Убить эльфа

Сейчас в столице, по слухам, четыре черноволосых генеральши. Всего-то… Это наводит на грустные размышления. Альянс не особо успешен в своей борьбе. Куда менее чем следует, если длинноухие добираются до внутренних провинций и гадят там. Как в Юльске. Или в сгоревшей дотла Сантоге, откуда год назад едва успели вывезти десятилетнюю курсантку.

Теперь, получив нашивки лейтенанта, Нора знала и понимала куда больше, чем при поступлении в школу. Нападение на ее родной городок не было случайностью. Эльфы издавна разыскивали беззащитных малолетних ведьм, еще не получивших полноценного развития своих способностей, убивали их, а заодно разделывались со всей семьей. Что еще страшнее, они порой ликвидировали целиком поселение людей. Возможно, длинноухие полагали, что дар наследуется. Или считали, что его развитие связано с местом проживания. То есть причиной юльской трагедии пятилетней давности стала именно она, Нора Смарл, ныне Нора Эрс: всем курсанткам одного года поступления дается единая новая фамилия, таковы правила колледжа.

В общем, платить за способности сестры пришлось маленькой Кире. Не ей одной – и по самой высокой ставке. Это требует возмездия. Потому нечего разлеживаться. Подъем!

Марша презрительно фыркнула. Она давно усвоила: стоит сказать «генеральша» – и Нора принимается грызть себя, вполне бессмысленно и очень усердно. Как будто она виновата в самом существовании эльфов! По мнению сержанта, главное, ради чего стоит ловить длинноухих, – не повышение в звании, а вознаграждение. Сто пятьдесят тысяч руни! Даже ей, адъютанту Марше Тивис, перепадет немало: десять тысяч на руки и долгожданная почетная отставка с полным пожизненным пансионом уровня майора как минимум.

Отношение сержанта к Норе сформировалось быстро и столь же резко изменилось, в один день. Марша состояла в дозоре у ворот раз в месяц. И всегда использовала эту возможность быть вне наблюдения, чтобы передать половину жалованья брату. По вине Норы, некстати явившейся и еще более некстати сказавшей свое весьма действенное «замри», семья осталась без денег на целую неделю. На самом деле ведьмам, особенно бездарным, полагается со дня принесения присяги забыть о своих прежних семьях. Только разве это просто и вообще правильно? Тем более что вся ее нынешняя семья – единственный брат, младший…

Когда отца признали пособником эльфов, размеренная жизнь рухнула в одночасье. Маму и бабушку увезли на допрос, дом опечатали. Имущество отошло городу. Марша была старшей из детей, ей как раз исполнилось пятнадцать, а брату не было и трех. Их вывели на улицу и бросили там. Детей пособника, никому не нужных и презираемых.

Впрочем, так было недолго. Через полчаса рядом остановилась большая машина, совсем новая, шикарная. Из нее неспешно выбрался богато и броско одетый человек. Бесцеремонно разглядывая Маршу, достал дорогие сигареты, закурил, деловито щурясь и что-то прикидывая. Обошел вокруг девушки. Остановился перед ней, затянулся, глянул на опечатанный дом. Семья объявленных пособниками эльфов жила богато. Папа был управляющим в крупной строительной фирме. Марша смотрела себе под ноги и думала: теперь там другой управляющий. Папин заместитель. Наверняка именно он состряпал фальшивый донос. Даже удивительно, что это так долго не выясняется, дело-то простое! Ведь есть же ведьмы. Те самые, военнообязанные, обученные, окончившие колледж. Которым нельзя соврать, чтобы при этом не быть уличенным во лжи.

Незнакомец пугал Маршу своим наглым взглядом, хамской манерой затягиваться и выпускать дым в лицо. Девушка попробовала отойти в сторону, и тотчас ее предплечье оказалось сжато сильными уверенными пальцами. Пару раз дернувшись, Марша поняла: не отпустит. И звать некого…

– Пустите. Не смейте, я буду звать…

– Ори громче! Я даже помогу. – Мужчина огляделся и продолжил издеваться, повысив голос до крика: – Эй, тут порядочный гражданин хочет сказать гнилой пособнице эльфов, что она дрянь! Идите послушайте! Эй, люди! Присоединяйтесь к моему праведному гневу. Укажем пособнице ее место!

– Я не пособница.

– Ну-ну… Давай проверим твои документы. Там нет красного штампа?

