Пристрелите загнанную лошадь

Как все, однако, сложно у богатых, поговорить по-человечески не могут. Но я целенаправленно уводила Кирилла от мыслей об измене жены и переводила разговор на брата. Хотя больше всего мне хотелось спросить: а что собственно произошло в вашем доме? Каким образом в присутствии огромного Генриха Восьмого вы умудрились разделаться с женой?

Но я боялась возвращать Туполева в его дом даже мысленно и поэтому проговорила:

– Кирилл, через две трамвайные остановки есть круглосуточное интернет-кафе. Может быть, вам стоит поехать туда и отправить брату сообщение?

Туполев-младший мрачно покачал головой.

– У него сменился адрес. Поэтому я и вернулся. – Кирилл зябко поежился и, запустив пальцы в волосы, скорчился и застонал: – Господи, ну за что мне все это?! Как я все это не-на-ви-жу!!

Я испугалась нового приступа отчаяния, замолкла, и он совершенно сосредоточился на своих несчастьях. Рассказывая ему о Белее и Генрихе Восьмом, я надеялась что он хоть немного, хоть чуть-чуть найдет для себя оправдания, немного переориентируется, но не угадала – сделала только хуже. Не знаю, как бы вела себя я, потеряв близкого человека, но, наверное, точно так же корчилась от ужаса и рвала на себе волосы.

– Кирилл, пожалуйста, успокойтесь. Сделанного не воротишь…

– Да что вы понимаете! – вспылил он. – Четыре года назад я потерял отца, мать… в невменяемом состоянии, брат – в бегах, теперь и я… идиот… Боже, какой же я идиот!! Ладонью по щеке! А она упала!

– Как?

– Как-как… Головой об косяк! Вот как! Я и ударил-то несильно, – как-то удивленно, запинаясь, поведал Кирилл, – а она, она всегда, даже дома на каблуках…ходит…

«Ходила», – мысленно поправила я и вспомнила сногсшибательные шпильки мадам Зеро. Видимо, длина ног у покойной подгуляла и даже дома она не снимала каблуков. Бедняжка.

– А если вам пойти к маме? Я вас, конечно, не выгоняю, но все же… близкий человек…

– Спасибо, но моя мама в лечебнице.

– В какой?… – начала глупая Софья и тут же нажала на язык зубами. Слово «лечебница» у каждого нормального человека ассоциируется только с психиатрией, и кому бы как не мне знать, по какому поводу там оказалась мадам Мартини.

Свое прозвище матушка Кирилла получила не случайно. Несколько месяцев назад, ночью в канун Нового Года до моей палатки непонятно каким образом – в домашнем стеганом халате и шлепанцах с пушистыми помпонами – добрела по скользкой улице совершенно пьяная женщина.

– Мартини есть? – прохрипела в окошко.

– Только шампанское, – ответила я.

– А покрепче?

– Водкой не торгуем, – сказала строго и про себя добавила: «Тем более что вам уже хватит».

– Тогда две бутылки сухого, – заплетающимся языком сказала женщина.

– Шампанского? – уточнила я.

– Да, – сказала та и сняла с пальца перстень, – это залог. Денег нет.

Я чуть было не захлопнула окошко палатки перед ее носом, уже сделала решительное движение, но пальцы мадам Мартини вцепились в плексигласовую перегородку, не давая ей задвинуться.

– Пожалуйста, – прошептала женщина, – мне очень нужно.

И я тут же поняла, что за две бутылки шампанского эта холеная надменная дама готова опуститься на колени в декабрьский снег и вымаливать самую дешевую, паленую шипучку.

– Хорошо. – Я взяла кольцо с прилавка. Мой бывший муж и его мама научили меня разбираться в драгоценностях. Кольцо с изумрудом в оправе из бриллиантовой крошки стоило не одну тысячу долларов. – Я буду работать завтра до двенадцати часов дня. Или через два дня тоже с двенадцати. Приходите за кольцом.

Две протянутые через окошко бутылки мадам схватила так, словно это был спасательный круг для утопающего. Прижала к себе и, нетвердо перебирая ногами, помчалась к дому. Перед самым крыльцом она упала. Но, невероятно перекрутившись, успела вытянуть бутылки вверх, приложиться со всего маху об лед спиной и, не поднимаясь, на карачках, вползла в подъезд.

Жалкое получилось зрелище.

На следующий день за кольцом никто не пришел. Я побоялась оставлять его Раисе или Земфире, – не от того что опасалась их непорядочности, просто не хотела рассказывать о ночном происшествии, – но, заглянув в палатку вечером, услышала:

– Прикинь, тут какой-то верзила заходил, – сказала Раечка, – спрашивал, не у нас ли какая-то пьянчуга кольцо в залог оставила.

– Орал?

– Нет. Похоже, тетка сама не помнит, где и чего делала.

Я вернулась к себе домой, оделась поприличнее. Приглашения в гости для изъявления благодарности от мадам Мартини я не ожидала, но из прошлой жизни отлично помнила, каким призрением может окатить затрапезную визитершу охранник богатого дома. Улыбаться и кланяться – прерогатива швейцара или дворецкого, а охранник для того и поставлен, дабы стращать и не пущать.

Достойно одетая, я подошла к подъезду и нажала кнопку домофона. Звонила недолго.

– Вы к кому? – прохрипел в динамике голос.

– Я должна передать вашему жильцу одну вещь, – гордо отрапортовала я. – Откройте.

Дверь моментально распахнулась, и на пороге, вежливо отступив в сторону, нарисовался охранник – в черном костюме, при галстуке и неплохом одеколоне.

Процокав каблуками по мозаичному полу, я дошла до стойки вахты и положила на нее перстень.

– Эта вещь принадлежит высокой седовласой женщине из вашего дома, – храня на лице достоинство, проговорила я. – Прошу вас ее передать.

Скорее всего, за то, что пьянющая жиличка незаметно ускользнула из дома, охранники получили нагоняй. Не остановить нетрезвую женщину, выбегающую на мороз в халате и домашних тапочках, мог только самый бестолковый из профнепригодных вахтеров!

– Спасибо, передам, – проблеял парень, и я откланялась, не забывая поглазеть по сторонам. Холл краснокирпичного дома напомнил мне филиал ботанического сада при нашем университете.

Больше мадам Мартини подобных вылазок не повторяла. По все видимости, ее примерно наказали и приставили охрану в виде гориллоподобного змея с ледяными глазами.

…Бедный, бедный Кирюша Туполев! Я едва удержалась, чтобы не погладить его по головке. Надо же, и этому «мальчику из хорошей семьи» больше нужна мама, чем женщина.

– Давайте я приготовлю вам кофе? Есть хороший…

Гость покачал головой и шмыгнул носом.

Жалеть нельзя, разревется, напомнила я себе и добавила в голос жизнелюбия, напоминая:

– У меня тушеная картошка в баночке есть. Хотите? Вы когда в последний раз ели?

– В прошлой жизни, – выдавил он и хрипло толи расплакался, толи закашлялся. – Тушеная картошка любимое блюдо Назара. У него на икру аллергия. И на омаров тоже… аллергия. А у меня похоже, что на жизнь. Знаете, чего я хочу, Софья?

– Чего?

– Запереться где-нибудь и писать. Всю жизнь хотел. Раскрыть толстую тетрадь, наточить карандаш и писать, писать, писать. И чтобы рядом никого. Купить домик где-нибудь в глуши, посадить картошку, завести козу и собаку… Вы бы так хотели? Софья?…