Юридические конструкции и символы в уголовном праве

Резюмируя, можно дать следующую дефиницию квалифицированного состава: им является совокупность таких признаков преступления, которые свидетельствуют о резко повышенной или пониженной, по сравнению с отраженной при помощи признаков основного состава, общественной опасности деяния, что обусловливает выделение в законе данной разновидности состава в качестве относительно самостоятельной, с иной – повышенной или пониженной – санкцией. Логическим итогом такого выделения является необходимость новой квалификации деяний, сопровождаемых квалифицирующими обстоятельствами, и ориентация суда на новые пределы назначения наказания.

Признаки же состава преступления как родового понятия – это закрепленные в уголовном законе обстоятельства, в совокупности своей определяющие характер и типовую степень общественной опасности деяния и личности виновного, законодательную оценку вида поведения.

Применительно к квалифицирующим обстоятельствам нуждается в уточнении и сформулированное В. Н. Кудрявцевым требование, согласно которому признак состава выражает отличие соответствующего уголовно наказуемого деяния от других преступлений и правонарушений. Дело в том, что квалифицирующие признаки отражают внутриродовые различия (например, отличие кражи, совершенной по предварительному сговору группой лиц, с незаконным проникновением в помещение или иное хранилище, от «простой» кражи), т. е. отличие одного преступления от другого преступления того же рода, а не вообще от других преступлений. Что же касается их возможности отграничивать преступления от правонарушений, то ответить правильно на этот вопрос нельзя без уяснения связей основного и квалифицированного составов.

Ряд ученых считает, что между этими составами существует жесткая связь, преемственность, ибо под квалифицирующими признаками понимаются «дополнительные по отношению к основному составу и его признакам обстоятельства»[236 - Барков А. В. Указ. соч. С. 285.]. Иначе рассуждал А. Н. Трайнин. Он полагал, что, допустим, применительно к краже следует говорить не о едином составе, распадающемся на ряд видов (простой, квалифицированный, особо квалифицированный), а о трех самостоятельных составах, поскольку признаки, их характеризующие, различны[237 - Трайнин А. Н. Состав преступления по советскому уголовному праву. М., 1951. С. 140.].

Думается, однако, что обе точки зрения страдают определенной односторонностью, ибо не учитывают наличия в российском уголовном законодательстве двух разновидностей конструкций состава. В Уголовном кодексе описано около 280 квалифицированных составов преступлений, которые по общему правилу расположены в части второй соответствующих статей, но нередко и в третьей, и в четвертой (особо квалифицированные и «особо» особо квалифицированные – ч. 3 и 4 ст. 150, 166, 188 УК и др.). В таких случаях они действительно по общему правилу выделяются исходя из наличия «дополнительных обстоятельств» – дополнительных по отношению либо к основному (ч. 1), либо к квалифицированному (ч. 2) составу, либо к тому и другому одновременно. Например, признак «совершение преступления организованной группой» (ч. 4 ст. 188 УК) – дополнительный к основным признакам, предусмотренным в ч. 1 ст. 188 (контрабанда в крупном размере). В то же время его нельзя считать дополнительным по отношению к признакам квалифицированного состава (ч. 3 ст. 188), ибо содеянное оценивается по правилам ч. 4 и в случаях, когда контрабанде не сопутствуют обстоятельства, названные в ч. 3 (совершение преступления должностным лицом с использованием своего служебного положения, с применением насилия).

Нередко признаки «простого» квалифицированного состава дополняют, развивают признаки основного состава, что подчеркивается начальными словами диспозиций их второй части: «Те же деяния, совершенные…» Но если квалифицированный состав слагается из признаков основного состава и квалифицирующих признаков, то можно ли противопоставлять квалифицированный состав основному и утверждать, что налицо самостоятельные составы? Характерная особенность квалифицированных составов с подобной конструкцией заключается в том, что вменение ч. 2, 3 или 4 соответствующей статьи невозможно, если не установлены (помимо квалифицирующих) признаки основного состава. Когда квалифицирующий, особо квалифицирующий и т. и. признак, вмененный виновному, не подтверждается (например, в ходе судебного следствия), он подлежит исключению. Это, однако, не влияет на вывод о природе деяния (оно остается преступным). В подобной ситуации содеянное должно быть переквалифицировано на ч. 1 соответствующей статьи.