Штамп поставили утром. На каждой странице – огромный и ужасный. Было в нем что-то окончательное. Как приговор. Соседи именно так поняли, и потому никто даже воды не вынес маленькому брату Марши, плачущему, голодному, измученному полуденной жарой. Незнакомец все это знал. Он не отпускал предплечье, сжимая его все сильнее, до резкой боли. Курил и молчал, время от времени дергая к себе, чтобы не отворачивалась. В облаке сигаретного дыма стоять было душно и страшно. А еще унизительно.

– Я Бинк. Для тебя – господин Бинк. Поняла? Не слышу…

Пальцы сдавили руку еще злее, и Марша вскрикнула. Бинк не ослабил хватку, пока не расслышал внятное «да». Довольно кивнул, вцепился в шею и толкнул к машине. Еще раз деловито оглядел. Нащупал заколку, расстегнул, погладил рассыпавшиеся по плечам волосы. Тогда еще темно-каштановые, натурального цвета.

– Ну убогая, подыхать собираешься или барахтаться и выживать? – Он не стал ждать ответа и продолжил: – Ладно, я сегодня добрый, я все тебе объясню, без грубости. Неблагонадежность нельзя спрятать. Никто тебя не возьмет на работу. И в дом не пустит. Мне-то даги сообщили, что в семье имеется подходящая девка. Связи, знаешь ли, штука надежная. Могу посодействовать, если ты не дура. Работа, жилье и отмазка от неблагонадежности. Даже чистые документы. Все без обмана, но не сразу, когда отработаешь… А нет – выпутывайся сама. Постоишь тут еще полчасика, изображая невинную жертву произвола, и заберут тебя на допрос. Так они мне сказали и поехали не спеша, дальней дорогой. Чтобы мы могли обсудить детали. Мамка твоя уже призналась и в том, что делала, и в том, чего не делала, все подписала. Вы полгода эльфа в своем доме, прямо здесь, прятали, вот так! Пока у тебя в документах штамп неблагонадежной. А после допроса будет иначе. Отберут бумаги вообще. И отправят куда положено, с билетом в один конец. И тебя, и мальчонку.

Бинк прижал девушку к борту машины так плотно, что дышать стало трудно. Марша кое-как вывернулась, скользнула в сторону и дернулась – руку он так и не отпустил. Наоборот, вывернул запястье до хруста. И молчит, смотрит, усмехается сыто – развлекается.

– Вы лжете. Я ничего плохого не делала.

– Тогда стой и жди, – с издевкой посоветовал незнакомец. – Но учти: я предлагаю тебе единственный шанс спасти брата и самой выкарабкаться. Ты смазливая, молоденькая, здоровая, не окончательно глупая. Подпишешь контракт на два года. Будешь танцевать в закрытом клубе для дагов, на территории их части. В моих девочках никто не сомневается. Получишь положительные рекомендации, деньжат подзаработаешь, брата пристроишь. Ну?

Марша сжалась, крепче обнимая жмущегося к коленям брата. То, что говорил незнакомец, звучало страшно и не могло быть правдой. Родители никого не прятали! Значит, произошла ошибка. Их отвезут к ведьме района, и там все выяснится – снова и снова уговаривала она себя. Вспоминала: есть еще адвокаты и право подать прошение о пересмотре дела в высшие инстанции, прямо в столицу… Наверняка это уже делается. Так должно быть. Так ей говорили раньше, когда она еще имела право жить в своем доме. Но сейчас Марша стояла на улице и уже не верила в правила, некогда казавшиеся незыблемыми.

Бело-голубой с золотой полосой вездеход дагов из самой страшной их части, «Ясный день», затормозил, едва не толкнув бампер богатой большой машины Бинка. Из кабины выпрыгнул рослый красавчик-лейтенант. Подмигнул типу, удерживающему Маршу за руку.

– Ну как наводка?

– Пока никак. Не хочет работать, – пожаловался Бинк.

– Понятно. Жаль. Значит, так: мальчишка родился уже после измены. По уложению Альянса такие относятся к числу неграждан. Это пожизненная каторга. А старшая должна была знать о поведении родителей. И молчала. Соответственно… – Даг засопел, его взгляд пополз по телу, липкий и мерзкий, постыдно раздевающий. – Мы допросим ее прямо здесь. И обыскать следует. Она же дергается, значит, скрывает нечто важное.

