Полтора килограмма

Хозяин квартиры вернулся с большой кружкой воды в руке, помог приподняться и утолить жажду. Затем перенес со стола телефон, поставив его мне на грудь. Я пробормотал слова благодарности и принялся набирать свой домашний номер. Том тактично удалился из комнаты. Лгать я не любил и поэтому рассказал Хелен всё как есть.

Она принялась причитать и плакать. Я утешал, как мог, обещая, что, как только пройдет головокружение, сразу вернусь домой.

В комнату заглянул Том:

– Мелкий, как там тебя, Дэн! А ты где живешь?

– На Вашингтон-стрит, здесь рядом.

– Хочешь, я тебя на руках отнесу?

– Нет, не нужно. Сам сейчас встану, – стушевался я.

– Да ладно, ты весишь килограммов пятьдесят, как мешок муки!

– Нет, значительно тяжелее, – упорствовал я, оскорбленный сравнением.

– Ладно. Тогда давай спать, а утром отведу тебя домой.

Я напрягся. Меня волновало, где именно этот громила собрался ложиться? Кроме дивана, в комнате других вариантов не значилось. Том извлек из шкафа подушку и одеяло, незатейливо их раскинул прямо на полу и, повернувшись ко мне спиной, тут же уснул, слегка похрапывая. Мне же еще целый час пришлось ворочаться на неудобном диване, пытаясь уснуть.

Утром я уже был способен передвигаться, хотя меня еще слегка покачивало и мутило. Вероятно, сотрясение мозга избежать всё же не удалось. Опираясь на локоть Тома, я осторожно следовал к дому.

Хелен и Джим встретили нас у двери. Тома пригласили к столу позавтракать с нами. Он охотно согласился, сразу очаровав присутствующих своей непосредственностью. После завтрака, заметив в прихожей мяч Джима, он тут же позвал сына во двор играть. Мы с женой наблюдали в окно, как они закидывают мяч в кольцо с сеткой, прикрученное к столбу на заднем дворе. У Тома были несоизмеримо длинные конечности, словно у голенастого щенка дога. «Мир наверняка потерял в его лице отличного баскетболиста», – подумалось мне тогда. Он вообще был более подвижен, весел, нежели я, что не могло не очаровать моего двенадцатилетнего сына, для которого я вечно не находил времени, чтобы погонять мяч.

С того дня Том стал частым гостем в нашей квартире. Хелен и Джим всегда радовались его приходу: он вносил в дом какое-то праздничное приподнятое настроение.

Вот так, ненавязчиво, этот человек вошел в нашу жизнь и стал моим самым близким другом. Почему? Я и сам не понимал этого тогда. Мы во всем были полной противоположностью, но нам было интересно вместе, и, не смея больше перечить притяжению душ, мы погрузились в крепкую мужскую дружбу.

Том вырос в Челси – небогатом пригороде Бостона. У него было три брата и одна сестра. Отец взял в жены мать Тома с четырьмя детьми от предыдущего брака. Том оказался их единственным общим отпрыском. Оба родителя обладали склочным и неугомонным характером и потому бранились как кошка с собакой. Мать отвечала за утилитарную сторону семьи, а отец, в прошлом акробат из мексиканского гастролирующего цирка, получивший перелом ноги, после которого остался хромым на всю жизнь, теперь был вынужден работать в порту разнорабочим.

Уже в тринадцать лет, заглянув к тридцатилетней соседке по приглашению на чашечку чая, он расстался с невинностью. Я же, в отличие от него, стыдливо таскал свою девственность вплоть до встречи с Хелен. Я был задавлен комплексами, а его обаяние перекрывало всё. Он напоминал щенка, ни разу не получавшего взбучки и поэтому вечно радующегося жизни и окружающим его людям.

Свою жену он встретил, когда ему было уже далеко за тридцать. Они познакомились на ледовом катке. В тот же вечер Том поцеловал ее под столбом с указателем «Парковка для машин запрещена». Пребывая на взлете эмоций, он оторвал этот указатель и повесил в спальне над своей кроватью. Я, например, никогда не был способен на подобные поступки. Я был рабочей лошадкой, а он – ярким представителем породы разгильдяев. Убежденный пацифист. Ему претило вообще подчиняться трудовому графику, поэтому этот парень был вольным художником, музыкантом, подрабатывающим время от времени то тут, то там. Его не угнетало отсутствие денег, главное в жизни для него – это свобода души и тела.

Лишь обзаведясь потомством и почувствовав ответственность перед семьей, он позволил себе из дикого иноходца превратиться в рабочего коня. Годы дружбы показали, что в серьезных поручениях Тому нет равных по исполнительности и ответственности. После длительных уговоров он всё же остриг свои косы и я сделал его своим доверенным лицом во многих делах. И ни разу об этом не пожалел.

– Да, Том! Слушаю! – торопливо пропыхтел я, чувствуя, как учащается пульс от быстрой ходьбы.

– Привет, Дэн! Тут появился один вариант. Ты, скорее всего, откажешься от него, но считаю своим долгом сообщить. В общем, мы нашли донора. Тело подходит по пяти критериям, родственники дали согласие, оперировать можно уже через пару недель. Только есть нюанс, – Том замолчал на несколько секунд, – понимаешь, это женщина.

