Мессалина. Трагедия императрицы

Лепида снова взмахнула рукой, но звука пощечины не последовало. Она вдруг посмотрела на рассматривавшую изумруды дочь глазами не матери, но стороннего человека, и заметила, как изменилось выражение лица Мессалины. Рядом с ней равномерно покачивалась на носилках не тринадцатилетняя девочка, смотревшая на мир широко распахнутыми глазами, а расчетливая женщина, возмечтавшая о невозможном.

– Ты обрекаешь себя на ужасную жизнь, – только и смогла прошептать умудренная жизнью римлянка, чувствуя, как теряет последнюю власть над дочерью.

– Я обрекаю себя на вечную славу, – холодно откликнулась Мессалина, но тут же, смягчившись, положила мягкую ладонь на безвольно лежавшую руку матери. – Пока моим телом пользовался префект, я думала о своем будущем, мама. Если в великом Риме родственница императора должна ублажать какого-то жалкого этруска, чтобы спасти свою жизнь, то, значит, я должна добиться такого положения, чтобы никто больше не посмел уложить меня к себе в постель как девку из лупанара.

– Но я, твоя мать… – Сделала последнюю попытку образумить дочь Лепида. – Я подарила тебе жизнь и имею право…

– А я сегодня, возможно, спасла твою жизнь, – пожала плечами девушка, – так что мы квиты. Позволь я сама выберу свою судьбу. А это ожерелье я хочу подарить тебе на память о сегодняшнем дне. Смотри на него почаще.

С этими словами Мессалина протянула руку и, откинув занавеску, улыбнулась прохожим, точно была уже их императрицей. Тема замужества в разговорах с матерью была закрыта ею навсегда.

На следующий день бесследно исчез Квинт. Мессалина приняла это событие как должное, хотя ее сердце было разбито. Никто и никогда не будет любить ее с такой нежностью как этот красавец херуск, но знатная патрицианка была истинной римлянкой и не могла себе позволить убиваться из-за какого-то раба. За все в жизни надо платить – это непреложный закон. И если слава и власть требуют, чтобы она забыла о стыде и любви, то, значит, она избавиться от того и другого. Квинту не было места в ее жизни, а раз так, то не стоит о нем думать. Точка.

Спустя неделю, ближе к ночи, в дом вдовы Мессала Барбата постучал гость, давно не переступавший его порога. У ворот, держа под уздцы тяжело дышащего коня, топтался уставший Квинт Невий Корд Серторий Макрон, старый друг Мессала, один из офицеров, прикомандированных к Тиберию в его добровольной ссылке на Капри.

Выскочившие на стук рабы повели в конюшню усталое животное, а самого гостя пригласили в атриум, куда уже вышла прихорашивавшаяся на ходу Лепида. Услышав о пришельце, она чуть побледнела и приказала позвать Мессалину, чтобы дочь тоже выказала уважение к гостю. Только важные вести могли привести старого знакомца ее мужа в Рим, и она в нетерпении устремилась ему навстречу, приказав слугам быстро накрыть богатый стол.

В доме тут же поднялся переполох, который всегда бывает при появлении нежданных гостей. Как обычно, необходимые продукты закончились, а те, что остались, были не первой свежести, и повар бился в истерике, крича, что не сможет приготовить ничего путного. Узнав об этом, хозяйка дома, сохраняя приветливое выражение лица, попросила дворецкого передать на кухню, что отправит всех в каменоломню, и повар, тут же успокоившись, кинулся к плите, подгоняя поварят.

– Дорогой Макрон, как я рада тебя видеть!

Мужчина, сняв увенчанный страусовыми перьями шлем, склонил седеющую голову.

– Прекрасная Лепида, время не властно над твоей красотой. Мы не виделись уже сто лет, а ты все такая же очаровательная, как в юные годы. Венера щедро оделила тебя своими милостями.

– Ты еще не видел моей дочери! Ты ведь последний раз посетил наш дом, когда она была еще совсем малышкой.

В этот момент послышались легкие шаги, и Лепида указала на Мессалину, которая как раз выходила на свет из бокового прохода, гордо подняв голову, отягченную весом двух тяжелых кос, уложенных в замысловатый узел.

Повидавший много женщин на своем веку, воин даже присвистнул при виде прелестной девушки.

– О, да! Тогда она была гадким утенком, а сейчас я вижу красавицу, которая, боюсь, разобьет множество сердец в Риме. Мессалина, ты великолепна!

Он понимающе переглянулся с Лепидой, и та, кивнув, жестом подозвала к себе дочь.

