Круиз для среднего класса

Короче, дело пошло не так, как планировали. Вяло пошло.

Тем временем родня донесла, что Бэнк отправил за границу дочь, а следом жену, предварительно переписав на нее все свое имущество и тут же разведясь. Сам же он по-прежнему ни с кем не встречается, никому не звонит и где обретается, неизвестно.

Вкладчики приуныли, завели какие-то ослабляющие волю разговоры: вот если бы Бэнк перед нами повинился, разъяснил бы, что попал в засаду и много денег потерял, все же кризис на дворе, но при этом все помнит и долги вернет, пусть не всем, но нам-то непременно. Имущество осталось, потихоньку распродаст и расплатится, потерпите. Так мы что, разве не поняли бы, не потерпели?

Но ведь он молчит, и что нам остается? Устроить ему статью, мошенничество в особо крупных размерах, и сослать на нары лет на десять, сказал Пос. Но тогда, мудро заметил Суп, с него вообще ничего не взыщешь. А это значит, сострил Юм, что мы должны еще и оберегать его от уголовного преследования.

Боже, какие же мы все идиоты, нараспев произнес Комп, и вся компания застыла, как в финале «Ревизора».

Надо заметить, мысль о том, что он идиот, начала сепаратно посещать каждого из вкладчиков сразу после закрытия банка. Но оставалось сомнение: ведь в таком же положении, как и ты, оказалось немало людей, которые точно не идиоты, следовательно, и ты не идиот. Смелая и к тому же высказанная вслух мысль Компа вела к зеркальному выводу: если все собравшиеся – идиоты, то и каждый отдельно взятый член коллектива – тоже круглый идиот, круглее не бывает.

Гоголевская немая сцена, разыгранная на подмостках «Семеныча», иллюстрировала прозрение важных господ, одураченных наглым выскочкой Хлестаковым-Бэнком.

Как мы могли ему довериться, риторически молвил Пос. Ведь мы даже не знали, где он держал наши деньги!

Теперь и страхового возмещения не получим, взгрустнул Худ, а ведь миллион четыреста тысяч рублей – тоже деньги.

Он гипнотизер, догадался Реет, настоящий медиум, я всегда чувствовал, что рядом с ним теряю волю.

Никогда не считал его фигурой, признал ошибку Деп. А он оказался парнем с размахом – какую аферу провернул!

Зато мы, масштабные, сидим тут, как несчастные детки, скрипнул зубами Сил.

Бессильные перед одним-единственным негодяем, прошептал Строй.

Оказывается, как легко втоптать в дерьмо приличных людей, подвел итог прениям Преф, и компания немедленно заказала много водки и еды.

Через полчаса отпустило. Как ни противно осознавать себя болваном, в компании товарищей по несчастью с этим смириться легче. Они еще пофилософствовали о том, как хрупка человеческая судьба, помечтали, как распилят Бэнка на донорские органы, похихикали над модником Худом – дескать, пиджачок носишь не по средствам, скромнее надо быть. Но, начиная именно с этой встречи, к каждому из них пришло отчетливое понимание, что своих денег он не увидит больше никогда. А денег жалко любых – и грошовых (особенно если они последние), и громадных (даже если еще осталось).

Но дело не только в облегчении кошелька, – меняется самоощущение. Ведь как приятно, к примеру, общаться с людьми демократично, на равных, и улавливать при этом, что они прекрасно понимают, насколько ты круче них. Теперь это чувство уйдет. Можешь по-прежнему презентовать себя победителем жизненного марафона, но только в глазу у окружающих установлен специальный датчик, который сообщает о действительном состоянии твоего банковского счета. Обмануть почти нереально.

Короче, ты снова становишься обыкновенным человеком. Это тяжело. И каждый несчастен по-своему.

Преф готовился к золотой старости и очень себя берег. Он хорошо помнил, что произошло с несколькими его знакомыми, которые мягко и почетно ушли со службы, неплохо себя обеспечив, и уже готовились вкусить доступных наслаждений, когда явилась дама с косой и заготовленным свидетельством о смерти. Такую судьбу Преф оценивал как фатально неудачную, боялся ее повторить и вкладывал немалые суммы в сбережение здоровья и сил. Ездил в швейцарские клиники на диагностику, лежал в итальянских термальных ваннах, пил чешскую минеральную воду, ставил израильские зубные пломбы. Не говоря об общеукрепляющих летних островных и зимних горных курортах.

Потеря средств на эти профилактические мероприятия означала ни мало ни много наступление самого ужасного, что может случиться, а именно – нищей старости. Нищей – по меркам Префа, другие бы радовались, но мы ведь говорим о конкретном человеке, в сознании которого тут же нарисовалась жуткая перспектива – утрата функций опорно-двигательного аппарата, слуха, зрения и в качестве апофеоза – альцгеймерный отъезд крыши. Спасибо тебе, Бэнк.

