Зона Топь

– Срастается, – констатировала врач. – И вообще, ты, Маша, в рубашке родилась. И Аня тебе кстати пришлась с кровью, которой у нас хронически не хватает, и сама ты девушка здоровая, дай Бог каждому. В общем, все будет хорошо, выдюжишь.

Врач похлопала меня по плечу, и эхо похлопывания отдалось в зарастающих ребрах и в низу живота.

Врач вышла, а я прилегла на кровать, успокаивая потревоженное болью тело.

Вот когда показывают по телевизору мордобои, они же дурят людей! Это же так больно! А эти, в кино, мордуют и мордуют друг друга, да еще со смачным звуком, да по одному и тому же месту по пять-шесть раз. Это ж никакие кости не выдержат. Дать бы такому режиссеру-постановщику три раза по башке, пусть ощутит на себе всю силу своего, извиняюсь за выражение, искусства.

Я бы еще лежала и жалела себя, но неожиданно в палату ввалилась тетка в распахнутом запятнанном тулупе. Под тулупом топорщилась расстегнутая вязаная кофта, под ней – трикотажное платье фасончика «муж меня бросил двадцать лет назад».

На голове женщины пестрел разноцветный платок, второй, серый пуховый, размером со столовую скатерть, она держала в правой руке. Тут тетку кто-то подтолкнул сзади, и в палату, цокая по линолеуму копытцами, вошла здоровенная коричневая свинья. На толстой шее сверкал собачий ошейник в граненых заклепках.

– Вот, – сказала тетка, глядя прямо на меня и вытирая рукавом лицо. – Отдаю. Откупиться у меня денег нет, а она у меня самое ценное.

– Да вы что? – Я взмахнула обеими руками. – Вы о чем?

Свернув на рукаве тулупа серый платок, чтобы он не волочился по полу, и как бы произведя особое действо, женщина облегченно вздохнула.

– Свинью тебе, Маша, отдаю. Буквально отрываю от сердца.

«Оторвыш» уселся на толстую попу и с любопытством оглядывался. Я признала в хрюшке ту самую особу, которая приходила к нам под окно.

– Свинюшка, надо признать, красивая, но куда я ее дену?

Тетка меня не слушала. Она села на корточки и поцеловала свинью во влажный пятачок.

– Она такая умная! А красавица! – Кряхтя, тетка Полина встала с корточек. – Это за то, Маша, что ты меня в тюрьму не посадила.

Заявление было для меня неожиданным.

– Послушайте, не нужен мне такой роскошный подарок.

Оранжевый голос, хихикая, напомнил русскую пословицу: «Не было у бабы печали, купила баба порося». Тут же влез с комментариями голубенький голосок: «Французы говорят – купил козу и понял, что до этого был счастлив». «Че переживать-то? Пустить эту Хавронью на окорока – и никаких проблем, сплошная прибыль», – резюмировал болотный, самый противный мой внутренний голос.

Пока я прислушивалась к своим мыслям, тетка накинула на голову пуховый платок и запричитала:

– Ой, ничеготочки ты не понимаешь, Машенька. При тебе да при братике твоем, а он ко мне, красавец-умница, в гости заходил, свинка моя будет ухожена и сытая.

Тетка, негромко голося, в то же время оглядывала палату, Ниночку и особенно Аню. Я пощелкала пальцами, привлекая к себе внимание.

– Ау, тетя Полина! Вы же за свинью деньги платили, в породах понимаете. А мне она зачем? Эй, куда вы смотрите?

Тетка, отвлекшись от созерцания Ани, повернулась ко мне.

– Действительно, Анна – она того, необычная. – Вытерев еще раз пот со лба, Полина стала разворачивать платок, намотанный на рукав. – За деньги, Маша, не волнуйся, мне и Коля с Ирой дали, и братец твой. А только знаешь, Хавронья моя каждый час норовит сюда, в больницу, сбежать. Неделю сюда бегает, а я за ней. Я свою Хавронью прямо бояться стала. Взгляд умный, хрюкает, как человек.

