– До этого времени мы все вылетим из колледжа! – шутливо ответил Джоэль, засмеявшись.
– Знаешь, – продолжал Эдмон, – ты мне напоминаешь одного моего друга по учёбе из Лондона, Сэмюеля Чарлстоуна. Ты случаем ему родственником не приходишься?
– К сожалению, нет, а где он сейчас?
– Убежал из школы, и я предполагаю, что он сейчас работает юнгой на корабле своего дяди, а в будущем, я так думаю, он станет и капитаном. Главное, захотеть, и всё будет так, как ты задумал.
– О, Боже, – вдруг воскликнул Джоэль, что-то вспомнив. – У нас осталось всего двадцать минут до начала занятий. А мы ещё не обедали… Я четыре часа не выдержу без еды.
– А мне в таком случае сегодня уготовано восемь часов без всякой пищи… – отозвался Эдмон.
– Почему восемь? – удивился Гордон.
– Я наказан, ты не забыл? Милле в качестве наказания дал мне дополнительных четыре часа занятий.
– Ужас какой…
– Да мне всё равно… если честно, – безразлично ответил Эдмон.
Джоэль был в лёгком ступоре. Эдмон показался ему таким простым в общении человеком, честным и серьёзным, что придирки учителя стали ему ещё более непонятны. Он принёс свой поднос с обедом в комнату Эдмона, и молодые люди в скором темпе пообедали вместе и поспешили обратно в аудиторию.
– О том эскизе на столе лучше не распространяться… – тихо попросил Эдмон, когда они входили в аудиторию.
– Да я и так не дурак, всё понял, – подмигнув, ответил Джоэль.
Эдмон только улыбнулся в знак благодарности.
Девятнадцать человек честно дождались окончания занятий и ровно в четыре вечера разошлись по своим комнатам. Предпоследним выходил Джоэль; проходя мимо мольберта Эдмона, он сказал:
– Удачи!
– Спасибо… – только и успел ответить Эдмон, как подошёл Милле.
– Ну, как? Вы готовы?
– Конечно, учитель, – безропотно проговорил Эдмон.
Другого ответа Милле и не ожидал.
Милле создавал композиции из разных предметов, а Эдмону приходилось рисовать натюрморт за натюрмортом.
Под конец он так устал, что у него дрожали руки. Ему даже начало казаться, что столь любимое занятие, как рисование, начинает его раздражать и вызывать ненависть.
На самом деле Милле было очень жаль Эдмона, и каждую минуту он повторял в своём сознании, словно оправдывая свои действия: «Так надо…»
– На сегодня достаточно, – наконец произнёс он, когда на часах в классной комнате стрелки показали пятнадцать минут девятого. – На сегодня вы свободны.
– Спасибо, господин учитель…
Это была вторая фраза, сказанная Эдмоном за всё это время.
– Господи!.. – взмолился маэстро, когда сюртук Эдмона мелькнул в дверях здания, где находилась его комната. – Я уже думаю, не совершаю ли ошибку…
Тем временем Эдмон открыл свою комнату, каким-то чудом умудрился зажечь лампу у входа и, едва сделав всего четыре шага, упал от слабости прямо посреди комнаты. Жутко болели пальцы рук, он чувствовал каждый сустав, который отдавал тупой болью. Его словно побили: спина и ноги от долгого сидения на месте изнывали настолько, что сейчас встать и сесть в кресло, стоявшее в полуметре от него, было недостижимой целью. Удивительно, что ему удалось добраться до комнаты, да и отсутствие необходимости подниматься на второй этаж тоже сыграло свою положительную роль. Эдмон лежал и в ступоре смотрел на свои дрожащие руки. Он настолько оцепенел, что даже не услышал, как окно открылось, и в комнату, едва преодолев подоконник, пробралась, как ангел ночи, Элоиза.
– Боже мой! – воскликнула она, бросаясь к Эдмону, – что случилось?! Я была здесь уже два раза, но тебя не было.
