Право на возвращение

Икки спросил:

– Когда ты был в Яффе в последний раз?

– Не помню. Давно. Лет семь назад или восемь. Что мне там делать?

– А я связываюсь со всеми, кто мне нужен, по телефону. Последний раз я был там десять лет назад, с родителями. Мы обедали в портовом кафе, покупали что-то в арабских магазинчиках. Свежие специи. Баранину. Фрукты. Теперь такого не бывает.

– Теперь нет, – согласился Брам. – Но если нам будет очень нужно, вполне можно зайти в магазин. Что, собственно, может с нами случиться?

– В худшем случае наши отрубленные головы насадят на колья забора, окружающего Яффу. – Икки мечтательно улыбнулся и добавил: – Что до твоей головы – мертвая она или живая, разница невелика.

– Благодарю за комплимент.

– Деньги не забыл?

Брам похлопал по одному из многочисленных карманов своих штанов-сафари. Икки завел на другой стороне сеть осведомителей, абсолютно надежных, потому что им хорошо платили. Конечно, палестинцы старались убить как можно больше евреев, но откуда взяться деньгам в их перенаселенной стране, где не было ни работы, ни будущего, ни автомобилей на альтернативном горючем? Самира Икки «прикармливал» с самого начала, он помог им закрыть дела на пятерых детей. С помощью Самира Икки удалось справиться даже со сложнейшим делом иерусалимских хасидов.

В прошлом году Брам и Икки прославились на всю страну, когда отыскали одиннадцатилетнего мальчика, пропавшего восемь лет назад. Его успела усыновить бездетная пара хасидов из Иерусалима. А счастливчик Икки нашел его, следуя своей знаменитой интуиции. Поднялась жуткая шумиха, приведшая к дипломатическому скандалу между Израилем и Палестиной, с участием властей Большого Иерусалима и районов Старого города, населенных ультра-ортодоксами. В три дня Икки сделался – в пределах Тель-Авива – мировой знаменитостью. В результате родные папа и мама мальчика получили возможность регулярно видеться с сыном, которого любящие приемные родители превратили в глубоко верующего хасида. Ребенка они, как выяснил Икки, купили у еврейско-палестинской банды, занимавшейся кражами детей.

Благодаря этой истории о них и узнала мама Сары. Два долгих года она верила полицейским, ждала от них сообщений и, пытаясь заглушить поселившийся в ней ужас, принимала транквилизаторы, курила гашиш, пила водку. Потом – беспрерывно рыдала. Потом некоторое время жила как бы в вакууме, пока случайно не услышала по радио передачу про «Банк» – по крайней мере, так говорил Икки. Батья отдала ему полицейские отчеты, фотографии пляжа и записи того, что она узнала от ясновидящих. Целый год провели они в поисках, но не нашли никаких следов, и вот теперь, как всегда случайно, получили намек, чуть-чуть приближавший их к цели.

– Двадцать пять? – спросил Икки.

– Тридцать штук.

– Вот для чего они крадут детей. Я в этом уверен. Носом чую.

Новая граница лежала в восьми километрах к югу от Яффы, но, чтобы предупредить проникновение нелегалов, армия поставила еще один блокпост – с северной стороны города. Икки вел машину вперед, глядя на бетонную стену в ста метрах от них и на неширокий въезд, ведущий к шлюзу – начиненному электроникой туннелю, напоминающему автоматическую мойку для машин. Подводишь автомобиль к въезду, шлюз втягивает ее внутрь и продвигает сперва вперед, потом назад. Только вместо щеток и воды ее ощупывают лазеры, сканирующие машину и всех, кто в ней находится, в поисках малейших следов взрывчатки.

Желающих посетить Яффу было немного, в очереди у шлюза стояло всего два автомобиля.

– Мне кажется, там что-то не в порядке, – сказал Икки.

– Что ты имеешь в виду?

– Только то, что сказал, – по-моему, там что-то не так.

– Где?

– Там, – сказал Икки. – Я не знаю что. Просто – там что-то должно случиться.

У блокпоста все было как обычно. Солдаты в бронежилетах, два автомобиля, бетонная стена с натянутой поверху колючей проволокой, светящийся туннель шлюза, а за ним – ярко-голубое небо над крышами Яффы. Защитная стена тянулась до берега моря и уходила в воду.

– Икки, – напомнил Брам, – нас ждут. Новости насчет Сары, ты не забыл?

– Ну и язва же ты, – заметил Икки, не глядя на него.

– Да объясни же наконец. Что ты чувствуешь?

– Не знаю. Беспокойство. «Шестое чувство».

– И что ты им чувствуешь?

– Что-то. Не знаю что.

– Там, у контрольного пункта?

– Да.

– А поконкретнее?

– Да не знаю я! – выкрикнул Икки. Он беспомощно поглядел на Брама и вздохнул. – Извини. Я и сам не понимаю, что со мной.

– А что случится, если ты об этом никому не скажешь?

– Не знаю.

– Ты это когда-нибудь проверял?

– Что ты имеешь в виду?

– Это твое «шестое чувство» – ты с кем-нибудь о нем говорил?

– Ты хочешь сказать, с психоаналитиком?

– Например.

– Это еще зачем?

– Потому что оно мешает тебе.

– Ничего мне не мешает.

– Ах, не мешает? Ты считаешь, это украшает жизнь?

– Да.

– У нас назначена встреча, – напомнил Брам.

– Знаю.

– Ну?

Икки, продолжая смотреть на стену, медленно кивнул, словно собираясь с силами:

– О’кей.

– Отлично, – сказал Брам.