Я уже поднялся на лифте на второй этаж, где в левом крыле дома находился мой рабочий кабинет.

– Том, мне не до шуток, – раздраженно бросил я.

– А я и не шучу, – виновато вздохнул Том.

От растерянности пришлось замолчать, не совсем понимая, как реагировать на подобную новость. Такой вариант мы никогда не обсуждали, я даже не мог допустить мысли о смене пола. Со стремительностью, на которую только мог быть способен мой организм, я ворвался в свой кабинет и закрыл за собой дверь. Наконец, дав волю чувствам, я взревел в трубку:

– Да ты в своем уме? Ты хоть понимаешь, что предлагаешь? Как тебе вообще это пришло в голову?

Я метался по кабинету, как затравленный зверь в клетке.

– Дэн, успокойся, прошу тебя! Тебе нельзя так нервничать! Просто ты каждый день грозишься умереть и требуешь найти хоть какого-то донора, вот я и подумал…

Не дав ему договорить я заорал в трубку с новой силой:

– Подумал?!!! Как ты себе это представляешь? Посмешище из меня решили сделать?

– Дэн, извини! Очень тебя прошу, успокойся! Где твои таблетки? – Том не на шутку был взволнован.

Я опустился в кресло, в глазах потемнело, пульс отбивал бешеный ритм, словно загнанный скакун. Тело мое обмякло, еще секунда – и телефон бы выпал из внезапно ослабевшей руки. Пришлось поспешно бросить его на стол. Пальцы рук похолодели и начали дрожать. Вслепую нащупав гладкую поверхность столешницы и скользя пальцами правой руки по деревянным рельефам вниз, я выдвинул верхний ящик. Дрожащей рукой нащупал заветный пузырек с таблетками, нетерпеливо высыпал несколько штук на ладонь, взял две и положил в рот, остальные бросил на стол. Затем потянулся к графину с водой, к счастью, он был наполнен лишь на четверть, я слабыми руками смог его приблизить к губам и прямо из горлышка жадно сделал несколько глотков. Минуту, может меньше я неподвижно сидел с закрытыми глазами, ожидая, когда начнется действие препарата. Из динамика телефона доносился взволнованный крик Тома:

– Дэн! Дэн! Ты меня слышишь? Дэн, ответь мне!

Сделав над собой усилие, я взял в руку телефон. Голос мой звучал глухо.

– Не шуми. Я принимал таблетки, – немного помолчав, я разочарованно продолжил, – Том, это первый донор за семь месяцев. Боюсь, что я вообще не доживу до операции.

– Мы ищем, Дэн, мои люди работают, – оправдывался друг.

– Значит, плохо работают! – хрипло крикнул я, чувствуя, как гнев и обида подступают с новой силой. – Увеличь штат сотрудников в два, в три, в десять раз! Мне нужен результат!

– Хорошо, – успокоил меня Том. – Попытаюсь выйти на клиники азиатских и африканских стран, надеюсь, ты ничего не имеешь против смены цвета кожи или разреза глаз?

– Нет, я не расист! Уж ты-то это должен знать! – раздраженно рявкнул я в трубку.

– Ладно, Дэн, будут новости – позвоню. Береги себя, – с искренней заботой в голосе попрощался Том.

– Удачи.

В столовую возвращаться не хотелось. Я снял очки, закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. На лбу выступила испарина. Мысли роились в моей голове. «Как Том, мой компаньон, друг, мог мне предложить такое?!» Я чувствовал, что опять закипаю. «Нет, надо успокоиться и ждать. Рано или поздно донор найдется. А вдруг поздно? А если мне осталось несколько дней? Что же делать? Интересно, что это за женщина-донор. Сколько ей лет? Что с ней случилось? Может, она молодая и красивая? Так! О чем это я?» Попытался пресечь даже мысли о возможности сменить пол. Ну не смогу я жить в женском обличье, не мое это! Но с другой стороны, уж лучше быть живой женщиной, чем мертвым мужчиной. Сомнения липкой массой обволакивали душу.

Я панически боялся умереть! Осознание скорой смерти порождает безволие, разочарование и желание замкнуться в себе. Всё это уже прочно вошло в мою жизнь, но последние события подарили надежду, которую я лелеял в своем сердце. Она давала мне силы жить дальше. Возможно, я погорячился, когда так сразу наотрез отказался? Черт, что же делать? Может, позвонить Тому, чтобы тело донора попридержали до моего окончательного решения? Да уж, после скандала, который я ему закатил, звонить и извиняться. Так! Надо всё как следует обдумать еще раз. Том рассказывал, что потенциальные доноры есть, однако родственники верят в чудо и не соглашаются на передачу тела для трансплантации. Как же я их понимаю! Вот и я тоже верю в чудо…

В дверь тихо постучали.

– Войдите, – раздраженно позволил я.

Массивная дверь осторожно открылась, и на пороге кабинета появился Патрик. Лицо его было взволнованно вытянуто, он извиняющимся тоном тихо спросил:

– Вы в порядке, мистер Харт? Я слышал, вы очень громко разговаривали, а потом наступила тишина. Простите, если помешал.

– Всё хорошо, Пат. Мисс Новак еще в столовой? – осведомился я.

– Нет, Джим сейчас показывает ей дом.

Я одобрительно кивнул: