– Да! – вздохнув, сказал Краюхин, – господь навязал!
– Что ж, его женить хочешь?
– Его, да девки не подыщешь… уж и запивал-то… что-что ни делал… баб дома нет… Ничего не поделаешь… А эта попалась хучь и бедная, да моторная… Ну, прощавай… благодарим покорно…
– На здоровье себе!..
– Так, стало быть, на бугор?
– Вот прямо через речку, мимо кустиков…
Уже смеркалось, когда Краюхин въехал в имение третьего мирового судьи. Старинный барский дом с деревянными колоннами, поросшими мхом, с двумя прудами и винокуренным заводом стоял среди дубового леса, заменявшего сад. Маленький присадник перед балконом украшался мраморными статуями.
– Почтенный, где тут к мировому проехать? – спросил Краюхин кучера, шедшего за возом соломы к барским конюшням.
– Поезжай прямо к хлигелю… там для вашего брата сделана слега… к ней привяжешь лошадь.
– А это какие ж такие статуи стоят? – указывая на присадник, спросил Краюхин.
– Это бога! – сказал кучер. Краюхин снял шапку.
– Только не наши… – объяснил кучер. – Тебе на что к барину-то?
– Насчет своих делов.
– Барина нет дома. Он уехал во Владимирскую губернию; у него там имение…
– Кто ж разбирает?
– Тут жалобы записывает конторщик… Ступай запиши, а когда приедет, разберет…
– Коли ж разбярет? нам недосуг!..
– Он так приказал… недельки через две приедет…
– Нет, что ж! – сказал Краюхин, – нам не рука… Ванюха, поворачивай! Я вижу, настоящих делов не доберешься…. Что будет не будет – поеду в волостную…
VIII. Волостной суд
В воскресный день, часа в два пополудни, в лебедкинское волостное правление сбирались судьи из крестьян. В присутственной комнате с развешенными на стенах печатными и письменными объявлениями носилась клубами пыль; пол был загрязнен до того, что нельзя было разобрать, земляной он или деревянный; воздух был насыщен махоркой, капустой и пр. Видневшиеся между плотно забитыми двойными рамами кирпичи с солью еще более наводили уныние на свежего человека. В переднем углу висела икона мученика Пантелеймона, присланная с Афонской горы. У окон стоял письменный стол, покрытый клеенкой, с грудами бумаг и массивною волостною печатью. По стенам стояли скамейки для судей. В ожидании старшины и писаря в присутственной комнате два старика рассуждали между собою.
– Наши судьи, Антон Игнатыч, грех сказать плохова! Старый старшина малый смирный… И Андрюшка косолапый, – хоть он маленько и с горлом… орет, что на ум взбрядет, но за себя постоит! И мы с тобой!.. Знамо дело, винца выпьем, а ведь за полштоф никого не променяем… А приносят – надо пить, и проситель тоже: сухая ложка рот дере… в праздничное время почему ж не выпить?
– Ванюха тоже мужик хороший, да похмыра, – говорил другой, – слова не доберешься… А Листрат хоть молвит слово старшине! Человек книжный… надо так сказать!..
Пришел старшина в новом дубленом полушубке, за ним писарь, несколько просителей и судей. Старшина положил на стол свою белую крымскую шапку и обратился к просителям.
– Вы что лезете?
– К вашей милости, Захар Петрович: у меня ноне ночью замок сломали…
– А у меня Парашка прибила мово ребенка.
– Постойте, постойте! Засядем, тогда и жалуйся… А воробьевские – все собрались?
– Все, – сказал сторож, – они на крыльце… Старшина подошел к письменному столу и вдруг
всплеснул руками.
– Стой!.. Куда цепь девалась?
– Должно быть, обронили, – сказал писарь, – это судьи, должно, маленько потерлись – свалили, вот она!
– Зачем их безо времени пускать! – заметил старшина, – ведь это вещия царская… Ну, что же? пора начинать!
Судьи разместились на скамейках, писарь сел за стол, старшина стоял среди присутствия, наблюдая за порядком.
– Сват! дай табачку, – вполголоса говорил один старик.
– Что, малый! у Петрухи отсыпал. Намесь махорки купил, стал это, братец ты мой, терет с золою… натер, понюхал – ничего не берё!..
– Будет вам калякать! – заметил старшина, – не накалякались! Здесь присутственное место…
– Ничего, Петрович, мы промеж себя…
– А то не хуже Егорки-пастуха… Он сдуру слово-то ляпнул на миру, а теперь другая неделя сидит…
– Петрович!.. Кого ж перва-наперво будем судить?
– Разве не видали? – сказал старшина, – вот в прихожей стоят!
– Нет, Петрович, для правды не лучше ли Егорку сперва судить, а эти только пришли…
– Егоркино дело, – возразил старшина, – ты молчи! Его разбирать надо с толком… А наперва разбяри плотву-то… вишь, она лезет! у сундучка замок сломали…
– По мне, что ж? – проговорил один старик, – кого хошь вяди!
Писарь сделал пол-оборота к судьям и объявил:
– Вот что, господа судьи: плотву-то оно плотву… она от нас не уйдет… а по-моему, лучше взяться за пастуха – а то как бы он на себя руки не наложил… кто его знает?.. долго ли до греха?..
– Что ж, Петрович, веди его! Когда-нибудь не миновать – судить надо!
– Сторож! – крикнул старшина, – зови сватов сюда…
В правление вошел Краюхин, невестин отец и мужики, бывшие на запое. Последние, вздыхая, бормотали:
– Вот оно, винцо-то, что делает! выливается наружу… не знаешь, где попадешь…