Дуэль на троих

В унисон ему, с улицы раздался еще более капризный рык нашего полковника. Люка, словно услыхав родного брата, бросился из собора на солнышко:

– Мой командир, мы всё нашли! Всё хозяйство может входить в те ворота!

– Уверен? – В светящемся проеме дверей показался плотный, прямой, лишенный шеи силуэт полковника де Кальде.

Пьер тут же поддержал выслуживающегося друга:

– Конечно! Здесь будут ясли, а в эти столбы вобьем штыри для поводьев. Смотрите, сколько места. Не вижу причин, почему не завести сюда наших коней?..

Волоча свой рюкзак, я злобно оттолкнул Пьера с дороги. Через несколько секунд он меня нагнал и хлопнул (сильнее положенного у друзей) по плечу.

– Неужто ты боишься, что Бог твоих предков рассердится?

Я сбросил с плеча его руку.

На площади уже было полно гомонящих солдат…

Пьер не отставал:

– Что же он не рассердился до сих пор?

Какой-то капитан изрек, проходя мимо:

– Я бы сказал, под Смоленском и особенно при Бородине он был весьма гневен!

В нашем полку это в порядке вещей – встрять в разговор и смотаться, не дожидаясь ответа.

– Вот и дадим ему шанс подобреть, – подошел бдительный Люка.

Он обнял нас – Пьера левой лапой, меня – правой. В этих дружеских клещах глупо было развивать ссору.

Пьер засмеялся с явным облегчением:

– Ага! И проверим, на что он способен. Если этот храм действительно святой, у наших коней здесь должны вырасти крылья, чтобы долететь до Петербурга и Сибири!

– Чур, мой отряд – в Петербург! – расхохотался Люка.

Я тоже усмехнулся. Откуда эта деревенщина знает, что Петербург больше пахнет Европой?

В воротах храма зацокали, закрутили головами наши расседланные кони. Они радовались долгожданному отдыху и прохладе…

И тут взвился дикий женский вопль. Кричала женщина, причем на чистейшем, практически литературном французском, словно в кафе на Монмартре, без малой примеси провинциального акцента.

Мы, как стая борзых, развернулись и сделали стойку в направлении этого вопля.

Площадь перебегала совсем юная монашка – в черной рясе до пяток и черном куколе с прорезом для ее разгневанного личика от подбородка до бровей. В дверях храма она ухватилась за поводья коней и буквально повисла на них.

При этом продолжала вопить:

– Что вы творите?! Немедленно выводите отсюда коней!

Она резко развернула от входа сразу двух жеребцов. Наши солдаты, кто бранясь, кто хохоча, вырывали у нее поводья и, как мне показалось, с немалыми усилиями, потащили от коней прочь. Но монашка вырвалась.

Я пробрался поближе.

Раскрасневшаяся от праведной ярости, девушка казалась совсем юной, чуть ли не ребенком.

– Вы посмотрите, здесь святые лики! – кричала она, апеллируя к фрескам. – Это священное прошлое России! Это сама история!..

– Да вы посмотрите, какие кони! – возразил я ей с самым серьезным видом. – Арабский аргамак! Венгерский подгусарник… Это настоящее и будущее Франции!

Мои товарищи, особенно Люка и Перен, так и покатились со смеху. Поль и Пьер деликатно прикрывали ухмыляющиеся рты ладонями.

Монашка развернулась ко мне всем корпусом.

– Послушайте, вы… Вы – мерзавец! Вы – шут гороховый!..

– А вы – серьезная! – пылко обличил я ее в ответ.

Солдаты ржали уже вовсю.

– Да вы, вы все… – Монашка беспомощно заозиралась.

Я тоже оглянулся на товарищей и развел руками:

– Вот, а я ведь вам говорил, что сюда нельзя!

Монашка вдруг, воспользовавшись нашим расслаблением, снова ухватились за поводья и вытянула двух «анатолийцев» на площадь.

– Уводите их, немедленно уводите!

Тут на площадь как раз въехал еще один небольшой конный отряд. Мундиры – того же покроя и цвета, как наши, а вот нашивки… Если не знать их, так и не бросятся в глаза. Но мы все их знали.

Впереди отряда – не к ночи будь помянут! – скакал сам месье Пикар. Вечно он является не вовремя, и не там, где надо. Видно уж, не вовремя родился!

Пикар мгновенно оценил ситуацию.

– Взять ее! – последовал хлесткий как выстрел приказ. Чего же еще можно было от него ожидать? – Судя по безумным глазам, она из тех сумасшедших, что обстреляли авангард перед Кремлем.

Несколько его подчиненных тут же соскочили с седел и бросились к нашей новой знакомой. А я почему-то (вечно лезу не в свое дело!) встал на их пути и обратился к Пикару снизу вверх как можно невинней и проще:

– Да нет, господин полковник. Она просто не любит коней. У нее на них нервический насморк начинается. – Для убедительности я даже чихнул. – Говорит, коров, гусей – пожалуйста, а лошадей – боже упаси!..

Однако Пикар только нахмурился.

– Не суйтесь не в свое дело!

Он спрыгнул, вернее, скатился как бурдюк, с коня и присел пару раз, разминая ноги.