Хардкор

При этом стоит отметить, что многие музыкальные идолы металлистов уже вовсю отмечались на просторах СССР. Концерты сыпались как из рога изобилия, и мы носились как чокнутые, совмещая это с работой и гастролями. И многочисленными днями рождениями. Свой бездник я отметила с друзьями на концерте Ингви Мальмстина – там же, в «Луже», а семнадцатого февраля мы оторвались с Лазутчиком уже на безднике у Пенкина, в кафе «Старт»: Лазутчик пытался петь русские «Валенки», а остальной цвет попсовой тусни падал лицами в салаты натуральным образом. Все было переплетено, но при этом радостно и бодро. Даже милиция, которая совершала постоянный отъем шипованных браслетов и клепанных ремней, воспринималась привычно, обычно и естественно. По этому поводу мы особо не переживали; главное, чтоб не завели какое-нибудь дурацкое дело, как на хиппарей. В этом случае обламывались бы начавшиеся заграничные гастроли.

«Э.С.Т.» тогда уже приперлись из гастролей по Германии в восторге, и вокруг таких возможностей витал приятный аромат слухов… А мы уже в апреле сидели на чемоданах: в Венгрию, с «Тяжелым днем», «Шахом», «Альянсом» и Рублевым, которых эклектично дополняли Минаев, Маликов, Крылов, Пенкин и Турчинский. Попали мы туда с подачи Саши Иванова, который нас запулил по своим комсомольским связям. Ну, конечно, я вернулась оттуда с майками любимых групп Iron Maiden и Slayer, хотя до посещения мной их концерта оставалось еще долгих девять лет… Апрельский Будапешт порадовал архитектурой, дворцом, из которого нам с Пенкиным не хотелось уходить, и рок-магазами, которых у нас тогда еще не было… После Венгрии я начала сотрудничать с «Тяжелым днем» и работала там несколько лет, параллельно с другими музыкальными проектами, постоянно общаясь с «Коррозией». Мы с Миледи продолжали работать в ателье, ходить на концерты и на Тишинку, выискивая там всякие декоративную отделку на наши сумасшедшие прикиды, делать аппликации и клепать куртки, наблюдая в обеденный перерыв хиппи и панков в «Желтке» и «Туристе» по соседству…

К этому прибавилось мое сотрудничество с Мосфильмом в амплуа консультанта по неформалам у разных помрежей. В обязанности входило отвозить очередному из них демозаписи групп «Э.С.Т.» или «Ва-Банкъ»; помню, как ругалась с режиссером фильма «Авария- дочь мента» по поводу шмоток для главной героини, опротестовав куртку из дерматина, которую, судя по фильму, они все-таки на нее напялили. А мы ей такую классную кожаную куртку привезли с Миледи…

М. Б. Нет. Они ей стандартный «перфекто» какой-то справили. Мне об этом рассуждать легко, поскольку соучаствовал в судьбе фильма с другого конца. Мы тогда на первом «Сырке» с девушкой по имени Ира пересеклись, причем на сцене и в первых рядах творилось какое-то уныние. А мы сидели в глубине полупустого зала с половиной ящика «Салюта», который внаглую и пронесли в зал, огрызнувшись на входе, что это дань рок-н-ролльным богам… Ира как-то сама бесстрашно к нам подсела и посетовала на фактуру посетителей концерта, на что ей было заявлено, что все горести позади-главное, это беспрекословное подчинение. И как-то через этот контакт набежала куча знакомых, и все были оповещены. Это несколько подкорректировало съемки, хотя, как обычно бывает, нашу сцену, открывавшую начало фильма, оттуда попросту вырезали. Но с другой стороны, там и без меня клоунов хватало, зато я вроде до сих пор фигурирую на постере фильма, куда аляпово впендюрили главную героиню в пресловутой куртке.