Суп о старости пока не думал. Он был сильно терт, испытан судьбой и правоохранительными органами, прошел маски-шоу, очные ставки и даже меру пресечения в виде заключения под стражу. Вдоволь нахлебавшись радостей со своими пятью торговыми точками, которые все больше проседали под кризисным напором, Суп решил встать на путь исправления и перенести активность в иную сферу.

Мизерный процент, под который европейские банки выдавали кредиты на приобретение недвижимости, с лихвой покрывался доходами от депозитов в «Доверительном», и Суп оформил ипотеку на несколько квартир в Германии, Испании и Чехии, которые собирался загнать за две цены в момент наступления экономического подъема. Потеря банковских денег означала полный развал девелоперской программы Супа, острую необходимость с любым дисконтом продать свежепри-обретенную недвижку, пока бдительные иностранные банки не отобрали ее за долги. Спасибо тебе, Бэнк.

Это саркастическое «спасибо» рефреном повторяли все вкладчики. Дамский угодник и видный ходок Страх, за две последние недели постаревший лет на двадцать и потерявший товарный вид. Последовательный семьянин Сил, обещавший украсить пятую по счету супругу лучшими друзьями девушек и теперь выясняющий, где можно купить недорогую бижутерию. Натуралист Пос, любитель элитной рыбалки в Тихом океане и охоты в Центральной Африке, вынужденный в новых экономических условиях ловить карася на Истре и отстреливать лису в Костромской губернии. Специалист по формированию всевозможных бюджетов Деи, который всегда минимизировал риски, раскладывая яйца по разным корзинам, пока проценты, предложенные в «Доверительном», не помутили ему рассудок. Спасибо тебе, Бэнк! От всех друзей – земной поклон!

Большинство клиентов, надо признать, держали удар. И даже подбадривали друг друга: ничего, еще заработаем. Но каждый понимал, что как ни напрягай волю, как ни мобилизуй себя новыми вызовами, как ни токуй навязшее в зубах «то, что не убивает, делает нас сильнее», а все же лучшие твои времена прошли, и новых плодов уже не сорвать, теперь это делают другие. И остается, приглядываясь к тем, кто вместе с тобой попал в прескверную историю, втайне утешаться, что некоторые потеряли больше, чем ты. Такова подлая природа человеческая, как говорил классик. Но это хоть как-то примиряет с действительностью.

С другой стороны, однородные несчастья сближают, и вкладчики продолжали собираться у «Семеныча». Но только обсуждая краеугольный вопрос «что делать?», они постепенно съезжали к другому, не менее фундаментальному русскому вопросу. Ну, понятно, что виноват Бэнк, но он ли один? Или, точнее, один ли он? Как ни крути, афера вышла крупная, возможно ли спроворить ее в одиночку?

И привилегированные клиенты «Доверительного» стали косо и даже как-то недобро поглядывать друг на друга. Что, если еще один участник или даже организатор подлого хищения сидит среди них и притворно рыдает? Обсуждать эту тему полным кворумом было, конечно же, нельзя, но вот шептунчики по углам начались. Вычислить супостата оказалось непросто. Сперва подозревали тех, кто меньше потерял. Потом тех, кто наиболее близок с Бэнком. Следом – кто может оказаться его «крышей». Перетерли все кандидатуры, начиная, естественно, с Госа, Депа, Сила и Строя и дойдя аж до Попа, который однажды произнес спорную фразу: «Спасибо, господи, что взял деньгами». Доказательств не нашли, но само занятие оказалось увлекательным, даже поймали кураж. При этом все заметили, что над обеденным столом в «Семеныче» повисла туча недоверия.

Все же Бэнк оказался силен – не только разом обратил всех своих друзей во врагов, но еще и внес раскол в плотные ряды мстителей. Впрочем, это было неизбежно, – нельзя ровным строем, распевая бодрые марши, идти отвоевывать бабки. Вернее, можно, но до определенной черты. А дальше – каждому нужно забрать свое кровное, и товарищи по оружию становятся противниками. Потому что, как поется в известной песне, «пряников, кстати, всегда не хватало на всех».

6.

Бэнк выпил еще полстакана и засмеялся пришедшему на память анекдоту про старого еврея, составляющего завещание: «Господин нотариус, “никому ни хрена” пишется слитно или раздельно?». Он понимал этого человека, ему тоже делиться не позволяла жадность.

