Паутина удачи

– Их плохо кормят! – заподозрила беду дочери Ленка и побледнела так, как могут бледнеть лишь рыжие – до синеватого оттенка. – Она похудеет, и так ведь словно прутик, ну что останется? Одни глаза…

Король сочувственно кивнул и попробовал ловко утянуть письмо из ослабевших пальцев, но немедленно получил по руке. Снова притих и даже взялся глядеть в стенку и насвистывать, изображая полное безразличие к чтению. Ему дочь прислала карманный хронометр, вещь весьма полезную для столь ответственного работника – начальника ремонтной бригады…

– «…Кормят нас хорошо, сытно… – прочла Лена и заулыбалась, постепенно розовея и успокоенно вздыхая. – …Только не умеют они варить борщ, как мама. И в пельменях ничего не понимают, и в сырниках…»

Дальше Лена читала молча, все более мрачнея. Король нахмурился, беззвучно скользнул к столу и заглянул-таки через плечо.

– Не приедет летом, – коротко сообщил он содержание недочитанной части письма. – Не может свою дорогую Тому одну отпустить к Михаилу Семеновичу. О, Лен, смотри, этот резвый маг-недоучка Алексей опять едет с ними. Как полагаешь, он по просьбе Юнца старается или сам проявил инициативу?

– Приехал бы сюда, я бы ему показала инициативу, – тихо пообещала Лена. – Девочке и пятнадцати лет не исполнилось. Ей в куклы играть следует.

Король рассмеялся. Невинная шутка удалась: напрасно оклеветанный молодой маг далеко и не пострадает, а долгожданное письмо – рядом. Когда Лена сердится и переживает, она начинает трогать воротник и поправлять волосы, плотно свитые в кудри самой природой. То есть оставляет ненадолго без присмотра послание от дочери, что облегчает совершение кражи. Король завладел текстом и взялся читать его заново, громко и с выражением: все равно соседи слушают, это ведь общая радость – почта. В комнату постучал Саша, новый помощник Короля. Пришли и остальные. Лена быстро расставила кружки, уместила на середине стола большой бумажный пакет со столичными конфетами, выложила несколько открыток. Отобрала у Сани книгу и выдала ему взамен чистый лист бумаги.

– Заодно проверишь новое перо, – предложила она. – Пиши ответ.

Чай, присланный Береникой, пробовали и хвалили. В текст ответа каждый старался добавить хоть пару слов от себя. И праздник был замечательно теплым. Лишь одно омрачало веселье, делая радость несколько натянутой.

В толстом буром конверте с большой печатью прямо сегодня, с прочей почтой, добралась до поезда официальная новость. Скоро прибудет сюда инженер, некий Фрол Кузьмич Сушков. В поезде о нем прежде никто не слышал, поскольку он не с этой ветки путей. Все ждали перемен, и никто всерьез не рассчитывал, что перемены эти будут к лучшему. Корней вполне разумно предполагал, что человек едет с доходного западного направления на север не по причине повышения. Король хмурился и того сильнее: пятьдесят три года новому начальнику – и написано, что прибудет без семьи. Странно. Да и чутье не особо тепло отзывается на новость. Уж если по чести признать, оно остро и уверенно ждет беды… Лена поправляла кофту и думала с тоской, что с новым человеком ее мужу, весьма вероятно, будет сложно сработаться. Не каждый начпоезда поймет, как много дано Королю, какой он порядочный и толковый работник и какова польза от его ума. Вдруг увидит лишь шрам проклятого? Начнет донимать расспросами, отстранит от дела… Ей-то что, не за должность полюбила, вовсе полуживого в дом приняла. А Королю будет больно и тяжело, он деятельный, хочет жить полной жизнью, приносить пользу. Опять же могут начаться пьянки, искорененные в последние пять лет силами Короля и начпоезда, да и воровство, и прочая грязь, сопровождающая быт ремпоезда, если за ним не приглядывать умно и внимательно.

Отгоняя тяжелые сомнения, Лена взяла в руки узкую коробочку из плотной прессованной бумаги: подарок дочери ей, еще не изученный. По всей боковине золотом вытиснена узорная, витая надпись: «Кухонная магическая палочка». О подобной вещице в поезде никто и не слышал! Лена еще раз неуверенно погладила бумагу и оглянулась на мужа:

– А она не опасная?