– Я тоже этого боюсь… Мессалина, ты помнишь дядю Макрона? Хотя вряд ли, ты тогда была еще совсем маленькая… Однако, ты наверно устал с дороги и проголодался. Слуга показывает, что стол уже накрыт. Пойдем, я постараюсь накормить тебя, хотя, конечно, мой стол беднее императорского. Как себя чувствует принцепс?

Они перешли в обеденный зал и, устроились вокруг стола, на котором не осталось свободного места от множества блюд.

– Да это же Лукуллов пир! – Снова присвистнул Макрон, никак не могший избавиться от армейских привычек. – Должен признаться, что за последние сутки у меня в желудок попали только пара ломтей хлеба и горсточка фиников. Дражайшая Лепида, ты возвращаешь меня к жизни!

– Что же заставило благородного Макрона мчаться в Рим с такой скоростью, что не было времени даже поесть?

Гость отодвинул блюдо, к которому протянул было руку, и задумчиво посмотрел на мать с дочерью, смотревшие на него с напряженным вниманием.

– Не могу тебе ответить на этот вопрос, дорогая, хотя и очень хотел бы. Считай, что я прибыл для наблюдения за получением инвеституры с трибунскими полномочиями некоего важного господина. Кстати, какие у тебя отношения с нашим префектом претория?

Насторожившаяся Лепида пожала плечами, пытаясь сообразить, какая степень откровенности приличествует при разговоре с императорским гонцом.

– Никаких. Вижусь с ним не чаще, чем со всеми остальными римскими аристократами, чьи дома стоят на Палатине, Целии, Квиринале, Эсквилине и Капитолии.

Взгляд Макрона стал чуточку жестче.

– Правда? А мне одна птичка напела, что Домиция Лепида и ее дочь Валерия Мессалина совсем недавно были в гостях у этруска, причем девушка пользовалась его благосклонностью… Извини, если я тебя обидел, – спохватился гость, увидев, как от гнева затрепетали ноздри хозяйки дома, – но я хочу, чтобы между нами было все предельно ясно.

С трудом сдержав рвущееся наружу бешенство, Лепида глубоко вздохнула, стараясь унять бьющееся сердце.

– Твои осведомители просто изумительны. Восхищаюсь тобой, Макрон: только что въехал в город, а уже знаешь, кто с кем спит. Признаюсь, тебя не обманули. Мы действительно были у префекта в гостях, и все было именно так, как ты говоришь… Кстати, а тебе не забыли доложить, что мы явились к Сеяну только после того, как он начал мне угрожать, поскольку прекрасно знает, как я к нему отношусь? И Мессалина отдалась этому холеному индюку, только чтобы спасти свою мать?..

– Это правда, девочка? – Взгляд мужчины потеплел.

Девушка опустила печальные глаза и кивнула, теребя край платья, весьма натурально изображая поруганную невинность.

– Он потребовал, чтобы я пришла к нему во дворец, иначе нам всем несдобровать, – прошептала она робко, и прозрачная слеза прочертила дорожку по побледневшей щеке.

– Вот негодяй!.. Ну, ничего… Поквитаемся… Лепида, ты была женой моего друга, и на этом основании я чувствую себя в ответе за ваше благополучие. Не могу сказать, ради чего приехал в город, но… Весьма настоятельно советую вам обеим сказаться больными, и ближайшую пару дней не выходить из дома и, кроме меня, никого не принимать… – Осторожность не дала ему сказать больше, и офицер замялся, но ожидание вкусного обеда и усталость сделали свое дело, и он нехотя продолжил. – Кстати, если среди твоих должников есть близкие префекту люди, то, боюсь, тебе придется простить им долги, поскольку они вряд ли смогут тебе их отдать. Ничего более конкретного я сказать не могу. Если я зайду к вам завтра вечером в гости, все будет отлично, если нет – забудьте, что я здесь был, и слугам велите под страхом смерти никому об этом не рассказывать.

– Все так серьезно? Что-то случилось с Тиберием? Он жив? – Лепида даже затаила дыхание в ожидании ответа.

– Когда я уезжал с Капри, он был в добром здравии, и не пытай меня, пожалуйста, я больше ничего не скажу. А теперь позвольте мне отведать этого каплуна, а то сидеть перед горой еды и не иметь возможности ничего съесть – это такая пытка, что и врагу не пожелаешь.

– Ох, извини, – вспомнила Лепида об обязанностях гостеприимной хозяйки. – Я так редко последнее время принимаю гостей, что совсем забыла о правилах приличия. Конечно, угощайся, пожалуйста. Позволь предложить тебе фалернского. Прекрасное вино. Марк очень его любил.