Он был очень жаден, сам сделал себя таким. Сознательно, упорно, маниакально, через не могу. Бэнк отдавал себе отчет, как противно выглядят жмоты, презирал их, но ему позарез нужно было сделаться таким же, как они. Объяснение вытекало из его наблюдений: богачами становятся только скряги. Которые не стесняются при других поднять упавший в лужу железный рубль. Или попросить дисконтную карту в обувном магазине, куда зашел раз в жизни купить домашние тапочки. Или поторговаться на рынке за кило картошки. А все потому, что эти люди уважают деньги.

Вот и Бэнк настойчиво учился уважать деньги. Надо было видеть, как аккуратно он складывает их – рубашка к рубашке, непременно по возрастанию номинала. Когда-то он скреплял пачку канцелярской скрепкой, потом опоясывал тонкой резинкой, а в последние годы пользовался зажимами для купюр, хотя и понимал, что резинка удобнее. Зажимы были сплошь дареные – платиновые, золотые, с инкрустацией. Бэнк считал, что в них деньгам приятнее. Он демонстрировал не людям, а самим ценным бумагам, с каким респектом к ним относится. И суеверно считал, что деньги тянутся лишь к тем, кто выказывает им глубокое почтение, независимо от количества.

Он изощрял свой ум, чтобы научиться сберегать деньги (иными словами, зарабатывать; экономия – разновидность дохода). И полюбил это занятие. У него было несколько толстых визитниц с дисконтными картами, и он вечно повторял: «Лучше маленькая скидочка, чем большое спасибо». Ему доставляло удовольствие питаться в недорогих забегаловках и одеваться исключительно в аутлетах. Если не требовалось произвести впечатление, Бэнк селился в трехзвездочных отелях, даже на большие расстояния летал эконом-классом и то исключительно потому, что не было билетов в багажный отсек. Когда, находясь дома, отвечал на звонок мобильного, просил перезвонить на домашний. И безмерно обожал халяву.

Бэнк не признавал благотворительных фондов и за всю жизнь не сделал ни единого пожертвования. Объяснял это тем, что непременно сопрут. Когда потребовалась срочная операция его родному дяде, у которого он еще мальчишкой каждый год проводил летние каникулы, затребовал историю болезни и целую неделю искал клинику подешевле. Время было упущено, дядя остался инвалидом. В долг вообще старался не давать, если же деваться было некуда, требовал расписку, заверенную у нотариуса.

Как-то на двоих со Страхом они сняли квартиру для интимных встреч, и Бэнк привел некрасивую молдаванку, которая должна была тут убирать, стирать постельное белье и наполнять холодильник. Стоит копейки, пояснил он, и партнер дал согласие. Когда же Страх застал банкира в кровати с лимитчицей, тот совершенно не смутился: мы же все равно ей платим. Встречное замечание, что платят двое, а не по назначению ее использует лишь один, пропустил мимо ушей.

Его любимым фильмом был «Уолл-стрит», а любимой сценой – лекция банкира Гордона Гекко о великой созидательной роли жадности в мировом прогрессе. Он знал эту речь наизусть.

При этом, если требовалось, делал кому надо дорогие подношения – часы, путевки в экзотические страны и прочие штучки далеко не первой необходимости. Хотя после выдачи взяток и откатов у него неделю ныло сердце, и он, мучительно преодолевая жадность, внушал себе, что это не расходы, а инвестиции, которые обязательно принесут выгоду.

Бэнк тренировался не испытывать стыда за свою жадность, не замечать насмешливых взглядов клиентов, не слышать их шуточек. Или отшучивался в ответ: радуйтесь, что я жмот и куркуль, зато берегу не только свои деньги, но и ваши. И выжигал в себе чувство благодарности, даже простое «спасибо» вывел из лексикона.

Он отлично понимал, чем отличается от своих вкладчиков. Префу нужны деньги, чтобы сберечь здоровье. Супу – чтобы скупать недвижимость. Страху – чтобы спать с девушками. По су – чтобы стрелять львов и носорогов. Но Бэнк не таков, его на ерунде не проведешь. Он настоящий, божьей милостью финансист, и ему нужны сами деньги, только деньги и ничего, кроме денег. Если это было бы возможно, он бы вообще их не тратил.

Близилась к концу вторая бутылка виски, напряжение спадало, но и мозги работали слабее. А они очень нужны. Чтобы досконально разобрать ситуацию. Чтобы определиться в дальнейших действиях. И – как у ваятеля – отсечь все лишнее.

Накануне в Москве Бэнк встречался с серьезным человеком. Ему крепко за семьдесят, все видел, всем все доказал. Сейчас просто консультант. Но очень дорогой.