– Саню спроси, – развеселился Король. – Он ведь у нас самый настоящий начинающий маг. Механизм работы бытовых стихийных заклинаний должен уже в общих чертах знать. Теоретически.

Не ожидая нового к себе обращения, Саня бережно отложил недописанное письмо и принял у мамы из рук коробочку. Раскрыл, извлек тонкую медную палочку, похожую на вечное перо. С одного конца острую и круглую, как веретено, а на другом – сплющенную широким хвостиком, украшенную литым вензелем «АБ» с тремя золотистыми круглыми бусинами. Саня вытряхнул на ладонь свернутую трубкой пергаментную бумагу с инструкцией, быстро пробежал глазами оттиск текста, слегка смазанный, зато нанесенный в две краски, по-богатому.

– Мам, это универсальное чистящее средство, – уверенно определил начинающий маг. – Весьма дорогая и полезная вещь. Сильное заклинание, раздел в специализации «алхимия» на четвертом курсе высшего колледжа преподают, как я понимаю. Если не позже: оно не разовое, перезаряжаемое. Надо использовать и потом выкладывать на солнечное место на три-четыре часа.

– А как использовать, ты забыл рассказать, – вздохнула Лена, гордо поправляя кудрявые волосы «мага».

– Я покажу, – прищурился Саня, ничуть не утративший привычку копировать поведение отца.

Он прошел к печке, достал из угла еще не отчищенную сковороду и коротко буркнул:

– Палочка работает на поверхностях малой и средней площади, большую кастрюлю общей кухни, что готовит для папиной бригады, не потянет. – И веско добавил: – Важно прицелиться и указать острием по возможности точно в центр круга донышка, наклонив посуду и подставив емкость.

Проделав все перечисленное, Саня коснулся сковороды узким медным наконечником, одновременно нажав пальцем на одну из бусин в вензеле. Все собравшиеся за столом расслышали отчетливые хруст и шипение и увидели, как нагар, корочки каши и масло сбегают в подставленную емкость, оставляя посуду неправдоподобно чистой…

Лена охнула, недоверчиво потерла пальцем переданную сыном сковородку – лоснящуюся, чуть маслянистую, словно ее смазали после чистки, выглядящую лучше новой! И сама Лена засветилась счастливой улыбкой.

– Умеет Рена выбрать подарок, – гордо признала Лена, пытаясь рассмотреть свое отражение в любимой сковороде, как будто в темном ноздреватом чугуне можно было обнаружить зеркало. – Часа два каторжного труда… или одно касание палочкой. Неужто их на севере не продают? Я никогда подобного не видела.

– Их нигде не продают, – отозвался Король, в очередной раз выдавая свою способность знать все. – Их заказывают штучно у дипломированных магов. Поскольку это блажь, а не великая польза для страны, то производится бытовая предметная магия исключительно по знакомству. Какой там радиус действия, Саня?

– Тридцать сантиметров.

– Минимум пятьдесят золотых рублей за однозарядную, в простейшем исполнении, – задумчиво сказал Король, порывшись в своей странной памяти. И, дождавшись, пока жена прекратит охать и вздыхать, пораженная непомерной ценой, добавил: – Если учесть, что билет на поезд отсюда до столицы обойдется в пять рублей, а Корней получает девять в месяц, правда без премиальных… Все больше хочется выяснить, во что эта хулиганка там играет! Палочка трехзарядная, что зверски сложно и дорого.

Лена настороженно встрепенулась, изучая удивительную вещицу. Погладила вензель «АБ», подозрительно щелкнула ногтем по его кромке.

– Какая была фамилия у любимчика ректора Юнца? – Голос жены Короля прозвучал обличающе. – Саня! Ты ведь знаешь. Прекрати пялиться в текст.

– Бризов.

– То есть, по-людски говоря, – немедленно перевела Лена, – прямо фамилией его и указано: ветреный тип и пройдоха. Нет, ну это уж никуда не годится. Что творится в их пансионе? Саня, пиши второе письмо, директрисе. Никаких магов на порог не пускать. Девочек за порог не выпускать.

