Ласточка

– И правда, Пашок, заткнулся бы ты. – Запыхавшаяся Борода махнула на него крупной рукой. – И так тяжело идти, а тут еще ты трындишь!

– Нет, ну слушайте, это совсем не годится. – Ника остановилась. – Вы не понимаете, что… тогда все наоборот… – Ника перевела дух, не в силах подобрать правильные слова.

Она огляделась. Какая же красота. Как хорошо, что из-за жары пришлось так рано выйти. Только что взошло солнце. Матово-золотое, на чистом бирюзовом небе, оно еще почти не грело. Было непривычно прохладно и очень тихо. Пели птицы, как-то по-другому, чем обычно поют в лесу рядом с их дачей. Другие птицы, наверно. Близко пролетела крупная серо-белая птица с широкими пестрыми крыльями, внушительным клювом, посмотрела на Нику круглым глазом, Ника, как зачарованная, проследила за ее медленным уверенным полетом. Круг, резкий поворот, взлет вверх, снова – огромный круг, вот она вернулась, спикировала, но не до самой земли, и опять взвилась вверх. Красиво, бесконечно красиво. Горы вдалеке снижались к морю плавной волной, ни с одной стороны не нависая над плато, на котором был расположен лагерь. Простор, покой и красота.

Паша, видя, что Ника оглядывается с удовольствием и выбирает ракурс для фотографий, внятно выматерился.

Ника оглянулась на него.

– Знаете… Я тогда вообще одна пойду.

– Одной только с восемнадцати лет, – сказал Кирилл.

– Кирюш, Кирюш… – Верочка подошла к нему поближе. – И мы с тобой можем одни пойти, да? Разделимся, ребята, как, а?

– Щас! – Борода потянула ее за лямку рюкзака, да так, что Верочка покачнулась и чуть не опрокинулась назад. – Кто это вас пустит? Ты что, подруг предаешь? Из-за него, что ли? Кирюха, ты чё там моей подруге нашептал уже?

Верочка умоляюще сложила руки:

– Дашунь, ну Дашунь…

– Нехрен! – Борода обняла Верочку за шею. – Рядом стой.

– Ладно… – Верочка опустила голову.

Ника с некоторым удивлением наблюдала всю эту сцену. Кирилл молчал, фотографируя горы, потом присел, отвернувшись ото всех, и стал снимать красивые фиолетовые цветы, кучками растущие у них под ногами.

– Макросъемка! – объяснил он, поймав Никин взгляд.

– Я так и поняла, – кивнула она.

– Слушайте, я пить хочу! – Паша вернулся к ним. – Можно энергичнее двигать конечностями?

Ника только покачала головой. К грубости и мату ей не привыкать. В горнолыжной школе матерятся и тренеры, и дети, но какой смысл сейчас ссориться, идти, как на муку. Это же приключение, развлечение, не больше того. Зачем этот Паша пошел, вчера же категорически отказался…

– Давай сюда рюкзак… – Паша неожиданно с силой сдернул Никин рюкзак. – Идешь еле-еле. Набрала кирпичей…

Ника поймала удивленный взгляд Кирилла и насмешливый Дашин. Но никто из них ничего не сказал. Она не стала отказываться. Хочет нести два рюкзака – пусть несет. Кажется, теперь стало немного понятнее, почему он так хамит и зачем пошел с ними. Кирилл догнал Пашу и пошел рядом, хотя они в самом начале договорились, что мальчики идут первым и пятым. Но лагерь остался далеко, Олег с его напутствиями – тоже, поэтому теперь все будет так, как сложится.

Борода шла-шла, потом догнала мальчиков и повесила Кириллу свой небольшой рюкзак, достав из него бутылку с водой.

– Ничего себе! – покачал головой Паша и рывком попробовал отобрать у нее бутылку.

Борода засмеялась, грубо ответила в Пашином духе и пнула его в воздухе ногой.

