Хроники Тиа-ра: битва за Огненный остров

– Конечно, я не лишал никого жизни прежде, – сказал я и тут же понял, что сама формулировка вопроса подразумевает, что для самого Кир-ра это было не впервые. – А… А ты?

– Архипелаг – не такое уж место прекрасное. А есть ли другие? – только и сказал Кир-ра немного позже. Вопрос не был адресован мне лично, и я промолчал.

Ну, что ж, ладно. Я не буду настаивать. Некоторое время мы сидели молча, каждый в чем-то своем, пока за спиной вдруг не прогремело:

– Видимо, вы хотите перья погнуть, – пробасил Тот-ра. Его голос приходилось слышать не так уж часто, но перепутать его с любым другим – невозможно.

Как новая жизнь от резкого выкрика старшей матери, я торопливо спрыгнул с крыла на землю. Как будто нехотя соскользнул на площадку и Кир-ра.

Обогнув птицу, главный механик передал сопровождавшему его помощнику металлический ящик с инструментами и с удивительной для его телосложения легкостью взобрался на спину Ши-те.

– Идея есть, как самострел улучшить. Чтоб заряжать стрелы в полете, – бросил он в мою сторону, а потом покосился на Кир-ра. То ли с пренебрежением, то ли с недоверием.

– Если воля твоя помочь, буду только благодарен, – ответил я.

А вечером того же дня нас снова атаковали. В то время, как я был уже в своей умме и чистил хартунг, над островом вдруг снова появились храмовые птицы: три машины в ряд, одна за другой. Никто не ожидал их увидеть прямо сейчас, и звон с башни прозвучал уже тогда, когда Камо-те пересекали проекцию. Слишком поздно, чтобы я успел отреагировать. Как раз вовремя, чтобы успеть стать пассивным наблюдателем.

Конечно, я попытался, но даже не успел добежать до площадки, где стояла Ши-те. В одном из широких проходов на пути к ней я услышал, как кто-то закричал. Оборачиваюсь и вижу, как храмовые птицы полого снижаются к какой-то невидимой мне цели на острове. Слишком далеко, чтобы разглядеть, но можно было не сомневаться, что каждая из них все-таки разрядила свой самострел. Почти сразу Камо-те взмыли вверх и, круто развернувшись прямо над островом, уходили на Закат. Преследовать их уже не имело никакого смысла.

Я был почти уверен, что этим вечером кто-то лишился жизни. Забыв о площадке, побежал в тому месту, над которым планировали храмовые птицы, но очень боялся того, что мог там увидеть. До ужаса боялся.

К счастью, худшие ожидания не оправдались. Более того, растолкав толпу и выбравшись на открытое пространство перед Полукругом, где все и произошло, я не смог сдержать улыбки. Целью храмовых наездников оказалась Ли-те – и без того изувеченная птица, на которой в свое время потерпел аварию Кир-ра. Две стрелы почти полностью вошли в ее металлический бок, а еще одна насквозь пробила крыло.

В первые мгновения я не мог понять, чем угрожала храмовникам сломанная машина, которая уже много лун стояла на площадке у Полукруга, как памятник. Но потом я понял. Отчетливо понял.

Стрелы, попавшие в Ли-те, предназначались моей механической птице. И ее удача заключалась только в том, что храмовые наездники ошиблись. Действительно, на земле очертания птицы с Солнечного острова сильно напоминали профиль Ши-те, а неповрежденным при аварии боком она была повернута именно к Закату.

Словом, мне повезло. Нам всем повезло. Ши-те осталась нетронутой, хоть храмовники и думали иначе. Но что сделают они теперь, уверенные в своей победе?

С тревогой я пытался найти ответ на этот вопрос, но одновременно, где-то в глубине души, чувствовал удовлетворение. Мы заставили их опасаться. Они боялись моей механической птицы и охотились за ней. А значит, все не зря.