Как ни странно, но фильм случился трогательный, и меня периодически веселят рецензии от знатоков, что, мол, все люди в фильме постановочные, и такого в реальности не было. Они даже не представляют, насколько ужаснее все было, как оно было на самом деле. И что реальные участники событий настаивали, чтоб все выглядело еще брутальней, как собственно и было…

И. Г. Ну да, я помню в сцене с Хирургом помреж захотела глэма и зачем-то Славяну пыталась пририсовать две черточки под глазами, типо глэм-рок и Никки Сикс.

М. Б. А я это видел, потому что участвовал в их призыве и ржал неподалеку. Он сначала тормознул, не понимая, а потом тут же это палево стер. Украсительница быстро ретировалась под свирепым взглядом. Но все равно заработал на какое-то время ироничные позывные «Минус»…

И. Г. Да. Много кто участвовал и в съемках, и потом. Я, видимо, приглашала тех же самых людей, что и ты… Этот год так же пестрел событиями. Помимо серии концертов «Коррозии», после чего Паук загремел в больницу а Ящер в милицию, мы чуть не пропустили Pink Floyd, потому что Черта заглючило, что он потерял наши билеты. Потом была одна из первых выставок «Музыка-89», где фирмачи натащили гору всяких крутых инструментов, и наши музыканты ходили туда пускать слюни на всякие примочки, а остальные – фотаться с картонным Джоном Бон Джови и смотреть новые видеоролики. При мне один офигевший персонаж так пялился на клип Guns N'Roses, что попросту упал на стойки с гитарами…

Рома Костыль опять работал в «Коррозии», и они бомбили Сокольники вместе с «Шахом», «Мафией» и «Кронером». По телику показывали Якушина и Саню Скляра, а в «Зеленке» готовились к грандиозному концерту в «Луже». И он наконец-то наступил.

Двенадцатого и тринадцатого августа вся туса была на этом событии года и, наверное, всего десятилетия. Мы воочию лицезрели Великого Короля Ужаса, угарных глэмеров Motley Crew, Skid Row, педантично техничных Scorpions и не картонного, как на выставке, Джона Бон Джови. Под которого, уже изрядно набравшись, в темноте, оставшаяся на ногах тусовка отплясывала в свете прожекторов… А на следующий день, как ни в чем не бывало, некоторые умудрились еще доползти на кинопробы студии Горького… Как раз тогда Зойка, бывший костюмер «Металл Аккорда», свалила замуж за каратиста и выпала из тусовки: к нашему сожалению и на счастье гопников, поскольку им от нее периодически доставалось. Она, будучи тренером по у-шу, всегда была готова ответить на выпады в свой адрес местных любителей чесать языки и кулаки. В октябре на «Мосфильме» презентовали «Аварию», где засветились и «Чудо-Юдо», и «Коррозия», которая параллельно забомбила Ровно и Воронеж, дав до конца года еще тринадцать концертов и в Москве. За что «Российской музыкальной газетой» была названа «убийственной». Хотя, может быть, и за сентябрьский беспередел в «Луже», отмеченный массовыми побоищами и винтиловом кучи народа после их выступления на Дне города.

Конец десятилетия при этом заканчивался достаточно мирно на концерте Black Sabbath, с продолжениями концертных банкетов в функционирующем Hard rock cafe Парка Горького, где тоже образовалась своеобразная смешанная тусовка. Отметились так, что новый 1990 год захотелось встретить дома, с близкими друзьями, отдохнув от всей этой суеты, под елкой… замазывая корки от свеженабитых цветных татуировок. Цвета у московских татушников тогда только появились, и мы с Ромой и Боровом были счастливыми обладателями данного фетиша. Но до первых тату-конвенций и татушных конкурсов на байк-шоу оставалось еще несколько лет ожидания, за которое российские мастера расплачивались своим телом: в прямом смысле этого слова, пробуя все новшества на себе и друзьях. Мы опять каким-то образом успевали и работать, и отдыхать. Но это счастье длилось недолго, я все больше общалась с музыкантами и раскатывала с ними по гастролям. Миледи было тяжело одной. К тому же, в стране под маркой приватизации начался открытый бандитский передел всего. Как раз тогда мы, устроив в наше ателье знакомого металлиста, благополучно и официально свалили, не дожидаясь глобальных перемен. А последствия этих перемен оказались совсем не радостные: нашего директора нашли мертвым в лесу, а парня, харьковского металлиста, которого мы привезли с юга, новые «хозяева жизни» успели посадить на иглу. И он от такой хорошей жизни через несколько лет свалил на тот свет.

