Крест и король

– Ладно-ладно. Но какого дьявола вы сотворили с мачтой? Она не на своем месте. И торчит вперед, точно елда у восемнадцатилетнего! С такой мачтой далеко уплывет ваш громадный корабль? – В его голосе звучало разочарование.

Шеф и Ордлаф разулыбались. На этот раз слово взял Шеф:

– Бранд, вся штука в том, что у этого корабля только одно назначение. Не пересекать океан, не перевозить бойцов с копьями и мечами, не доставлять грузы. Это корабль для боя. Для боя с другими кораблями. Но он не будет сходиться к борту борт и рубиться команда с командой. И даже не будет таранить носом, как древнеримские суда, о которых рассказывал отец Бонифаций. Нет. Он должен утопить чужой корабль вместе с командой, и сделать это надо издали. И для этого мы знаем только один способ. Помнишь метательные машины, которые я собирал той зимой в Кроуленде? Что ты о них думаешь?

Бранд пожал плечами:

– Хороши против пехоты. Не хотел бы, чтобы такой камешек попал в мое судно. Но как тебе известно, для попадания нужно точно определить дистанцию. Когда оба корабля в движении…

– Согласен, не попасть. А что скажешь насчет копьеметалок, которые мы использовали против конницы Карла?

– Могут убивать людей по одному. Корабль им не потопить. Копье пробьет дыру, да само же ее и заткнет.

– Остается последнее оружие, то, что архидиакон Эркенберт изготовил для Ивара. С его помощью Гудмунд пробил частокол вокруг лагеря под Гастингсом. Римляне называли его онагр – дикий осел. Мы нарекли его мулом.

Моряки по сигналу стащили просмоленную рогожу с приземистой прямоугольной конструкции, установленной точно в центре беспалубного корпуса.

– Ну, что скажешь?

Бранд задумчиво покачал головой. Он лишь однажды видел онагр в действии, и то издали, но запомнил, как телеги разлетались на куски и целые упряжки волов размазывало по земле.

– Этого никакой корабль не выдержит. Один удар – и рассыплется весь корпус. Но вы зовете его мулом, потому что…

– Он взбрыкивает при отдаче. Идем, покажу, что мы сейчас делаем.

Все поднялись по сходням, чтобы взглянуть на новое оружие вблизи.

– Смотри, – объяснял Шеф. – Он весит тонну с четвертью. Так нужно. Видишь, как устроен? Крепкий трос идет к нижней раме, там вал с двумя рукоятками. Двое наматывают трос на вал и слева и справа одновременно. При этом опрокидывается этот метательный рычаг. – Шеф похлопал по вертикально стоящему пятифутовому бревну, с конца которого свисала широкая кожаная петля. – Он ложится назад, ты его крепишь железным ключом и закручиваешь вал до отказа. Потом выбиваешь ключ. Рычаг устремляется вперед, взбрасывая петлю с камнем…

– И бьет по отбойной перекладине. – Ордлаф дотронулся до поперечного бруса на массивной раме, прикрытого тюфяком с песком. – Рычаг останавливается, а камень летит вперед. Бросок получается пологий и сильный, этак на полмили. Но ты уже знаешь, в чем загвоздка. Мул приходится делать тяжелым, чтобы выдержал отдачу. Он должен стоять строго по длинной оси судна, поэтому рама закреплена прямо над килем. А поскольку он такой увесистый, мы были вынуждены поставить его посередине между носом и кормой.

– Но ведь там должна быть мачта, – возразил Бранд.

– Нам пришлось ее передвинуть, – сказал Шеф. – Об этом тебе Ордлаф расскажет.

– Понимаешь, любезный Бранд, – заговорил Ордлаф, – у меня на родине строят лодки, похожие на ваши, с высокими штевнями, обшивают досками внакрой и все такое. Но они нам нужны для лова рыбы, а не для дальнего плавания, поэтому мы их оснащаем по-другому. Ставим мачту спереди и еще наклоняем ее к носу. И по-другому кроим паруса. Не прямоугольные, как у вас, а косые.

Бранд фыркнул:

– Знаю. Если отпустишь рулевое весло, твое судно развернется по ветру и нипочем не встанет бортом к волне. Рыбацкий трюк. Достаточно безопасно. Но скорости нет. Особенно со всем этим грузом. Как быстро ходит этот корабль?

