на моем холсте. Буду летать в нем среди птиц, стряхну с себя все невзгоды и огорчения и подарю маме свободу, о какой она мечтает. Освобожу ее от себя, хотя бы только на картине. У нас связь на всю жизнь – не перерубишь душившую ее ненавистную пуповину, даже если веришь, что перерубил. Мать тоже от меня зависит, хотя уверена, что нет. Скачут эти сумбурно-тяжкие мысли в голове. Они вроде шалей и платков, которые без устали вяжет бабушка, – дернешь шерстяную нитку, а за ней тянутся остальные, целый клубок, и не один. Так и мысли – бегут одна за другой.

Подождав немного в надежде, что мать одумается и вернется, я решила позвонить Норе. Домой пока лучше не возвращаться, надо успокоиться, а то бабушка заметит, что я расстроена, и прилипнет с расспросами: что стряслось, выкладывай. А у подруги я развеюсь. Поспорим с ней, как обычно, об искусстве, о проблемах, поддразнивая друг друга, подкалывая. Мнения у нас не часто совпадают, но дружбе это не мешает. Я вытащила трубку из сумки, но набрать Нору не успела.

– Ловите такси? Могу вас подвезти, я на машине, – внезапно раздалось рядом.

Я обернулась. Тигр! От неожиданности я смешалась.

– С чего вы взяли, что я ловлю такси?

– Минут десять здесь стоите, вот я и подумал.

– Вы за мной следите?

– Слежу, – улыбнулся он.

Откровенность – это трюк, чтобы меня подцепить? Я совсем растерялась. Какой-то механизм внутри меня предупредил: уходи, не твой он человек, согнет он тебя, но я знала, что попалась и никуда не уйду. Так и стояла онемевшей, приросшей к тротуару дурой.

– Я пошутил, не слежу. Вышел на улицу и вас заметил.

Вблизи глаза Тигра казались теплее, чем на расстоянии, – их согрело спускавшееся с неба солнце. Вскоре оно станет багровым и, упав на крыши домов, покатится по ним, вспыхивая красными искрами в глазах прохожих, как на фотографиях. Чего только не лезет в голову в минуты смущения!

– Ну так подвезти вас?

Он лукаво смотрел на меня, как смотрят, когда заранее знают нужный им ответ. Вылитый хищник, играющий с пойманной жертвой, и эта безвольная глупая жертва, не слушая свою интуицию, кивнула: да, подвезите, пожалуйста.

– Меня зовут Стас, – представился он. – А вас?

– Вероника, – ответила жертва и покорно села в его машину – дорогую, комфортную, с мягко обнимавшими сиденьями. Каков владелец, таков и автомобиль.

– Любите театр? – спросил он, когда мы тронулись с места. – Я вас и раньше там видел.

– Люблю, – не раскрыла я все факты. – А вы?

– Я тоже. Вы, случайно, не актриса?

– Нет. Почему вы так решили?

– Так, подумал. Но творчеством, должно быть, занимаетесь?

– Да, я художница. А кем вы работаете?

– У меня свой бизнес, строительная компания.

Расспрашивать подробности я не стала, а то решит, что я любопытная.

– Вас отвезти прямо домой или где-нибудь посидим? – предложил он, не теряя времени. – Здесь неподалеку есть приятное кафе. Кормят там прилично.

– Давайте посидим, – согласилась я.

Зачем согласилась, если не собиралась? На меня накатило что-то необъяснимое – я вела себя как юная девчонка: увидела яркого мужчину и потеряла разум. Нутром я чуяла, что непросто будет с ним, характер у него явно сложный, железный, и вряд ли отношения с ним дадут мне то, о чем мечтается, а то, что отношения неминуемы, стало очевидно нам обоим сразу. От него исходили такие воля и шарм, что вся моя осторожность рухнула. Истосковалась я по той самой великой любви, как тургеневская барышня.

Домой я вернулась поздно. Отпирая входную дверь, ожидала увидеть за ней караулившую меня бабушку. «Где тебя носило?» – сердито спросит она. Однако коридор пустовал, и я пролетела по нему «бесшумной совой» на кухню. Выпью воды и незаметно отправлюсь спать, а то начнет моя грозная ба отчитывать за то, что я не удосужилась позвонить, и пришлось ей выпить пузырек валерьянки. Почему-то только жуткие сцены рождаются у нее в голове, если я задерживаюсь. Бабушка ведет себя со мной как сумасшедший родитель, а моя мама – как бунтующий подросток.

Да, я виновата, следовало предупредить, но у меня отшибло память, все уплыло куда-то далеко-далеко. Неурядицы, горести, абсолютно все поглотил этот вечер. Про подобное я слышала, читала, видела во многих фильмах. Ситуация избитая и предсказуемая – так думаешь, если это случается с кем-то другим, а ты наблюдаешь со стороны и посмеиваешься: «Старо как мир». И восторженные рассказы, будто ты знал человека задолго до знакомства с ним, слышишь бессчетное количество раз. Но накрывает тебя волна, и кажется, что банальщина – это у других, а у тебя то самое единственное, что дается далеко не всем. В тот вечер я поняла, что пропала, не принадлежу больше себе, влюбилась мгновенно в мужчину, которого даже не приняла в первое мгновение. И плевать мне, что будет потом, скрутят ли меня наши с ним отношения, сломает ли меня Стас… пусть ломает.

Какая же я счастливая, хотя и безмозглая! Все вокруг сверкало и танцевало: искры в сине-багровом небе, свет фар машин за окном, огонек искусственной свечи на столе. Свеча – мой подарок бабушке, а то она забывает тушить настоящую. Звенела моя душа, звенели в холодильнике падающие кусочки льда… что-то еще громко звенело и гудело. Доносилось это из гостиной комнаты вместе с гневными восклицаниями бабушки.