Отступление: моя персональная Сущность

Когда Сущность пришла ко мне впервые, я обмочился и получил трепку от матери. Нехорошо это, когда тебе уже семь солнечных циклов от роду.

Тогда я увидел много чего: летающие машины и парящие острова, огромные камни и незнакомых людей, а еще – тонкие алые щупальца, протянувшиеся из меня, из самого моего нутра ко всему вокруг. Две таких нити, самые яркие и переливающиеся перламутром, соединяли меня с матерями, спавшими рядом – прямой и старшей. Мои глаза были закрыты, но я видел их. Скорее, даже не их физические оболочки, а нечто более настоящее – внутренний свет самой жизни.

Кто бы тут не обмочился?

Когда я закричал, расплакался и сбивчиво, взахлеб рассказал женщинам о том, что увидел, то получил порядочную трепку. «Бестолковой голове – бестолковые сны!» – ворчала мать, сдирая с меня мокрый хартунг. А старшая мать не сказала в ту ночь ничего, только посмотрела странно и как-то даже с жалостью.

Прошла пара дней прежде, чем она посоветовала мне – наедине и почти что шепотом:

– Не говори никому о Сущности.

– О… ком? – переспросил я, почти что забыв о странном видении, как забывают новые жизни все плохое и страшное.

– О Сущности. Ты можешь называть Ее так, но только про себя. И не бойся ничего: она не причинит тебе вреда, а быть может даже поможет. Когда-нибудь. А пока… Она просто будет иногда показывать тебе картинки.

– Хорошо… – сказал я, не зная, что ответить.

– Только никому не говори о ней, слышишь? Одни неприятности от этого, – еще раз строго предупредила старшая мать.

Старшей матери уже нет давно среди живых, а ее наставлений я придерживаюсь по сей день. Уже потом, значительно позже, я узнал, что очень немногие чувствуют Сущностей. Что храмовники видят в таких людях «освидетельствованных» Создателем, а технократы диагностируют у них расстройство ума. Это расстройство даже имеет свое название – «Синдром присутствия».

Так кто же я – «освидетельствованный» или умалишенный? Самому себе на этот вопрос можно и не отвечать, а вот услышать ответы других придется. Именно это, наверное, и имела в виду старшая мать, говоря о неприятностях. И подозрение в помутнении рассудка – меньшее из них. Хуже, если тебя посчитают храмовником. Тем более сейчас, когда я сам, именно я, стал живым оружием в борьбе с ним.

Может, храмовники для меня и правда ближе, чем мне хочется думать, а? Может, я и есть один из них – если не по вере, то по сути?

Так или иначе, никто не знает о том, что ко мне приходит Сущность. Даже Миа-ку. А я… Сам я уже привык. Происходит это нечасто и, откровенно говоря, вовсе не обязательно воспринимать картинки, которые показывает Сущность, всерьез.

Я точно знал, я видел, я чувствовал, что каждая из этих картинок – не просто так. Они тесно связаны с моим прошлым, будущим и настоящим, а смыслы, которые они несут, важны для меня. Почему-то важны. Но если пытаться в этом разобраться, то слишком легко лишиться рассудка на самом деле. Технократы так и говорят: «Лучший способ лечения – невнимание». Наверное, именно так я лечил себя сам, и со временем Сущность действительно стала напоминать о себе реже.

Но в последние две луны все изменилось. Все изменилось, когда Конструкт опустился в Ничто, и наш мир стал другим. Сущность приходит ко мне почти каждую ночь – показывает свои картинки где-то на границе сна и яви. Иногда я не понимаю их смысла вовсе, а иногда – с ужасом вижу в них отражение действительности. И не знаю, что делать с этим странным знанием.

Кто говорит со мной через эти образы? И зачем говорит? Стоит видеть в этом угрозу или помощь извне? Игнорировать, бояться или благодарить?

Я не знаю.