Король от души забавлялся, наблюдая за суетливым беспокойством жены, таким непривычным и новым. Здесь, в поезде, она бы все выяснила и с любой бедой постаралась разобраться. А как уберечь любимое дитя от невзгод, если это самое дитя далеко? Как вообще разобраться, велика ли беда?

– Леночка, там ничего плохого не происходит, – попробовал утешить жену Король. – Юнц за своим любимчиком приглядывает. Наверняка он же и велел парню опекать Рену, присматривать за ней. А наша девочка хулиганит и выпрашивает подарки, пользуясь расположением ректора. Самое время жалеть мага, он от службы по охране Береники не может сбежать или увернуться.

– Точно?

– Уверен. Рена еще ребенок, она по крови северянка, это заметно: худенькая, нескладная и в настоящую девушку вырастет никак не ранее чем через год-другой, а то и позже. Живи спокойно… пока.

– Убить тебя мало за такое странное утешение, – вздохнула Лена, неуверенно улыбаясь. Погладила палочку и нашла взглядом соседку Пелагею, жену Саши. – Пошли твою сковороду чистить. У нас еще два заряда, как я понимаю.

– А потом к Тоське, – благодарно кивнула соседка. – Она с ума сойдет от радости.

Пока женщины охали и хихикали за стенкой, Король самолично вымыл кружки, отстранив от помощи маме Саню, охотно берущегося за любое дело, поскольку новые темы уроков трудны и, хуже того, нудны. Прежде мальчику в голову не приходило, что магия требует столь основательной усидчивости и не обещает ни мгновенных чудес по мановению руки, ни дивной по силе и невыявляемости подмоги в мелком детском хулиганстве. Уже год он гнется над книгами. Извел несметное число листков драгоценной бумаги, впихнул в гудящую от утомления голову основы механики, элементарную математику, общую теорию магических потоков в природе… И что? До практики невероятно далеко. Спасибо, хоть отец знает столько всего полезного. Заметил утрату азарта и тяги к учебе, порылся в памяти, накрытой тенью проклятия, выудил оттуда практические основы построения простейших иллюзий – самый аппетитный кусочек магической оптики. Благодаря ей камышовые копья играющих в войнушку мальчишек с самой осени начали оставлять в воздухе светящийся след. А в течение зимы у каждого появился огарок свечи, мерцающий слабым рыжим огоньком. Не так уж много волшебства, но зато оно зримое, сделанное своими силами. Помогает верить, что в теории есть польза и он, Саня, однажды освоит и практику.

На пороге затоптался Олег. Он, как обычно, разулся в коридоре, стесняясь уникальной чистоты полов в комнате друга. Король возмущенно хмыкнул, нагнулся и подал мальчику дедовы огромные войлочные тапки. Провел к столу, усадил на светлое место близ лампы, загремел кастрюлями, наполнил тарелку и поставил перед будущим врачом. Тот покраснел до самой шеи, буркнул неизменное: «Я сыт». И вцепился в ложку. Зимой он опять болел, до сих пор толком не оправился. Но гордо уверял, что он теперь знает, чем был болен, и использовал свой недуг для наблюдения. Это полезно и поучительно – самому быть пациентом.

Олег быстро опустошил тарелку, сыто и блаженно вздохнул, украдкой еще разок облизал ложку и ушел в угол – мыть над ведром посуду. Саня юркнул в свой закуток, принес зашитый в мешковину сверток, положил на стол, навел другу чай с медом. Тот сел на прежнее место и удивленно захлопал светлыми ресницами.

– Это тебе Рена велела передать, – гордо сообщил Саня. – Что внутри – не знаю. Однако она нас всех задарила до ужаса дорого и ловко.

Олег еще усерднее заморгал, не веря в чудо. Ему прежде никто не присылал подарков. Тем более из столицы! Мешковину приятели вспороли бережно, она еще новая и годится в дело. Затем Олег развернул внутреннюю ткань, более мягкую, и охнул. Кожаный футляр, похожий мальчик видел на рисунке в учебнике, а внутри – самый настоящий скальпель, хирургические иглы, малые ножницы, специальная нитка…

Король улыбнулся немоте полного, едва посильного для осознания счастья Олега, натянул сапоги и покинул комнату. Пройдясь по коридору, миновал дверь и сел на вагонных сходнях. От леса тянуло влагой и свежестью, реденький туман питал молодую листву лучше дождя. Пернатые кавалеры усердно расхваливали перед подругами себя, добиваясь благосклонности и предлагая изучить жилищные условия: гнезда уже готовы, пора заселяться.