Он внимательно выслушал Бэнка и сказал: ничего не бойся. Наворотил ты прилично, так что уголовное дело, конечно, будет, но ведь его можно спустить на тормозах, возможностей у тебя достаточно. А вкладчики побесятся и угомонятся. Что они сделают? Серьезных ресурсов у них нет, иначе тебя бы сейчас уже поджаривали на медленном огне. Кое-кто там был в силе, но теперь они – эксы. Сбитые летчики. Бывшие. А бывшие не могут приказывать, могут лишь просить. И просьбы их к исполнению не обязательны. Эффективны только прямые приказы со строгой ответственностью за результат. Исполнить, доложить, свободен. А это по силам только действующим боссам.

Конечно, осторожность соблюсти необходимо. Охрану хорошую найми. И адвокатов, пусть разрыхляют почву. Скорее всего, придется свалить, но не факт, что навсегда. Если сделаешь все по-умному, сможешь вернуться и подняться. Молод ты еще за бугром бока наедать! Помни: кто тут был всем, там стал никем. Вот тут на бумажке сумма и счет, куда перевести, еще вопросы есть?

Не все в этом разговоре Бэнка убедило, но акценты консультант расставил верно. Мести по-любому опасаться надо, все же он кинул многих людей, и все они – старые, молодые, здоровые, больные, худые, толстые, православные, иудеи, мусульмане – все в одночасье сделались его врагами. Загнанный в угол противник опасен. И вместо жалости к клиентам он вдруг ощутил прилив злости. Только троньте, вам ответят. Еще посмотрим, у кого ресурс толще.

Все прежние дружбы, симпатии, привязанности, пьянки-гулянки и задушевные беседы – всего этого у Бэнка уже не будет. Прошлое осталось в герметичном отсеке. Пусть там тебя считают вором, но сегодня слово «вор» не оскорбительно и даже не обидно. Воровать – это нормально. Кидать – почетно. И он, который при других обстоятельствах готов был любого загрызть за друга, теперь готов друга загрызть за себя. Так легла карта. Что ж, он отлежится на дне, отобьется, откупится – ив итоге все наладит. Потому что тот, кто провернул такую операцию, по-настоящему крут.

Бэнк допил из горла виски, и перед помутившимся взором возник ротмистр Лемке из михалковского кино «Свой среди чужих, чужой среди своих». Лемке-Кайдановский тряс перед Шиловым-Богатыревым саквояжем, набитым золотом, и истерил: «Не будь же ты кретином! Это – надо – одному! Понимаешь? Одному!». Бэнк понимал.

7.

Что же было дальше? А вот и не знаю. Да и нечестно было бы по отношению к читателю выдумывать какой-то финал, если в этой истории – а она, напомню, отнюдь не вымысел – развязка еще не наступила и неизвестно, когда наступит. Зато мы вправе пофантазировать, что может произойти. И каждый выберет сюжет по вкусу.

Версия первая – классическая. Бэнк готовился к такому исходу, не исключено, что сам же устроил преднамеренное банкротство банка. Финансы системно выводил за рубеж, размещал на номерных счетах, вкладывал в ликвидные активы. Заранее создал аварийный фонд, деньги из которого в нужное время поступят «крыше» (без которой данный вариант немыслим), а также на всевозможные подкупы и благодарности, на оплату услуг адвокатов, охранных агентств, стукачей и, не исключено, парочке самых мстительных и опасных вип-вкладчиков, – чтобы не пылили.

Вероятная перспектива – постоянное проживание в стране, откуда не выдают. Естественно, со строжайшим соблюдением правил безопасности. И с отдаленной вероятностью возврата, если вообще будет такое желание.

Версия вторая – старомодная. В девяностых практиковалось так называемое силовое управление, когда большой государев муж, он же вкладчик банка, подгонял в качестве клиентов солнцевских или там люберецких, тамбовских, измайловских. Те размещали огромные деньжищи, регулярно пополняли вклады, и счастливый банкир постепенно становился ручным и выполнял все указания «крыши». Деньги покидали банк и оседали в нужных местах, чаще всего – «за речкой».

Нельзя исключить, что кто-то из клиентов «Доверительного» – Гос, к примеру, или Строй, или Сил, словом, человек, обладающий и административным ресурсом, и одновременно связями с криминалом, – затеял с Бэнком подобную игру. В этом случае развязка очевидна: носитель нежелательных для разглашения сведений и к тому же выполнивший свою функцию банкир переходит в разряд отработанного материала и получает в качестве бонуса контрольный выстрел в голову. Либо с камнем, привязанным к ногам, уходит на дно Клязьминского водохранилища. Либо ложится в стену, но не кремлевскую, а строящегося по внешней стороне МКАД торгово-развлекательного центра. Вариантов много, суть одна: Бэнку труба.