– Кирюшка вон идет молчит, а ты чё? Мы, кстати, с Верунчиком еще с профилями не определились, непонятно, в каком классе окажемся… В любом случае будем или с Никой, или с Кирюхой в одном классе.

– Или все вместе, – сказала Ника. – Перетасуют же классы, по профилям будут группы, как один большой класс. Только формально останутся параллели.

– Вот и здорово, – сказала Борода, открывая бутылку и жадно отхлебывая из нее. – Начнем дружить прямо здесь… Уже дружим… – Она постучала себя кулаком по плечу, как заправская пацанка. – Будешь? – Она протянула воду Вере, которая так и тащила свой большой рюкзак. – А ты-то что себе напихала в рюкзак? Давай мне, ладно уж… Третьего надо было подбить парня пойти с нами, чтобы отдать ему тяжести.

– Ага! – осклабился Паша. – На! – Он сдернул рюкзак с Кирилла, развернулся и бросил рюкзак Даше, та лишь чудом его поймала.

– Ну ты дебил… – покачала головой Борода.

Что же так всем плохо, особенно этим двоим… Борода взяла воду, а условие их похода – дойти до родника, найти его по карте, преодолеть два сложных участка пути, из родника напиться… В этом, кажется, и состоит приключение, часть его. А в чем тогда смысл, если попить воды из пластиковой бутылки? Себя обманывать и других?

Ника вздохнула и решила отстать. Все равно все пошло совсем не так, как обещал Олег. Он живет в каком-то другом мире, ему так удобно, хотя того мира уже давно нет или никогда не было. Олег вместе с ее отцом когда-то служил в армии после школы. Закончив тот же институт, что и Антон, поработал на одной компьютерной фирме, на другой, попробовал преподавать информатику в школе, а потом ушел в районный дом культуры, полупустой в то время, и создал там спортивно-туристический клуб для взрослых и их детей. Взрослые записывались вяло, а дети, подростки неожиданно стали приходить. Им нравился Олег, сдержанный, внимательно относившийся к каждому, прекрасно разбирающийся во всех гаджетах и новых устройствах. Антон обещал Нике, что Олег – самый лучший, честный и наивный человек, которого он встречал за свою жизнь. Что у него отличные дети в его туристическом клубе и прекрасная атмосфера, отношения между подростками. Насчет своего друга Олег, похоже, не ошибался. А вот дети и отношения… Такие же, как у них в школе. Каждый за себя и против всего и всех. Такая позиция – «я лаю, потому что все уроды». Так написано на ошейнике у собаки их соседа, очень симпатичного и улыбчивого человека. И собака у него милая, лаять разве что любит.

Сейчас, в горах, в начале такого прекрасного дня Нике хотелось просто идти спокойным шагом, не бежать, не торопиться, наслаждаться кристальным воздухом, чистотой неба, изумительной природой, видами гор, моря, фотографировать пейзажи, птиц, насекомых… Красота. Но только не ругаться.

Ей не был особенно симпатичен Паша, тем более грубая Борода, похожая на крепкого мальчика. Она в школе всегда издалека смотрела на нее и радовалась, что они не в одном классе – уж слишком сложная девочка, собирает вокруг себя то одну группку, то другую, пытается быть лидером, покрикивает, хамоватая, и ее одноклассники довольно прохладно, судя по всему, относятся к попыткам Даши главенствовать и лидировать. Пашу и Верунчика в школе она видела лишь мельком. Три параллели ведь было, близко с другими классами пока не пересекалась. Но сейчас собачиться Ника с ними не будет, даже если они по-другому не могут общаться. В ее классе, например, многие по-другому просто не умеют. Как часто говорит Антон – «знал бы твой прадед, что впереди, он бы войну не выиграл». Да, правда, хорошо, что человек не может знать, что впереди. Вот мама… Ника, как обычно, остановила себя и постаралась отогнать все мысли о матери. Нет, нет и нет. Если начать думать, вот тогда уж точно день пойдет насмарку. Как бы Антон и бабушка, мать Антона, ни пытались объяснить Нике, что матери так лучше, что она ушла в монастырь, прячась от невыносимой боли, Нике это не понятно.