Такими для многих начинались девяностые. А для нас открывались новые двери, двери Театра. Вернее- полного цирка… Один из плеяды открывшихся экспериментальных театров, Театр на Трифоновской, – это было нечто, начиная от коммерческого директора с варежками на резинках, и заканчивая посещением нашей мастерской полтергейста. В результате чего я нашла у себя на столе листок бумаги с рисунком, на котором был изображен человек в костюме, но без головы, на фоне системы координат. Прямо какой-то мистический триллер, к счастью, не многосерийный. Но в этой серии худрук театра тут же заказал себе фрак, а после этого таинственным образом умер. Помимо потустороннего хватало и смешного; вся работа проходила под лозунгом: «Вы шейте, а нитки мы вам потом купим!» Старались, конечно, изо всех сил, придумывали из воздуха костюмы, пришивая разобранный металлофон на костюм царя в спектакле «Медея». Но за капроном для спецформы фотографам Арбата ехать все же пришлось. Зато этих фотографов в наших фартуках всех цветов радуги и с кучей карманов по всему Арбату было видно издалека. И все это сопровождалось постоянным пошивом одежды. Для музыкантов и тусовщиков, между гастролями и концертами, в любое время суток.

Мы с Миледи проучаствовали в одном из первых фестивалей альтернативной моды в Риге, познакомившись тогда с Бартеневым и с совсем молодыми тогда еще Цигаль и Шаровым, разгуливающими в качестве объектов по берегу в Юрмале. И многими другими, с кем мы впоследствии еще долгое время пересекались на «Тишке» и перфомансах у Петлюры, у Бори, в «Третьем пути», на выставках на Крымском, рэйвах в «Птюче» и т. п. За это время я успела открыть свое ателье, несмотря на ужасы становления малого бизнеса и кризисы в экономике.

А впереди нас еще ожидало десятилетие бесконечных приключений на фоне общего беспредела в стране, бандитских разборок в ходе становления шоу-бизнеса в России, гибели друзей и знакомых, лавины наркоты, хлынувшей на наши головы и души вместе со свободой слова и самовыражения, расцвет панк и гранж-движухи, тотального рэйва с модными показами на опен-эйрах. Нас еще ждали первые байк-шоу и расцвет клубной жизни, встречи с любимыми группами и личные знакомства с монстрами рока, новые музыкальные течения и неожиданные сюрпризы, странные совпадения и незабываемые путешествия, новые движения субкультур и необъятный поток музыкальной инфы, фильмов, концертов и тусовок, о которых, быть может я, когда-нибудь напишу воспоминания, используя уже современные средства коммуникаций. А, может быть и по старинке- в старой доброй книжке с картинками…

Леха Кот

Фото 4. Новокузнецкая, 1988 год. Из архива Димы Саббата

Л. К. Не знаю, кому это может быть интересно, что творилось в головах советских подростков, но мое личное восприятие формировалось неоднозначно. Обычное представление о качественном времяпровождении в Солнцево, да и вообще во всех крупных урбанистических центрах, было таким: улица, магнитофон у подъезда, картишки, конечно же, со старшими ребятами. Ну и меломанские пристрастия были по возможности модными. Почему по возможности? Солнцево в семидесятых было отдаленным загородным районом, и только отдельная часть молодого населения училась в различных заведениях, типа ПТУ. А остальным было не так-то просто сесть и поехать в Москву, потому как ходило до Солнцево лишь несколько автобусных маршрутов. Поэтому вся субкультура формировалась отдельным очагом, где все друг друга знали и я всех знал, потому как со школьных лет начал проявлять активность всевозможную. При этом даже в Солнцево фигурировали нестандартные персонажи, одним из которых был волосатый человек с позывными Индеец.