– Погоди, дай мне еще пару минут, – мягко попросил Бинк. – Созвонись с майором, он подтвердит – я действую от его имени.

Дверца машины открылась, и Марша провалилась в прокуренный салон. Ноги не держали…

Пару минут спустя она подписала контракт, не прочтя ни строчки. Читать вообще оказалось невозможно, буквы плыли, строки слипались, свет странно мерк и казался тусклым. Марша точно знала лишь одно: будет плохо в любом случае. Но из двух зол меньшее – контракт и машина Бинка. Тогда можно надеяться спасти хотя бы брата. Она в семье старшая, теперь, увы, дела обстоят именно так. Она отвечает за малыша и должна бороться, должна вытащить его. Любой ценой. Она уже отчетливо понимала: семью предали так страшно, что выбраться немыслимо. И виноваты во всем ведьмы. Раз они не признали невиновность родителей, значит, именно они и есть причина бед. Хотя даги не лучше.

В клубе она проработала четыре года, о которых предпочитала не вспоминать. А потом получила обещанные рекомендации. Прошла отбор в колледж. Здесь пять лет до встречи с Норой сержант Марша могла делать то, что казалось ей правильным. Дисциплинарная рота имела определенную власть даже над курсантками, и служащие в ней могли продемонстрировать, что не все в Альянсе проходит безнаказанно для ведьм. Даже одаренных, сильных и перспективных. Особенно – одаренных.

Простояв столбом у ворот до конца своей смены, Марша не смогла передать брату деньги. Утром ее наказала директриса. Ползать на коленях и повторять давно заученные наизусть слова было не так уж тяжело. Она обязана, она отвечает за брата и добывает деньги для своей семьи. Любым способом. Гораздо больнее становилось от мысли, что солнце уже миновало зенит, а брат должен до вечера внести плату за следующие три месяца учебы.

Незадолго до обеда в холл спустилась директриса в сопровождении новенькой. И эта пыльная бесцветная мышь с замашками заправской взрослой крысы уверенно ткнула пальцем в Маршу:

– Эту хочу в адъютанты!

– Адъютанты полагаются второкурсницам… Но случай особый и выбор занятный. – Кривая улыбочка рыжей полковницы отобразила полное понимание. И одобрение. – Она тебя обидела. Вполне закономерно ты намерена сживать ее со свету медленно и основательно… Что ж, не возражаю. Наказание отменяется. Сержант, ты поняла? Принадлежишь ведьме. На все годы обучения. А дальше – как она решит.

– Слушаюсь, – тихо вымолвила Марша, с трудом разгибаясь и, придерживаясь за стенку, вставая на ноги, затекшие и мучительно ноющие.

Открыто спорить с сильными ее отучили еще в клубе. Там умели воспитывать. Не зря работниц клуба так охотно брали в дисциплинарную роту при колледже, доверяя рекомендациям господина Бинка, штатного осведомителя корпуса «Ясный день». Между прочим, в звании капитана… Все девочки, танцующие для дагов, красивы, послушны и знают законы Альянса. Как писаные, так и неписаные. Например, простое правило: ведьма без дара – это вещь, принадлежащая всякому, у кого достаточно сил и полномочий. Дагам, колледжу, даже такой ничтожной малолетней мыши, как новенькая.

Нора потащила свою личную, только что полученную в полное владение вещь в комнату. Плотно прикрыла дверь, заперла на замок и еще раз прислушалась. С нелепой детской серьезностью приложила палец к губам, призывая к соблюдению тишины. Открыла шкаф. И… оттуда выбрался брат Марши, чихая и морщась, стряхивая с куртки пыль. Тощий, худой и нескладный. Кивнул ведьме вполне по-приятельски и взялся раздраженно выговаривать и ей, и испуганно замершей сестре:

– Кто у вас тут убирается? Пыли по колено! Ужасно. Я чуть не задохнулся, а ведь у меня аллергия. Ну ладно Марька, она вообще бестолковая. Но ты-то… Сама небось не слишком здоровая, вон зеленая вся. Должна понимать! Я же предлагал отсидеться под кроватью. Все равно здешние курсантки на занятиях, дисциплинарная рота в дозоре у ворот и классных комнат. Да и нету здесь настоящих ведьм, я все уже выведал. Только директриса-кровопийца, две девицы с выпускного курса и одна малявка с третьего года обучения, тоже рыжая. Прочие не в счет, способностей у них разве что Марьке навредить хватает. А поиск – дело тонкое.

