Вторая жизнь

– Так это по девичьей фамилии. Она ж не меняла по документам-то.

– Она Караваева была? А я и не знала.

– Значит, Караваева. Я тоже не знала.

– Это нас. – Полина взяла Ольгу Борисовну под руку.

– Нет, не может быть, – уперлась та, – у нас отдельно. Отпевание. Разве не было заказано отпевание? Как же можно? Ошибка какая-то.

Ольга Борисовна вырвала руку и подошла к мужчине-распорядителю.

– Нам заказывали отпевание, – строго напомнила она.

– Караваева? – уточнил мужчина.

– Кто, я? Нет. Что вы такое говорите. Отпевание Романовского.

– Да, проходите, проходите, священник уже в зале. – Мужчина придержал дверь.

– Нет, мы не можем! Кто такая Караваева? Почему Караваева? Они ведь после нас. И у них еще троюродный брат не приехал. Я слышала. Они будут ждать. А мы раньше. Почему так? Почему вместе? Посмотрите, сначала Романовский, потом Караваева.

– Ольга Борисовна, успокойтесь, так сейчас бывает. Когда вместе, – увещевала ее Полина.

– Как это вместе? Это же не баня! – взвилась Ольга Борисовна. – Я отказываюсь от этого совместного отпевания! Разве вам не звонили? Из института должны были позвонить! И это они заказали отпевание! Посмотрите в бумагах, наверняка вкралась ошибка!

– Олечка, дорогая, пойдем! – Мария Васильевна крепко, профессионально взяла ее под локоть.

Караваевы тем временем суетливо их обходили и устраивались в зале на удобных местах, поближе к священнику, к стеночке, успеть занять три свободных стульчика, поставленных для тех, кто не может стоять. Хотя положено стоять.

Мария Васильевна ввела Ольгу Борисовну в зал прощания. Они встали у выхода – родственники Караваевой заняли почти все пространство.

– Как их много, – заметила Ольга Борисовна и начала оседать. Мария Васильевна кивнула Вадиму, и тот с мгновенной реакцией врача, пусть и окулиста, бросился к стулу, согнал плотно усевшуюся на нем тетку и притащил стул. Ольгу Борисовну усадили. Она вроде бы была спокойна. Мужчина, помогавший с организацией, закрыл дверь.

– Откройте, – велела Мария Васильевна, – задохнемся тут. – И мужчина оставил дверь приоткрытой.

Гробы стояли рядом. Евгений Геннадьевич и неизвестная Караваева с многочисленными родственниками.

– У нас меньше, да? Наверное, не всем позвонили, – пробормотала Ольга Борисовна.

На прощание к Евгению Геннадьевичу пришли немногие – помимо Марии Васильевны, Полины и Вадима, двое мужчин, которые отрекомендовались бывшими аспирантами, секретарша из института, машинистка, которая набирала его рукописи. Венки, конечно, были роскошные, дорогие, с золотыми надписями.

– Берите бумажки и свечки. Берите. Передавайте. Зажигайте. Зажигайте! – Между собравшимися бегал мужчина-распорядитель и раздавал свечки, бумажки с прорезями, чтобы воск не капал на руки. Священник – уставший мужчина средних лет, с брылями под нижними веками, начал что-то читать. Полина не слушала. Ольга Борисовна собиралась взять свечку, но вдруг отдернула руку.

– Подождите! – прокричала она. – Простите, одну минуточку, пожалуйста.

Священник умолк. Родственники Караваевой посмотрели на нее недовольно.

– Моя дочь, она едет. Она вот-вот должна приехать, – объясняла Ольга Борисовна, – ваш брат ведь тоже опаздывает. Давайте их подождем. Мы ведь в одинаковом положении, вы не находите? – Ольга Борисовна улыбнулась собственной шутке.

Дверь открылась шире, впуская запоздавшего троюродного брата Ивана.