М. Б. Иппи.

Л. К. Иппи или хиппи, история того не ведает, но для меня он был типичным представителем хипповской системы, опутавшей к тому времени все крупные урбанистические центры СССР. Опять же, в школе я стал узнавать именно о движениях, связанных с рок-культурой.

Были какие-то фотографии, переснятые с западных журналов, стандартно популярного набора: The Beatles, Smokie, Deep Purple. Потом появилась пластинка Pink Floyd, которая всеми подростками считалась фашисткой, потому как припев, несшийся из «Электроник 320-х», со всеми тресками и шумами, сопровождавшими записи того периода, реинтерпретировался подростками не иначе как «Хайль Гитлер»… Из тех же часто переносимых по улицам магнитофонов разливалась по совковым солнцевским реалиям Kraftwerk, про роботов, и «Стена», записываемые на кассеты типа МК-60.

Я, конечно же, пытался запоминать хотя бы названия групп, и представления о многочисленных музыкальных направлениях уже начинали формироваться отчетливо. Самая тяжелая вещь, доступная на кассетных носителях в Солнцево того периода, была все же We are the robots. Позже более старшие товарищи стали ездить за якобы нужными профтехническими знаниями в Москву, и информация музыкального характера расширилась. Мне же, в силу активности и информированности, было интереснее с более старшим поколением; ну, и желание уже появлялось приобщиться к чему-то большему, настоящему, к какой-то идее. Никто тогда не знал про заграницу ничего, кроме как из телевизионных новостей и всяческого кино; они пытались выявить какие-то абстрактные пороки буржуазного общества, противопоставляя этим порокам героический дебилизм советских разведчиков и работников быта. Всячески это высмеивалось, но информация из журнальчиков вносила в этот поток диссонанс. При этом как и всем детям хотелось пожевать жвачки, которую периодически удавалось жевать…

Вот к чему я, а… Приехал тогда из Америки подросток стильного вида и с длинными волосами. Жил он четыре года в Вашингтоне, и приехал настоящим, по солнцевским меркам, иностранцем. Конечно же, вместе с ним на родину прибыла всяческая литература, музыка и аппаратура, доступ к которой был ограничен узким кругом знакомых. Я же слышал об этом человеке достаточно долго, пока не пересекся с ним в виде наезда: мол, раз ты американец, то давай неси. И предъявил список желаемого. А в советской действительности не было ничего привлекательного, поэтому список был велик и обширен. В итоге все эти запредельно дефицитные товары приравнивались к неким археологическим артефактам. То есть ты предполагаешь, что и где могло быть и, используя некую методу, копаешь и в итоге получаешь. Занятие это было интересное и увлекательное, и метода поисковая формировалась быстро.