В Особенной части действующего Кодекса существуют и второго рода конструкции, подчас ставящие теорию и практику в крайне затруднительное положение. Сказанное касается, в частности, состава умышленного уничтожения или повреждения чужого имущества (ст. 167 УК). В силу ч. 1 статьи деяния лица наказуемы, если они повлекли причинение «значительного ущерба». Повышенная наказуемость установлена за «те же деяния, совершенные… путем поджога, взрыва или иным общеопасным способом…» Возникает естественный вопрос: в тех случаях, когда уничтожение или повреждение имущества осуществляется общеопасным способом, требуется ли наличие всех признаков основного состава? Казалось бы, ответ возможен только один: да, требуется. Именно к такому выводу и пришел в конечном счете Пленум Верховного Суда РФ в абз. 1 и. 6 Постановления «О судебной практике по делам о нарушении правил пожарной безопасности, уничтожении или повреждении имущества путем поджога либо в результате неосторожного обращения с огнем» от 5 июня 2002 г. № 14. В нем сказано, что уголовная ответственность по ч. 2 ст. 167 УК возможна «только в случае реального причинения потерпевшему значительного ущерба. Если в результате указанных действий, непосредственно направленных на поджог чужого имущества, предусмотренные законом последствия не наступили по причинам, не зависящим от воли виновного, то содеянное при наличии у него умысла на причинение значительного ущерба должно рассматриваться как покушение на умышленное уничтожение или повреждение чужого имущества путем поджога»[238 - Бюллетень Верховного Суда РФ. 2002. № 8. С. 4.].

Приведенное разъяснение в ряде отношений сомнительно. Во-первых, неясно, почему в нем речь идет лишь об одной разновидности общеопасного способа – поджоге? Разве при иных разновидностях этого способа (скажем, уничтожении имущества путем взрыва, затопления) подход к уголовно-правовой оценке мыслится уже другой? Во-вторых, до этого разъяснения практика по конкретным делам[239 - В частности, определение Судебной коллегии Верховного Суда РФ по делу К. гласило: «Для привлечения к ответственности по ч. 2 ст. 149 УК РСФСР (ч. 2 ст. 167 УК РФ) не требуется наступления такого последствия, как причинение значительного ущерба» (Бюллетень Верховного Суда РФ. 1997. № 7. С. 10).], да и Пленум Верховного Суда РФ, придерживались прямо противоположного мнения: уголовная ответственность за умышленное уничтожение или повреждение имущества, совершенное путем поджога, «наступает независимо от того, является ли причиненный ущерб значительным»[240 -

Пункт 1 Постановления Пленума Верховного Суда СССР «О практике применения судами законодательства по делам, связанным с пожарами» от 2 марта 1989 г. № 3 // Сборник действующих постановлений Пленумов… С. 277.]. Что же произошло? В комментариях и пояснениях к последнему из упомянутых постановлений еще до выхода в свет нового Постановления 2002 г. мотивом изменения позиции послужило следующее: «Статья 167 Уголовного кодекса Российской Федерации существенно отличается от статей 98 и 149 Уголовного кодекса РСФСР, действовавших в момент принятия постановления Пленума Верховного Суда СССР от 2 марта 1989 г. В соответствии с частью 1 статьи 167… умышленное уничтожение или повреждение имущества влечет уголовную ответственность лишь в том случае, если эти деяния повлекли причинение значительного ущерба. Поскольку в части 2 этой статьи речь идет о «тех же деяниях», совершенных путем поджога, взрыва или иным общеопасным способом, следует признать, что уголовная ответственность и по части 2 статьи 167…наступает при причинении значительного ущерба»[241 - Там же. С. 281.].

Но так ли это? Прежде всего путем сопоставления прежнего и ныне действующего кодексов нетрудно убедиться, что конструкции основного состава в них совпадают: в обоих случаях составы материальные, обязательным признаком состава признается причинение значительного ущерба. Неизменной по сути (в интересующей нас части) осталась и конструкция квалифицированного состава: «те же деяния» (ч. 2 статьи в действующем УК) – «действия, предусмотренные частью первой» (ч. 2 ст. 149). О том, что под деянием законодатель имел в виду действие (бездействие), а не описанное в ч. 1 ст. 167 УК РФ преступление в целом, свидетельствует редакция ч. 1: «Умышленное уничтожение или повреждение чужого имущества, если эти деяния (курсив наш. – Л. К.) повлекли причинение значительного ущерба». Следовательно, говоря в ч. 2 «те же деяния, совершенные… либо повлекшие…», законодатель имел в виду действие или бездействие, и только это. По мысли законодателя, выходит, общеопасный способ поведения (равно как и хулиганские побуждения, и тяжкие последствия) настолько повышает уровень общественной опасности поведения субъекта, что для констатации посягательства оконченным реального причинения вреда в виде значительного ущерба уже не требуется.

Как относиться к такому законодательному приему, если согласиться с осуществленной выше трактовкой ч. 2 ст. 167 УК РФ? Констатируя факт объективного существования «выпадающей из общего ряда» конструкции ч. 2 данной статьи и предпочтительность иной редакции последней («Умышленное уничтожение или повреждение, совершенное… или повлекшее…»), заметим, что подобный факт в действующем законодательстве не является исключительным. Причем если в первоначальной редакции Кодекса они были все же единичными (об издержках конструкции ст. 188 речь пойдет позже), то вносимыми изменениями последних лет в УК РФ сфера применения упомянутого дефектного приема расширяется.