На душе было туманно и темно. Словно беспамятство воровало половину радости такой славной, вполне сложившейся жизни… Иногда ему приходилось тяжело, вдруг исчезала ясность и выпуклость мира, его реальность. До головокружения и озноба хотелось вспомнить, кем он был прежде, в иной жизни, до поезда. Обрывки былого, несколько лет назад казавшиеся настоящими, все более размывались и бледнели. Вроде бы виделась внятная картина: он крадется по ночному дворцу и наступает на темную половицу, скрипнувшую зло и холодно, наславшую проклятие. Чудилось некое золото, за которым он шел. Додумывалось без труда, что это была обыкновенная кража.

А так ли? Сомнения грызли все сильнее. Особенно с тех пор, как он повторно побывал на болоте, из омута которого вытащил Беренику, внезапно осознав себя магом и дав приемной дочери новое имя. Привычная память казалась чужой ровно настолько, насколько для инвалида не живая и не своя деревянная рука. Формой издалека и при беглом взгляде вроде бы похожа, но не более того… Во дворце он ночью и без приглашения однажды оказался, нет сомнений, взял там нечто тайком – или желал взять. Не золото и не камни, точно. Простая логика подсказывает: за такую мелочь его бы не прокляли, целиком отняв прошлое и сверх того всю удачу оставшейся жизни. Шрам – это куда больше чем казнь. Он и месть, и наказание, и предосторожность. Может, искомое удалось унести и спрятать? Может, маги так и не нашли это нечто – опасное и ценное настолько, что о самом факте его существования постороннему следует накрепко забыть…

Первым настоящим, неоспоримым и живым воспоминанием была Ленка. Он лежал, дрожа от слабости. Боль рвала и грызла тело, как голодный зверь. Сама смерть хищно скалилась и точила косу где-то рядом. И вдруг, вопреки предначертанному Вдовой, сквозь темный ужас небытия прорвался голос, насмешливый и сочувствующий:

– Бисово отродье, чертеняка дохлый, сколько можно меня изводить, скрипя зубами? А ну раззявывай рот и пей!

Он послушался. Глотать горячее и жирное было мучительно. Желудок сводила судорога непрестанной боли, переходящей в рвотные спазмы. Но голос был благом, светом и вообще единственным настоящим и осязаемым явлением в вязкой дурноте обморочного кошмара. Выпитое неведомым чудом прижилось, осталось внутри, медленно согревая и питая. Он заснул мирно и обыкновенно, как подобает преодолевшему кризис больному. Очнувшись, смог приоткрыть глаза. И увидел ее, самую рыжую и красивую девушку на всем свете, ругающуюся страшно и в то же время смешно, коверкающую слова с прорывающимся порой в обычную речь южным акцентом, сердитую и сосредоточенную, – а чего ей плакать над чужим, незнакомым человеком? От жалости? Да нужен он ей, «бисово отродье». Такому набору сухих костей и собаки не особо обрадуются!

Ленка ругалась и шумела, отгоняя свой страх. Безымянный, едва живой человек смотрел на нее и радовался, что смог отыскать столь безупречную причину задержаться на этом свете. А проклятие, которому полагалось извести его немедленно и окончательно, ничего не могло поделать со скандальностью рыжей дочки машиниста, которая об этом смертоносном проклятии не имела ровно никакого понятия. Десять с лишним лет назад…

За спиной едва слышно скрипнула дверь. Жена спустилась и села рядом, локотком шутливо толкнула в бок. Король от этого слабого толчка послушно свалился вниз, повернулся, встал на колени и обнял ноги Ленки, весьма симпатичные даже теперь, в старых, грубых ботинках. Расправил складочки на платье, сперва у коленей, а потом и выше.

– Ой, какой же ты кобеляка, – заподозрила Лена неладное в избытке старательности. – Безнадежный! И чего я тебя не прогоню…

Любимая тема, дающая возможность долго и красноречиво отстаивать свою полезность. Король прищурился и приступил к делу. Однако осекся, удивленно изучая лицо жены, грустное и вроде бы даже виноватое.