При этом семья у нас была не рабочая, и ущербность ощущалась несколько в другой, нежели у тружеников города и села, области. Нужна была информация и все, что ей сопутствовало, а не деликатесы, которые, кстати, можно было купить в столах заказов московских ресторанов. В «Праге», например, можно было спокойно купить сто грамм икры за пять рублей, так же как и в специализированных наборах, которые выдавали ветеранам и ответственным работникам. Был я тогда еще недорослем, и вся система общественного нагибалова была мне непонятна. Когда позже папа, царствие ему небесное, ходил к директору продуктового магазина и набирал у него каких-то дефицитных продуктов, система блата раскрылась мне во всей красе. Но это было позже. А тогда я жил на всю подростковую катушку, и единственной информационной отдушиной был некий ди-джей Вован, который, в свою очередь, был знаком с культовой фигурой местного значения с позывными Волос. Вел этот Вован дискотеки в трудовых лагерях, куда ссылали беспечных подростков, чтобы они не создавали сложности родителям. Чем занимался Волос, я не знал, но он был связан с музыкальным миром и обладал аппаратурой, а Вован Александров с ним контачил и постоянно переписывал модную музыку. То есть был уже филофонистом. У него на дискотеке в трудовом лагере я услышал впервые песню AC/DC Go Down, которая произвела на меня неизгладимое впечатление. Можно сказать, я сразу понял, что мне нужно. Тогда в модно-молодежных коллективах числились представители итальянской эстрады а-ля Пупо, Челентано и прочие, но все это меня не устраивало. А эта песня меня вставила и подкосила. Я понял, что это было идеальным шумовым сопровождениям к моим полуартистическим выходкам.

В Солнцево была реальная шпана, сидевшая на блатняке, которая по своему вдохновляла на подвиги, но желания увязнуть в этих хулиганских выходках не было никакого. Поэтому были некие поведенческие перекосы в клоунаду, которая перла во все стороны, но «берега», к которому хотелось прибиться, не хватало. Позже я интересовался источником информации, но он был от меня скрыт. И тогда моя исследовательская деятельность переключилась на «американца», у которого я пытался выуживать всякие кассеты Kiss и AC/DC. В Солнцево же никакого фанатства я лично не обнаружил, про хеви-метал никто ничего не знал, а «американец» подгонял мне Plasmatics и Van Halen.

М. Б.Удивительный набор для начала восьмидесятых.

Л. К. Все это меня вставляло, и я хватался за новую информацию, отдавая себе отчет в том, что люди, поглощающие классическую музыку, нуждались в гармонии, а мне тогда нужен был только четкий ритм и драйв. Подростком я был чрезмерно подвижным и диким, и в оправдание своей дикости искал себе подобных. Поэтому каждый новый добытый культурологический артефакт вселял надежду, что таких людей должно быть много; возможно, они живут, разбросанные по всей планете, и мне непременно надо их обнаружить. А там, где я произрастал, не было каких-то явных конфликтов, негров мы не видели, антисемитизм тоже как-то не фигурировал. Все это было в Москве, где-то за прилавками магазинов и в дипломатических вузах. Хотя нет, самым ближайшим к Солнцеву негром оказался африканский представитель, который покупал нам всякую всячину в «Березке», что находилась в Центральном Доме Туриста. Мы тогда любили набирать всякой мелочи по домашним коллекциям и ездили туда. Вот, и дяденька чернокожий покупал нам сигареты, потому как курить-то особо никто не курил, но пачки иностранные коллекционировали многие.

М. Б.Такой подростковый фетишизм, который выражался в коллекционировании пивных банок, экзотических бутылок и сигаретных пачек.

Л. К. Да, при этом вина было много, а сигарет мало. Но никто особо не курил, и я окучивал бывшего американского товарища, став уже закоренелым фанатом «ДиСи». У него тогда были почти все альбомы и даже винил, но страсть к винилу была к тому времени отбита чрезмерным прослушиванием всяческих сказок и произведений Дербенева…

Позже у меня появился кассетный магнитофон, и я перешел исключительно на кассетные записи. Тогда я, прослушав Plasmatics, как-то не врубился из-за того, что уже отделял американскую музыку от более ритмичной и строгой британской. AC/DC я относил к британской музыке, которой очень не хватало на ход ноги. Начались какие-то замуты, обмены, у меня появился журнал Circles, в котором была обширная публикация про фестиваль рок-музыки, со всеми новыми на тот период именами. Там были вся новая волна хеви-металла в своем самом шикарном виде, но моих кумиров как-то не наблюдалось, поэтому журнал ушел по знакомым. Мне уже нужна была серьезная британская музыка…