Шеф и Ордлаф переглянулись.

– Совсем не быстро, – признался Шеф. – Гудмунд устроил гонки, еще когда тут не было тяжелого мула, и на своем корабле носился вокруг нас кругами. Но видишь ли, Бранд, нам не нужно никого догонять! Если встретим в открытом море флот и он пойдет на нас, мы будем стрелять! Уйдет противник назад, и ладно, для нас важнее всего защитить берег. Если прорвется, мы развернемся и потопим его, не позволив высадиться. Это не грузовое судно, Бранд, а корабль для боя.

– Военный корабль, – согласно кивнул Ордлаф.

– А сможешь ты его развернуть? – спросил Бранд. – Я про мул. Удастся ли прицелиться в другую сторону? Помнится, твои копьеметалки разворачивались.

– Над этим мы работаем, – ответил Шеф. – Попробовали установить машину на поворотный круг, но слишком тяжело было поворачивать, и отдача ломала ось. Удд предлагал крепить мул на железном шаре, но… В общем, пока можно стрелять только прямо по курсу. Зато мы додумались поставить с другой стороны второй рычаг, вал с тросом и прочее. Отбойная перекладина, конечно, только одна. Но мы теперь запросто можем стрелять и вперед, и назад.

Бранд снова покачал головой. Он чувствовал, как корабль покачивается под ногами, это в тихой-то речной заводи, а что будет в открытом море? Весит мул тонну с четвертью, и он установлен довольно высоко, чтобы стрелять поверх планшира. Тяга паруса прилагается далеко от центра корабля. Рея длинная, так что парус можно сделать очень широким, отметил он. Но управлять им сложновато. Бранд не сомневался, что рыбак свое дело знает. И конечно же, выпущенный мулом камень способен натворить бед. Вспомнив о хрупких судах, на которых он когда-либо плавал, – доски даже не были прибиты, а просто привязаны веревками из звериных сухожилий, – Бранд с легкостью вообразил, как конструкция разлетается на куски, а команда – все пятьдесят бойцов Сигурда Змеиный Глаз – барахтается в воде.

– Как вы хотите его назвать? – вдруг спросил он, машинально коснувшись висящего на груди молоточка. – Для удачи.

Ордлаф вытянул из-под рубахи свою пектораль – серебряную лодку Ньёрда.

– У нас десять военных кораблей, – сказал Шеф. – Я хотел назвать их в честь богов Пути – «Тор», «Фрейр», «Риг» и так далее, но Торвин не позволил. Он сказал, что мы накличем беду, если будем вынуждены говорить: «„Хеймдалль“ на мели» или «„Тор“ застрял на песчаной банке». И тогда было решено назвать каждый корабль именем одного из графств моего королевства и по возможности набрать для него команду из этого графства. Вот этот – «Норфолк», там – «Суффолк», дальше – «Остров Или», «Букингем»… Что скажешь?

Бранд колебался. Как и все моряки, он суеверно почитал удачу и не хотел неосторожным словом накликать порчу на замыслы своего друга.

– Скажу, что ты опять придумал что-то новенькое и, может быть, твои «Графства» строем пройдутся по морям. И уж точно я не хотел бы столкнуться с одним из них в бою, а ведь меня не назовешь самым робким из норманнов. Глядишь, однажды править морями станет король Англии, а не король Севера. Скажи мне, – продолжал он, – куда ты хочешь пойти в первый рейс?

– Через Английский канал к немецкому берегу, – ответил Шеф. – Вдоль береговой линии за Фризские острова и в датские воды. Это главный пиратский маршрут. Мы будем топить всех встреченных пиратов. С этих пор каждый, кто захочет напасть на нас, должен будет идти из Дании открытым морем. В конце концов мы разрушим их базы, достанем их в их собственных гаванях.

– Фризские острова, – пробормотал Бранд, – устья Рейна, Эмса, Эльбы и Айдера. Что ж, я скажу тебе одну вещь, юноша. Там везде сложное судоходство. Понимаешь, о чем я? Тебе понадобится лоцман, который знает проливы и берега, а когда не видно ни зги, сможет провести корабль с помощью слуха или нюха.

Ордлаф заупрямился:

– Да мне всю жизнь хватало лота, впередсмотрящих и лага. И непохоже, что удача изменила с тех пор, как я бросил хозяев-монахов и нашел себе богов Пути.