– Он у тебя очень умный, – насмешливо сообщила Нора. – Отдай деньги, и я, так и быть, провожу его до лаза в ограде.

Марша послушно вытряхнула кошелек, все еще не в силах начать нормально разговаривать. Она ждала гадости. Ведьма поймала ее на самом больном. Сейчас сдаст брата. Или сделает это у ограды? В любом случае лучшей мести не выдумать. На территории колледжа любой сержант дисциплинарной роты имеет право убить постороннего. Или отдать на суд директора. Неизвестно, что лучше. Она бы встала на колени и просила, и за вчерашнее извинялась бы, сколько потребуют и любым способом, но девчонка сразу ушла. Видимо, помнила полученную накануне пощечину. Так решила Марша, без сил привалившаяся к стене и обреченно ожидавшая крика, а то и выстрела.

Странная ведьма довела мальчика до ограды, так и не воспользовавшись обретенной властью. Вернулась, села на краешек кровати. Сосредоточенно изучила собственные руки. Мелко дрожащие, с обкусанными ногтями. И наконец заговорила:

– Эльфы убили мою семью. Я хочу с ними поквитаться. Судя по словам твоего брата, а ему я верю, ты не худший человек здесь. Хоть и ругаешься и желаешь мне невесть чего… Другие вон молчат, а мысли вынашивают куда более злые! В общем, помоги мне. Я изловлю и убью эльфа, стану генеральшей, а ты с почетом выйдешь в отставку. Полагаю, это хороший деловой договор.

Марша смеялась долго, с истеричными взвизгами – цепкий страх за брата отпускал нехотя, а глупость и наивность девчонки до боли напоминали собственное поведение из того, навеки канувшего в прошлое, детства.

Ничего глупее Марша не слышала за всю свою взрослую жизнь. Настоящая ведьма, черная и сильная, желающая поймать настоящего эльфа… как будто именно для этого существуют военные в Альянсе! Как будто эльфы вообще кому-то угрожают и, смешно подумать, существуют в реальности. Да кто их видел? Марша все смеялась, уже понимая, что с ней в кои-то веки приключилась настоящая истерика. И что прекратить бессмысленный смех будет непросто. Пришлось даже идти умываться и жадно глотать воду, чтобы задушить прорвавшееся так явно и глупо отчаяние.

Нора не обиделась, даже подала стакан с водой. Дождалась завершения истерики и снова потребовала серьезных обещаний помогать и быть рядом. Получила их. И с тех пор ведьма и ее адъютант жили почти дружно – насколько это вообще возможно. То есть Нора временами вымещала на адъютанте злость, не в силах ее унять. Марша, в свою очередь, исправно писала отчеты о поведении и настроении подопечной. Закладывала ее по мелочам. Иначе нельзя – не поймут.

В колледже много всего такого, что именуют традициями. Например, Нора, не без основания отнесенная к категории черных ведьм по силе таланта и характеру одаренности, с первого дня была вынуждена красить волосы в «правильный» для ее типа ведьм цвет. И периодически гадить сокурсницам. Потому что именно самая лютая первой дослужится до капитанских нашивок. А там, глядишь, ляжет в руку и майорский треххвостый хлыст с серебряной отделкой на рукояти… Сожми покрепче, пусти в дело – и, глядишь, он расчистит дорогу в столицу. Если повезет. Но сильным ведьмам обычно везет.

– Кого мне дают в противники? – нервно уточнила Нора, хлопая дверью ванной. – Марька, ты шпионила или спала, а? Чего молчишь-то?

– Вчера днем говорили одно, а к вечеру – совсем другое, во время учебной тревоги – третье, – нехотя сообщила Марша. – Лейтенант, ты не ори, я по уставу должна шпионить за тобой, а не для тебя.

– Короче!

– Ой, какие мы нервные! Или Гинду, или вообще все отменят.

– Что?

Нора выскочила из душа, волоча полотенце по полу. Расческа висела, вцепившись зубьями в густые волосы, взгляд дико и неприятно взблескивал, пальцы чуть подрагивали, словно ощупывая и вылепливая новую гадость, а то и полноценное проклятие. В таком состоянии – это сержант знала твердо – можно ждать всего самого худшего. Вызовет смерч, устроит небольшое землетрясение или лишит дара речи на месяц…