Задрав морду, свинья принюхалась и бодро засеменила в угол, где у нас хранились продукты, не уместившиеся в холодильник. И тут же начала чем-то хрумкать и чавкать.

С кровати Анны раздался тихий голос:

– Маша, возьми Хавронью, она теперь здесь жить не сможет.

– Вот именно. – Тетка неловко застегивала тулуп. – Еще благодарить будешь.

Пока я вытаскивала из пасти хрюшки батон сырокопченой колбасы, Полина, толкнув дверь задом, сбежала. Тут же в палату заглянула медсестра Валентина.

– Слышь, Маша, я попрощаться заш… – Взгляд ее остановился на Хавронье. – Батюшки светы, дожили! Нет, Машенька, ты ценный пациент, но хрюшка в палате – это перебор.

– Валентина, мне эту хрюшку только что подарили. А хочешь, возьми ее себе.

На секунду задумавшись, Валентина решительно замотала головой:

– Нет, Маша! У меня в хозяйстве свой собственный хряк имеется. Зовут Вася.

– Большой кабанчик?

– Вася – это муж. Двоих свиней в одном доме я не выдержу. Но хрюшку из больницы надо убирать.

– Валечка, – я попыталась улыбнуться, и тут же заныли кости переносицы. – В обед приедет Толик, заберет и меня, и Ниночку, и Хавронью…

– Ниночку я еще потерплю, но не хрюшку. Меня из-за нее уволят! Я вчера по пьянке ворчала, а сегодня тебе честно скажу – во-первых, мне нравится работа, а во-вторых и в самых главных, на мое место еще семь желающих. Маша! – Валентина сменила тон. – Не подведи меня, пожалуйста.

– Ладно. – Я запахнула атласный халат, накинутый на пеньюар, и сменила тон с просительного на свой привычный, руководящий. – Через два часа повезу Аню в аэропорт и захвачу Хавронью. Валя, в качестве одолжения, сделай выписку не только на меня, но и на Аню, напиши что-нибудь про сонное состояние. На твой вкус.

Валентина, напрягшись под халатом, оглянулась на плоский телевизор, видимо, примеривалась, куда поставит его в своей квартире.

– Сделаю.

* * *

До железнодорожной станции Столбы под Чеховом Жора добрался к вечеру, уже в темноте. Территория представляла собой почти девственный лес, засыпанный снегом, под которым намечались клумбы и низкие ограды.

На въезде из будки вышли сразу два охранника и на Жорино заявление: «Мне к главврачу», подкрепленное пятисотенной, положительно не среагировали, а потребовали паспорт. Но пятихатку взяли.

Еще раз паспорт у него потребовал охранник в административном корпусе и до кабинета главврача довел лично.

Комплекс зданий психушки при ближайшем рассмотрении выглядел гораздо ободраннее киноархива.

Охранник проводил Жору от самых входных дверей до кабинета главного врача.

Главврачом оказалась женщина, которую запросто могли звать Аврора Крейсер или Брунгильда Айседоровна. Один костюм, больше похожий на френч товарища Иосифа Виссарионовича Сталина, чего стоил, не говоря уж о строгой прическе, золотой толстой цепочке, похожей на ошейник, и алого маникюра на коротких ногтях. Но звали директрису, как гласила табличка у двери, Юлия Гавриловна.

Дизайн кабинета напоминал бы типичный кабинет современного руководителя, если бы не стол. На этом столе можно было разбить пикник, спать втроем и использовать его для рулетки. Длинный, массивный, на львиных лапах, он был из того, позапрошлого, века.

– По какому вопросу? – спросила Брунгильда тоном судьи, зачитывающего пожизненный приговор.

Оглянувшись на стоящего за спиной охранника, Жора откашлялся.

– Брат у меня тут лежит…