Бранд фыркнул:

– Я ничего не имею против богов Пути.

И снова они с Ордлафом одновременно коснулись своих амулетов, и на этот раз смутившийся Шеф тоже полез за своим необычным украшением в виде лесенки – символом его покровителя Рига.

– Спору нет, от богов бывает польза. Лот, лаг и впередсмотрящие – тоже хорошее подспорье. Но за Бременом вам понадобится нечто большее. Это говорю вам я, Бранд, первый среди мужей Холугаланда.

Трудники столпились их послушать. Те, кто впервые видел короля, подталкивали друг друга, показывая на незнакомый амулет Рига.

Солнце, проникая через высокие окна библиотеки кафедрального собора в Кёльне, освещало страницы манускриптов, разложенных на массивном аналое. Дьякон Эркенберт, из-за малого роста едва дотягивающийся до его верхнего края, застыл в задумчивости. Библиотекарь, зная, что архиепископ благоволит к Эркенберту и поощряет его штудии, позволил дьякону работать самостоятельно – даже с огромной драгоценной Библией, на которую пошли шкуры восьмидесяти телят.

Эркенберт сравнивал тексты. Могла ли фантастическая история, недавно рассказанная архиепископом Римбертом, оказаться правдой? Тогда, на встрече, в нее поверили все: и архиепископы, и их советники. Но ведь она льстила их гордости, льстила патриотическим чувствам народа, постоянно отвергаемого и недооцениваемого могучим Римом. Эркенберт не разделял этих чувств – во всяком случае, пока не разделял. Англичане, помня историю своего обращения в христианство благословенным папой Григорием, долгое время хранили верность Риму. И чем Рим отблагодарил их? Если рассказанное Римбертом – правда, то, возможно, пришло время для верности… кому-то другому.

Итак, тексты. Главным среди них был тот, который Эркенберт хорошо знал, мог бы цитировать, будучи разбужен посреди ночи. Тем не менее не грех взглянуть снова. Четыре евангельские повести о распятии Христа слегка отличались друг от друга – лишнее доказательство их подлинности, ибо кто же не знает, что четыре свидетеля события всегда запомнят каждый свое? Но Иоанн… Иоанн сказал больше других. Переворачивая огромные жесткие листы, Эркенберт нашел нужное место и стал перечитывать его, негромко проговаривая латинские слова и мысленно переводя их на родной английский.

– «…Sed unus militum lancea latus eius aperuit. Но один из воинов копьем пронзил Ему ребра».

Копьем, подумал Эркенберт. Римским солдатским копьем.

Эркенберт лучше многих знал, как выглядит оружие римских воинов. В доме близ великого Йоркского собора, где он жил когда-то, немало сохранилось от Эборакума – казарм Шестого легиона. Легион ушел из Британии четыреста лет назад, метрополия отозвала его для участия в гражданской войне, но бо?льшая часть арсеналов осталась, и много нерастащенного и неиспорченного оружия лежало в подземельях. Не знающие износу бронзовые детали катапульты, которую Эркенберт собрал для язычника Ивара, были подлинной старинной работы, такой же доброй, как и те времена. Железо ржавеет, но все-таки Эркенберт видел сверкающую и вычищенную, как на парад, полную экипировку римского легионера: шлем, панцирь, короткий меч, наголенники, щит и, конечно, копье с длинным железным наконечником – пилум, называемый также lancea.

Да, подумал Эркенберт, это может быть правдой. И нет сомнений, что Святое Копье, которое пронзило грудную клетку Сына Господня, могло сохраниться в своей материальной сущности. Ведь я сам видел и держал в руках оружие, которому не меньше лет.

Но кому пришло бы в голову сохранить такую вещь? Тому, кто понял значение этого оружия в тот самый миг, когда оно было использовано. Иначе копье вернулось бы в казарму и затерялось среди тысяч себе подобных. Кто мог сохранить этот пилум? Судя по тому, что говорил архиепископ, это не был набожный Иосиф из Аримафеи, которого евангелист Иоанн упоминает четырьмя стихами ниже.

Такой человек, тайный ученик Христа, вполне мог выпросить у Пилата разрешение похоронить тело, мог сохранить чашу, которую Иисус благословил для учеников на Тайной вечере, – хотя Иоанн о том не упоминает. Но он не сумел бы завладеть казенным оружием римлян.