И выглядел я уже тогда необычно для солнцевских реалий: наделал всяческих значков из газет и журнальных вырезок. Была у меня майка AC/DC – в общем, качественно выделялся на фоне одноклассников. Тогда же проявилась страсть к неографитизму. И я, как честный урел, метил иностранными надписями стены и заборы. Давал отчаянного хулигана, мог язвить, хамить, и делал это демонстративно. А окружение гасило свое недовольство на турниках и в футбольных коробках, а потом стали побухивать и кадрить девушек. Причем безысходность была налицо, и никто не планировал с детства стать Гагариным. Поэтому противостояние суровой советской действительности было для меня наиболее предпочтительным. Что любопытно, советские граждане всегда были готовы терпеть хулиганов, которые били стекла в школах, но всю мощь нетерпимости с готовностью обрушивали на головы инакомыслящих. Штамп антисоветизма вешалось на все и без разбору.

В 83-84-х годах произошло резкое взросление. Тогда же в Солнцево открылась студия звукозаписи, где были оперативно добраны Judas Priest, Ozzy Osbourne и Iron Maiden. Владельцем студии был толстый грузин, который ездил на немыслимой по тем временам «Волге» и все время менял белокурых спутниц. Появились утюги, собиравшиеся в «Молоке», и первые меломаны. Жизнь оживилась и продвинутость определялась познаниями в музыкальной области. Тогда же всплыл некогда ушедший от меня журнал, который стал предметом активного дербана. Разбиралось все и продавалось постранично за немыслимые для подростков деньги. Как-то стали мы уже перемещаться в Москву и тогда узнали, что в районе станции проживает некто Виктор, который ходил в напульсниках, майке Accept и военных камуфляжных штанах. То есть он был настоящим металлистом, у которого были пластинки, и он занимался этим делом профессионально.

Тогда же на фоне безоблачного советского неба велась вся эта коммуникативная возня с вещами, музыкой и новыми людьми, и тема рок-музыки объединяла разнородные элементы от хиппи до гопоты. Парадоксально, но не было даже мысли о каких-то наркотиках, а алкоголь если и присутствовал, то не выше градуса портвейна. Водка тогда считалась исключительно взрослым напитком. «Яблочко» и иные «плодово выгодные» дешевые напитки скрашивали культурологические поиски.

Я тогда начал процесс возврата своего журнала и узнал, что из него уже уходит плакат за двадцать пять рублей. Это были нереальные деньги в руках подростка, на которые можно было купить несколько ящиков пива, а быть может, посидеть в крупной компании с шашлыками или приобрести модное венгерское пальто.

М. Б.Тогда же была сленговая классификация советского нала. «Рябчик», «рваный» – рубль, «трифан» или «треха» – три рубля, «пятерик», «петрофан» – пять рублей, «угол», «четверной» – двадцать пять рублей. Полтинники зеленого цвета как-то были не в ходу, а сотня именовалась «катей», и наличие такой купюры подразумевало, что владелец ее – крупный бизнесмен.

Л. К. Да, но подростковый бизнес был гораздо мельче, и о каких-то гигантских суммах не мечтали. Просто бюджет на развлечения и передвижение. Кстати, это было взаимосвязано накрепко, поскольку маршруты пролегали по достаточно злачным местам, и там, где подросткам быть воспрещалось. И вот тут как раз о пиве. Именно в этот период начали постепенно исчезать развозимые по городу желтые баки с надписью «Пиво» и пошла волна массовой бутилизации этого напитка. С чем это связано, трудно предположить, но вполне возможно, что произошло разделение на пиво для отдыхающих и пиво для тех, кому уже все равно… Для них вместо развозных бочек вырастали районные ларьки, к которым приростали грибницы очередей переминающихся мужчин, ожидавших исчезновения апокалиптической таблички «Пива нет, а квас заказан».