15. Привычка лишать жизни

Дддонг… Дддонг… Далекие звонкие удары, один за одним. Потом чей-то удивленный возглас. Еще один, почти переходящий в крик. И снова: Дддонг… Дддонг… Я слышал все это через плотную пелену утреннего сна, но не мог отделить реальность от отражений. В одном из них, совсем недавно, я уже видел нечто подобное. Звон, голоса и остров, который парит легко, как механическая птица…

– Тиа-ра! Тиа-ра, просыпайся! – в отличие от всех остальных этот голос был прямо над ухом. Он и выдернул меня из тревожного и вязкого сна.

Я открыл глаза и тут же увидел лицо рудокопа из соседней уммы. В нос ударил резкий запах трав и пота.

– Что?.. Что такое?

– Храмовые птицы скоро здесь будут! Поднимайся!

– А я при чем?.. – успел спросить я за мгновение до того, как память о последних днях обрушилась на меня, как поток холодной воды. Я простонал и откинулся обратно на постель.

Еще один вдох, еще пара ударов сердца, и я уже на ногах, ныряю в мятый хартунг и на ходу перевязываю его ремнями. Один под грудью, другой – вокруг бедер, еще по ремню – на плечах. На большее времени нет, и я уже бегу к Ши-те, едва не сбросив в мусорную канаву какую-то новую жизнь.

Поворот. Арка. Еще поворот и длинный коридор между несколькими уммами. Открытое пространство рядом с конденсатором и извилистая дорожка, огибающая плавильные ямы. До боли знакомый маршрут, который я мог бы пройти и в полной темноте, ни разу не наткнувшись на стену.

Еще один поворот и… площадка. Ши-те стоит с почти полностью собранными крыльями, отражая полированным боком рассветные лучи. Быстро убеждаюсь, что заряженная спираль на месте, и птица готова к полету. Так быстро, как только могу, орудую рычагом прыжкового механизма, заводя пружины. Но где Кир-ра? В проходах между ближайшими уммами можно разглядеть только мелькающие тени. Кто-то спешил на Площадь, кто-то, напротив, искал убежища от угрозы с неба.

Подождать его? Или взлетать? Но что я мог сделать без второго наездника? Я думал всего несколько мгновений, пока не увидел храмовых птиц. Одна… Две… Три… Четыре! Двумя парами приближаются с Заката и, кажется, уже пересекают проекцию острова. И, может, шанс выбора еще оставался, но тут одна из птиц наклонилась на бок и начала поворачивать в мою сторону. Совершенно отчетливо я понял, что ее наездника привлек блеск металлического оперения, хорошо заметный с воздуха, и очень скоро он будет здесь.

Прыжковый механизм заведен не до конца, Кир-ра до сих пор не появился, но времени нет. Я вскочил в седло, привязал себя ремнем и ударил ногой по рычагу. За мгновение до этого в нескольких шагах перед носом птицы фонтаном взлетел сноп искр – туда ударила стрела. Короткий, но громкий и резкий звон металла о камень. Увидев, что я почти взлетел, наездник храмовой птицы поспешил выстрелить по неподвижной цели и промахнулся.

Момент – и машину подбросило в воздух. Сила небесного камня увлекла ее вперед, а я так быстро, как только мог, разворачивал крылья. Бросок был слишком слабым, поэтому Ши-те едва не распласталась по площадке. Меня спасла более мощная, чем прежде, спираль. Конструкция затрещала от напряжения, а птица надрывно проскрежетала по поверхности лапами. Казалось, вот-вот зацепит носом каменные плиты и рухнет окончательно.

Взлетела. Я взлетел. Уммы, камни, проходы, люди – все быстро сжимается, привычно закладывает уши.

Я в воздухе, но причин для радости по-прежнему мало. Бросив взгляд через плечо, вижу, как быстро приближается храмовая птица. Ее самострел разряжен, но не меньшую опасность представляет тяжелый, прочный клюв. С первого взгляда очевидно: он создан для того, чтобы крушить и ломать. И у меня есть все шансы испытать это на себе.