А как же она, Ника? Ей нужна мать. Ника ее любит, ей без Анны плохо, особенно плохо и непривычно было поначалу. Ведь мать есть, она жива, она здорова, она может общаться, говорить, может любить Нику, как прежде, но она не хочет. Ни общаться, ни любить. Она не хочет больше быть ее матерью. Ника виновата… Да, конечно, она виновата, что привела Артема вовремя, даже заранее. Она всегда везде приходит вовремя, не может опаздывать, мать же сама и приучила ее к дисциплине. Надо было дождаться, пока придут другие дети… Но тренер-то уже был! Переодевался в своей комнатке. Как только Артем пробежал весь большой класс, залез на подоконник, быстрый, ловкий, веселый Артем… День был прекрасный, солнечный, пели птицы, Ника отлично помнит, как она шла по улице и у нее было отличное настроение. Как это могло произойти, почему? Может быть, Артем хотел ее окликнуть, может быть, хотел посмотреть, как она идет по улице, зачем он так высунулся? Этот вопрос останется с ней на всю жизнь. Да, она виновата. И поэтому она потеряла не только брата, но и мать. Ника это знает. Но смириться невозможно.

Однажды прошлым летом они с отцом поехали в монастырь, когда мать разрешила наконец ее навестить. Телефоном она больше не пользовалась, отец узнавал о ее здоровье, звонил раз в месяц настоятельнице, чаще та просила не беспокоить. Ника очень хотела увидеть мать, и когда отец вдруг сказал: «Едем в воскресенье», Ника обрадовалась, стала думать, что привезти матери, решила испечь что-то и отвезти ей цветок, который раньше та больше всего любила, он всегда стоял у нее рядом с рабочим столом на подоконнике.

Она часто представляла себе монастырь. Видела по телевизору другие монастыри, ездила пару раз с родителями и Артемом на экскурсии в Подмосковье, в Псков. И совершенно растерялась, когда они с отцом подъехали к старой кирпичной стене, похожей на стену заброшенного завода. Часть кладки осыпалась, когда-то красивая башня на резко заворачивающем углу стены неровно потемнела, как будто ее облил, балуясь, бурой краской какой-то великан. Они оставили машину невдалеке и обошли монастырь. Ника смотрела на отца и понимала, что он волнуется. Антон начинал что-то говорить, замолкал, ерошил короткие волосы, беспрестанно поправлял очки, снимал их, надевал снова, то смеялся, то хмурился, взглядывая на часы. Они договорились приехать к трем, а приехали раньше.

– Ника, дочка, я, наверно, не пойду, – неожиданно сказал отец. – Иди одна.

– Пап…

– Сразу не пойду. Ты иди, там… поговори с мамой, а я… потом. – Отец растерянно пожал плечами и отвернулся, пряча глаза. – Ну вот так. Прости меня.

– Пап, я одна боюсь… – Ника держала цветок и в нерешительности смотрела на отца. – Я не знаю…

Антон погладил Нику по спине и протянул ей пакет с пирогом, который Ника пекла накануне вечером.

– Мама рада будет тебя видеть, я знаю. Только… Я никак не скажу тебе… Надо было раньше сказать, но я не знал, как ты отреагируешь…

Ника вопросительно взглянула на отца.

– Обещаешь, что… – Антон замолчал.

– Что, пап? Что такое? – Ника встревожено заглянула ему в глаза.

– Я не говорил тебе… Понимаешь… В монастыре нельзя жить, если у тебя есть семья, муж и ребенок… Поэтому я вроде как брат ее…

– А я кто?

– Племянница.

– Ничего себе… Папа… Ты мог мне дома сказать… А ты давно это узнал?

Антон не сразу ответил, виновато крутя головой.

– Ну прости. Сразу знал, конечно. Я же мог позвонить в монастырь и сказать случайно что-то не то… Поэтому Анна меня предупредила. Я сам не знал о таких правилах.