Так, в первоначальном виде диспозиция ч. 2 ст. 293 («халатность») выглядела так: «То же деяние, повлекшее по неосторожности смерть человека или иные тяжкие последствия». В условиях, когда в ч. 1, описывавшей также материальный состав, говорилось: «…если это повлекло существенное нарушение» прав и интересов граждан, организаций, общества или государства, последствия в основном и квалифицированном составах были сопоставимыми – тяжкие последствия «поглощали» такой возможный вред, как существенное нарушение (в УК 1960 г. обозначение последствий, как представляется, было более точным: «существенный вред»). Внесенными в УК в 2003 г. многочисленными изменениями и дополнениями не была обойдена и ст. 293, при этом они коснулись обеих ее частей и к тому же появилась дополнительно ч. 3, направленная, очевидно, на более глубокую дифференциацию наказуемости предусмотренного ст. 293 УК преступления.

Но что получилось в итоге? Был изменен вид последствия в ч. 1 статьи – криминообразующим признаком вместо «существенного нарушения» стал «крупный ущерб», что можно бы оценить положительно ввиду конкретизации прежнего оценочного признака, если бы он сводился, по мысли законодателя, только к имущественным последствиям. Заметно более строгое наказание установлено в ч. 2 статьи (лишение свободы на срок до пяти лет вместо ареста по ч. 1) за «то же деяние, повлекшее по неосторожности причинение тяжкого вреда здоровью или смерть человека» и еще более строгое (до семи лет лишения свободы) – по ч. 3 за «деяние, предусмотренное частью первой настоящей статьи, повлекшее по неосторожности смерть двух или более лиц». Невозможно спорить (в отличие от ситуации со ст. 167 УК), что в ч. 2 и 3 ст. 293 под деянием понимается только бездействие (полное или частичное), ибо ответственность по ч. 2 и 3 может наступить и тогда, когда крупного ущерба от халатности не наступает. Следовательно, мыслимы составы ч. 2 и 3 статьи при отсутствии некоторых признаков, указанных в ч. 1.

Здесь считать признаки, характеризующие последствия в ч. 2 и 3, дополнительными к признакам ч. 1 ст. 293 было бы неправильным, ибо отсутствие их может одновременно означать и отсутствие состава преступления вообще. А не идет ли речь в двух последних частях статьи о самостоятельных основаниях уголовной ответственности и не надо ли считать обстоятельства, названные в них, признаками самостоятельных основных составов?

На наш взгляд, по замыслу законодателя в этих частях речь идет о квалифицированных видах состава, и в рассматриваемой конструкции квалифицирующие признаки ч. 2 статьи выполняют одновременно две функции: фундаментальную (как один из компонентов основания ответственности, ибо без этих признаков преступления нет) и дифференцирующую (с учетом названных признаков конструируется более опасная разновидность посягательства – преступная халатность). В противном случае признаки фигурировали бы как альтернативные в ч. 1 статьи. В Особенной части Кодекса квалифицирующие обстоятельства выступают ведущим средством дифференциации наказания, поэтому обстоятельства типа упомянутых в 4. 2 и 3 ст. 293 УК нужно считать квалифицирующими, т. е. обусловливающими новые пределы наказуемости. Соответственно составы преступления с подобными признаками являются квалифицированными. В то же время использованную законодателем в ст. 293 УК конструкцию нельзя признать оптимальной. Во-первых, в материальных составах последствия в ч. 1, 2, 3 и т. д. должны быть однопорядковыми. Во-вторых, квалифицированные их виды как бы «поглощают» те, которые названы в предыдущих частях. Сквозь призму сказанного не вызывает сомнений, например, принадлежность состава ч. 3 ст. 293 к квалифицированному виду по отношению к ч. 2. Тем не менее в диспозиции ч. 3 не упоминается о деянии, предусмотренном ч. 2 рассматриваемой статьи, а эта часть с большим основанием может претендовать на роль «базовой» (по отношению к ч. 3), нежели ч. 1 ст. 293.

Напомним, что в ранее действовавшем УК 1960 г. также встречались необычные варианты конструкций статей. Так, ответственность по ч. 2 ст. 166 (Незаконная охота) вполне была мыслима и при отсутствии отдельных признаков основного состава преступления (ч. 1), а именно: если лицо и не подвергалось ранее мерам административного взыскания за такое же нарушение, но осуществило охоту при обстоятельствах, упомянутых в ч. 2 статьи – на территории государственного заповедника, с применением транспортных средств, причинением крупного ущерба, а также на зверей и птиц, охотиться на которых полностью запрещено. В этих случаях отсутствие квалифицирующих признаков означало одновременно отсутствие и состава преступления в целом. Скажем, в суде выяснялось, что причиненный браконьерством ущерб нельзя считать крупным, т. е. не подтверждалось наличие признака, указанного в ч. 2 ст. 166. В такой ситуации суд не мог механически перейти на ч. 1 той же статьи и признать такое деяние преступным (не установив дополнительно признака применения в прошлом мер административного взыскания за такое же нарушение).