Пока он, извиняясь, пробирался к своим, Мария Васильевна присела на корточки и сказала, как говорят маленьким детям, чтобы они услышали:

– Олечка, Лиза не приедет. Она не может.

– Полина! Объясни мне! Почему Лиза не может? – закричала Ольга Борисовна.

– Там нелетная погода. Она в другом городе, на конференции. Обещала вылететь первым же рейсом, – ответила ей Полина.

– Хорошо. Хорошо, – кивнула Ольга Борисовна. – Можете продолжать, – обратилась она к священнику.

Тот начал читать молитву, скороговоркой, быстро, чтобы уложиться в график. У него тоже рабочий день. Все расписано по минутам.

– Полина, ты в это веришь? – прошептала Ольга Борисовна. – Неужели нельзя было прилететь? Совершенно невозможно? Ведь есть же другие виды транспорта.

– Она думала, что успеет, – соврала Полина.

Лиза ей так и не перезвонила, оставив без ответа несколько звонков.

– Машенька, дорогая, посмотри, – продолжала шептать Ольга Борисовна, – та сторона крестится, женщины в черных платках, головы покрыты, а наша нет. Наверное, нужно было подумать о головном уборе. Но у меня и нет, никогда не было черного платка. А у той женщины очень красиво голова повязана. Очень элегантно. Наверное, мы тоже должны креститься? Как ты думаешь? А если мы без головных уборов, это неприлично? Я думаю, нас должны были предупредить о… о том, как сейчас принято появляться на отпевании.

Ольга Борисовна говорила уже громко. Караваевы злобно щерились, осеняя себя крестами. Священник читал молитву, не отвлекаясь, а мужчина-распорядитель шел к ним, чтобы сделать замечание.

Мария Васильевна выдала Ольге Борисовне сразу три таблетки валерьянки, чтобы предотвратить истерику. Потом подумала – достала из сумки пластиковый стаканчик, валокордин, бутылку воды и накапала, заставила выпить. Священник недоуменно смотрел на них, но продолжал читать молитву и махать кадилом.

– А у нас цветов больше, и гроб мне больше нравится, – рассуждала Ольга Борисовна в полный голос. – На крышке какой чудесный букет! Это из института прислали? Надо передать им благодарности. Ты не знаешь, его тоже сожгут? Жалко, если сожгут в крематории. Хотя я вижу там лилии. Тогда лучше сжечь. Не выношу запах лилий.

– Тихо, Олечка, тихо. Еще чуть-чуть осталось, – приговаривала Мария Васильевна, проклиная это проплаченное и организованное, никому не нужное отпевание. – Потерпи – скоро домой поедем.

– Полина! Ты здесь? – окликнула Ольга Борисовна.

Полина подскочила, склонилась к ней.

– Ты мне скажи, неужели Лизе было совершенно невозможно приехать? И кто придумал такую формулировку: «совершенно невозможно»?

Мария Васильевна с Полиной едва успели подхватить Ольгу Борисовну, которая вдруг стала опадать, сползать со стула.

Мария Васильевна поливала Ольгу Борисовну водой, растирала ей уши. В ее сумке нашелся и нашатырь. Она дала понюхать вату, и Ольга Борисовна очнулась.

– Боже, что за запах! – отмахнулась она. – Это так ладан пахнет? Я правильно говорю? Ничего в этом не понимаю. Или лилии? Нет, аммиак в чистом виде. Мария Васильевна, как такое возможно? Почему здесь стоит устойчивый запах аммиака?

– Олечка, это нашатырь, просто нашатырь. Успокойся. Тебе стало плохо. Здесь просто душновато, – говорила Мария Васильевна.

– Маша! Мы забыли! – опять закричала Ольга Борисовна. – Мы забыли предупредить священника о том, что у меня нет достоверной информации, был ли крещен Женя. Я считаю, священнослужитель должен быть в курсе этого обстоятельства.

– Хорошо, я скажу.

– Надо сказать прямо сейчас, пока не поздно. Вдруг есть какая-то процедура, которая необходима в подобных случаях?