Форточка, ветер

Вот Серёжина мама, вот Катина мама,
вот Макар завершает детей череду,
показалась Кариночка между домами,
не реви, я сегодня пораньше приду.

В полвосьмого темно. Освещают дорогу
фонари: им привычен наш утренний бег,
и ложатся, помалу рождая тревогу,
скоротечные тени на выпавший снег.

Мы идём под прицелом бесшумной винтовки,
нас ведёт через темень небесный спецназ,
и становится страшно, досадно, неловко,
почему-то становится жалко всех нас.

Купание красной старухи

Не придёт она к обеду,
у неё смертельный вид.
По закону Архимеда
тело в жидкости лежит.

Выцветает обстановка,
постепенно гаснет свет.
Нервы. Сердце. Остановка.
Всё. Приехали. Привет.

Погружается, раздета,
обронивши тела клеть, –
по закону Архимеда
кто-то должен умереть.

Но душа её неслышно,
уподобясь журавлю,
поднимается над крышей,
чертит в воздухе петлю.

«Сидел на камне человек, я помню, он сказал…»

Сидел на камне человек, я помню, он сказал,
что этот город, этот дом, гостиница, вокзал,
химчистка, школа, магазин, деревья, детский сад,
дорога с вилками столбов и мэрии фасад,
плотина, небо над землей и даже облака –
всё это, в общем-то, ещё не создано пока,
а только кажется тому, кто вышел на балкон,
от ветра сжался, запахнул истёртый балахон,
тому, кто думает, что бог – огонь или рыбак,
тому, кто смотрит на пустырь, не замечая, как
сидит на камне человек, тот самый, что сказал:
всё это – фенечка, пустяк, не верь своим глазам,
другой, хороший бог, в другом, нешуточном раю
тебе подарит всю любовь, всю ненависть свою.

Косточки перечесть

Рыба лежит,
дребезжит хвостом,
ёрзает животом.
– Ты, – говорит, – не жалей о том,
что я попала в твой дом,
что руки твои в моей чешуе
и запах стоит кругом.
Я полежу на твоём столе
рядом с твоим ножом
и расскажу о воде, земле
или ещё о чём.
На блюде – отрезанная голова,
стеклянными стали глаза,
но я ведь жива,
всё равно жива,
и хочется рассказать
о тихой, медленной
смерти моей,
о дробном дрожании скул,
о том, как старик ходил по песку,
словно по волоску,
щурился,
в море забрасывал сеть
и долго-долго тянул…

Тебе остаётся всего лишь съесть,
косточки перечесть…

«Она появилась из точки…»

Она появилась из точки,
из пыли небесных саванн,
плывя в акушерском лоточке
за околоплодный туман.

Сжималась, горела, крепчала,
тряслась, обрастала корой,
её мировое начало
пугало соседей порой.

Вдыхала тяжёлые газы,
утюжила внутренний слой,
и звёзды, как модные стразы,