Столь же неоднозначное отношение вызывает конструкция некоторых видов хищений. Составы кражи, мошенничества, присвоения и растраты определены законодателем как материальные; криминообразующим признаком в них выступает ущерб собственнику или иному владельцу похищаемого имущества. Размер ущерба в то же время играет роль разграничительного признака между уголовно-противоправными и административно наказуемыми видами поведения. В этой части конструкция ст. 158, 159 и 160 УК РФ такова, что диспозиции этих статей носят отсылочный – к КоАП – характер, где дается понятие мелкого хищения применительно к краже, мошенничеству, присвоению и растрате. Если хищение не мелкое, наступает не административная, а уголовная ответственность. В первоначальной редакции примечания к ст. 7.27 КоАП мелкое хищение определялось как причинившее ущерб на сумму не свыше пяти минимальных размеров оплаты труда[242 - См.: Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях // Собрание законодательства Российской Федерации. 2001. № 1. Ст. 1.]. Затем этот порог был понижен до одного МРОТ, но с введением важного ограничительного признака. Суть его в следующем: административное правонарушение наличествует при условии, если отсутствуют признаки, предусмотренные ч. 2, 3 и 4 ст. 158, ч. 2 и 3 ст. 159, ч. 2 и 3 ст. 160 УК РФ[243 - Федеральный закон «О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс Российской Федерации, Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации и Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях от 27 сентября 2002 г. // Там же. 2002. № 44. Ст. 4298.]. Получается, что при наличии квалифицирующих признаков в содеянном виновным усматривается квалифицированный вид преступления, хотя признаки основного состава отсутствуют.

Между тем в период действия Уголовного кодекса 1960 г. Пленум Верховного Суда придерживался твердой и, как представляется, правильной позиции, согласно которой такие сопутствующие деянию признаки (в иной ситуации признаваемые квалифицирующими), как «наличие предварительной договоренности о совершении мелкого хищения группой лиц, совершение его особо опасным рецидивистом, а равно способ исполнения преступления (с применением технических средств и др.) не являются обстоятельствами, которые могут служить основанием для квалификации мелкого хищения как хищения в значительном размере, при отсутствии умысла на такое преступление»[244 - Сборник действующих постановлений Пленумов Верховных Судов СССР, РСФСР и Российской Федерации по уголовным делам с комментариями и пояснениями / Отв. ред. В. И. Радченко. М., 1999. С. 257.]. Эта позиция соответствует и общепринятым правилам уголовно-правовой оценки, по одному из которых о квалифицированном виде деяния можно говорить лишь после установления всех признаков основного состава.

Думается, что о квалифицированных составах идет речь не только в упомянутых нами ранее случаях, но и тогда, когда при описании разновидностей состава преступления используются следующие признаки: заведомое поставление в опасность (или угроза) – фактическое причинение вреда (см., например, ст. 217 УК); менее – более тяжкие последствия (ст. 215

); совершение преступления обычным должностным лицом – лицом, занимающим государственную должность, либо главой местного самоуправления (ст. 290); совершение преступления в отношении менее – более опасного предмета, и т. и. В связи с этим мы склонны считать деяние, описанное в ч. 2 ст. 188 УК РФ, также квалифицированным видом контрабанды по признаку особого предмета преступления – в отношении него установлены специальные правила перемещения через таможенную границу Российской Федерации даже при отсутствии такой особенности основного состава, как крупный размер контрабанды.

Квалифицирующими могут быть лишь обстоятельства, прямо относящиеся к содеянному и к личности виновного и находящиеся в определенной связи с совершенным преступлением. Еще одна их черта проявляется в том, что обстоятельство может считаться квалифицирующим признаком лишь в случае, если оно закреплено в качестве такового законодателем и прямо указано в конкретной статье при описании соответствующей разновидности состава преступления. Этот вывод следует из того, что квалифицирующие обстоятельства суть признаки состава преступления, а последние всегда должны определяться непосредственно в законе.

Будучи признаками состава преступления, квалифицирующие обстоятельства влияют на квалификацию, изменяют уголовно-правовую оценку поведения в сторону ее усиления или смягчения. Свое внешнее выражение эта черта получает в иной квалификации, отличной от той, которая применялась бы при отсутствии данного признака (например, ч. 2 вместо ч. 1 ст. 163 УК РФ).