– Не печалься об ушедших временах, – улыбнулся ей Макрон, отправляя в рот большой кусок мяса. – Может, в этом доме еще будут собираться застолья, и, кстати, ты всегда великолепно принимала гостей. А теперь прости, я должен идти. Меня ждут. Но если ты позволишь мне переночевать под твоим кровом, то я буду очень благодарен. Не хотелось бы, чтобы о моем приезде знали лишние люди.

Он подмигнул Мессалине, которая слушала его, чуть приоткрыв рот. Она, как и ее мать, чувствовала, что присутствует при начале каких-то важных событий. Со слов Макрона выходило, что Сеян стоит на пороге падения, но в это было невозможно поверить! Рим так давно не видел своего принцепса, спрятавшегося на Капри, что уже почти смирился с тем, что городом правит чужак. Неужели римляне недооценили своего правителя? Заинтригованная подобными размышлениями, она призывно улыбнулась ему в ответ, ловко облизнув губы розовым язычком. У мужчины заиграли желваки на щеках, но он быстро отвел взгляд и, вставая из-за стола, потянулся за снятым шлемом и отстегнутым мечом.

– Не знаю, когда приду, но постараюсь быть не очень поздно.

– Но ты почти ничего не съел!

– Не стоит волноваться, Лепида, куриная ножка не даст мне умереть в ближайшие несколько часов, а там… – Он словно наткнулся на стену и скороговоркой добавил. – Там посмотрим.

Когда за Макроном закрылась дверь, Лепида быстро стрельнула глазами по сторонам – не подслушивает ли кто, – а затем, не удержавшись, торжествующе посмотрела на дочь.

– Ты слышала, дорогая? Сеяну конец! Уверена, что завтра произойдут события, о которых будут долго судачить в Риме. Пойду распоряжусь на кухне, чтобы слуги отправились за продуктами на рынок прямо к его открытию, а не тянули до полудня. И пусть закупят побольше съестного. Если у Макрона получится то, ради чего он примчался в город, то мы устроим роскошный пир. А если у него ничего не выйдет (храни его Юпитер Капитолийский!), то для нас будет лучше некоторое время не показываться на людях, не говоря уже о том, что если начнутся беспорядки, то рынки не будут работать. Ты же, пока я занимаюсь делами, принеси жертву ларам – пусть они позаботятся о безопасности нашего дома.

С этими словами раскрасневшаяся от возбуждения матрона отправилась отдавать распоряжения, а девушка, прижав руки к груди, долго еще смотрела на дверь, за которой скрылся нежданный гость. Вот оно, настоящее счастье: быть в центре событий, творить историю Вечного города, а не отдаваться противному этруску, чтобы спасти дом от его гнева. И Мессалина поклялась себе, что или умрет, или станет первой женщиной Рима.

Макрон пришел только под утро и, тихо постучавшись в дверь, был немедленно впущен в дом предупрежденным привратником. Лицо мужчины еще больше осунулось и посерело. Слава богам, пока все шло самым лучшим образом: консул Регул обещал рано утром созвать заседание сената в храме Аполлона, а префект Рима Грецин Лакон поклялся окружить здание караульными частями, однако до последнего момента, даже всеведущие гарсупики вряд ли смогут предсказать, чем закончится его миссия. Страшно подумать: от него одного сейчас зависит судьба Рима, Империи и его собственная, кстати, тоже. А он так устал…

До развязки оставалось еще несколько томительных часов, и надо было хоть немного подкрепиться и освежиться, чтобы быть готовым к любым поворотам дела.

Гость почти не удивился, когда ему навстречу из темноты вышла хозяйка дома в сопровождении дочери, но из осторожности предпочел изобразить изумление:

– Лепида, Мессалина, почему вы на ногах в такое время? Неужели я вас так напугал глупыми разговорами? Если так, то приношу свои извинения. Я сейчас лягу, если мне кто-нибудь укажет, где я могу преклонить свою голову, но перед этим, с вашего позволения, дойду до кухни и чего-нибудь перекушу. Честно признаться, несчастная куриная ножка только раздразнила мой аппетит, и я сейчас готов съесть целого быка.

– Мы велели не убирать со стола, так что можно вернуться и продолжить трапезу, – мягко улыбнулась заинтригованная матрона, надеявшаяся хоть что-то узнать о ближайших планах гостя. – Единственная беда – все остыло. Но, думаю, такая малость не остановит привыкшего к лишениям воина.