Она опустилась рядом с ним и положила его голову себе на коленки.
– Что с тобою сделали? – чуть не плакала она, обнимая его и целуя лицо. Она взяла его руку и тут заметила, как странно дрожали тонкие пальцы юноши. – Что с твоими руками?! Кто это сделал? Эдмон, ответь мне, пожалуйста!
– Меня только что отпустили с практического занятия… – очень тихо произнёс он.
– Как? – удивилась она. – На каком основании? Что они себе позволяют!
– Да какая разница… – столь же безразлично, сколь Элоиза была в раздражении от случившегося, ответил Эдмон, прижимаясь к девушке и глядя в пустоту комнаты.
Она взяла его ладони и прижала к своим щекам. Она поняла, что Эдмона наказали из-за неё. Дополнительные часы занятий никому никогда просто так не давали, разве что кто-то из учеников сам просил у преподавателей о подобном. И насколько ей было известно, Эдмон подобного не делал.
– Элоиза… я хочу у тебя спросить кое о чём… когда ты успела нарисовать тот рисунок, что лежит на столе?..
– Ты так слаб, тебе нужно отдохнуть, а ты утруждаешь себя, спрашивая о подобной чепухе…
– И всё же… – настаивал Эдмон.
– Когда ты спал, глупенький, – легонько поцеловав его, ответила она. – Ты уснул прямо у меня на руках. Я не хотела мешать, собралась было уйти, но ты лежал так живописно, что я не удержалась и сделала тот рисунок. Потом я укрыла тебя одеялом и ушла. Вот и всё… Ладно, больше ни слова о рисовании, оно и так тебя сегодня довело. Тебе надо переодеться и отдохнуть. Сможешь подняться?
– Постараюсь…
Он поднялся сперва на колени, а спустя несколько секунд выпрямился, слегка пошатнувшись. Элоиза поймала его за руку. Юный герцог стал медленно раздеваться, насколько быстро позволяли его ослабшие и наполовину занемевшие руки расстёгивать пуговицы на одежде. Элоиза сидела позади него на кровати, поджав под себя ноги. Она сейчас боролась с двумя противоречивыми желаниями, одно из которых было остаться здесь, с ним, а другое – уйти поскорее, чтобы его снова не наказали, и он не испытывал жуткой боли, ибо ещё два дня подряд такого испытания, и это закончится фатально. Она прекрасно понимала, что Эдмон просто жертвовал собою ради неё. И она решила уйти. Едва ступив шаг, она услышала:
– Неужели после всего ты всё ещё меня стесняешься? – он стоял, обернувшись в её сторону.
– Нет… – она не поворачивалась к нему; стояла, обхватив саму себя за плечи и не двигалась, поникнув головою. – Я просто не хочу, чтобы тебя снова так наказали из-за меня.
– Какая ерунда! – раздался его уставший смех. Он протянул к ней свою руку и сказал: – Иди ко мне…
Как заманчиво прозвучали его слова!
Она повиновалась. Крепко обняла его, ощущая на своей щеке холод шёлка его халата. Словно в последний раз видела юношу или боясь, что его отнимут у неё. Так ребёнок прижимает к себе свою любимую куклу из страха, что заберут навсегда.
– Не покидай меня… – прошептал он, склоняясь над её головой…
* * *
На улице едва рассветало. Элоиза открыла глаза, словно и не спала, взглядом скользнув по оголенным плечам Эдмона и его темным локонам волос. Нежный и чистый он был похож сейчас на спящего ангела. Даже не хотелось притрагиваться к нему, чтобы не разбудить. Скоро взойдёт солнце и коснётся своими теплыми лучами его лица и тела. Сейчас она хотела стать солнечными лучами.
Она четко осознавала, что надо уходить, но ей не хотелось этого. Хотелось одного – просто смотреть на него, видеть его лицо, глаза и лёгкую улыбку, навеянную сладким сном.