Подобна свету

Подобна свету
Галина Андреевна Аляева

В стародавние времена, когда на северных землях обитали славянские племена, приглашает своего читателя Галина Аляева на страницах книги «Подобна свету». Зависели тогда люди от прихотей природы, боялись болезней, лечить которые было некому и нечем, проводили свои непонятные ритуалы, которые показались бы дикостью любому современнику, и видели смысл бытия в продолжении своего рода. Были у них и любовь, и семейные ценности. Хранили их сердца верность. Жила в душах память о былом. Но, главное, любой северянин, будь то мужчина, женщина, ребенок или седой старец, был бойцом. И сражаться приходилось не только с внешним врагом, но и с голодом, неурожаем, недугами. Но «сила северян – в единстве». Так еще предки говаривали. Пришла пора проверить, так ли это на самом деле.

Галина Аляева

Подобна свету

© Аляева Г. А., 2017

© Издательство «Союз писателей», оформление, 2017

* * *

Может быть, еще за несколько веков до Рождества Христова под именем венедов известные на восточных берегах моря Балтийского, Славяне в то же время обитали и внутри России; может быть, Андрофаги, Меланхлены, Невры Геродотовы принадлежали к их племенам многочисленным. Самые древние жители Дакии, Геты, покоренные Траяном, могли быть нашими предками…

    Н.М. Карамзин «Предание веков»

Глава I

Боярский род

В тот год весна не спешила занять престол власти. На дворе березозол[1 - Березозол – славянское название апреля. «Березозол» означало «зол для берез», потому что в эту пору, заготавливая сладкий березовый сок, наносили березкам глубокие раны.] месяц, а лошадь, ступив на рыхлый снег, проваливается по брюхо. Пять месяцев свирепствуют морозы, загоняя людей и скотину в теплые жилища. Такой холодной зимы и снежной весны старцы не помнят. Они неделями не выходят на улицу, кровь не та – не гоняется по уставшему телу, – лишь вздыхают и рукавом нательной холщовой рубахи смахивают капельки слез с полуслепых глаз.

В Боярском городище седовласых старцев осталось трое. Два лета назад неведомая болезнь покосила много северян, особенно не жалела детей и стариков. Малые угасали за два-три дня, старики мучились долго, и никакой отвар, никакое снадобье знахарки Кривозубой не помогали. Болезнь не местная, завезённая. Тем и страшна, не знает Кривозубая, чем изгоняется из болящего.

Глава городища Нахаб схоронил двух детей: дочь и сына.

О дочери печаль была скорой – не впервой ему терять детей, да и не мужское дело печалиться. Смерть же сына подкосила под корень. Не стало единственного наследника, и Боярское городище, когда Нахаб соберётся на Калинов мост[2 - Калинов мост – у славян мост, соединяющий мир живых и мир мёртвых.], перейдёт под власть другого рода.

Главенство Нахаб получил от своего отца, тот – от своего, и так – до могучего телом и умом Бояра. Много вёсен назад он властной рукой объединил вокруг себя беспризорных северян, в совете с мудрыми старцами, их всегда почитали, установил порядки и хитростью, а когда надо, и ласкою поддерживал устои совместного прожиДанимирия.

Те соплеменники, которые не хотели подчиняться новым законам, жили прежней жизнью – сами по себе. Лишь в походы против степного народа собирались во главе с воеводой, по решению старцев временно выбранного на почётное место. По возращении разбредались по своим хижинам, где каждый себе был и хозяином, и добытчиком, и заступником от врагов, которых у северян всегда было предостаточно. Один лесной народ чего стоит! От этого гибли северяне десятками, иной раз – сотнями, и, как ни спешили северянки рожать детей, каждый год по ребёнку, не множилось племя.

В юности Бояр жил, как все. С отцом ходил на охоту, весной пахал землю, сеял гречиху и просо. За свои пятнадцать вёсен успел сходить с родичами в поход против степняков. В ночь на праздник Лады[3 - Праздник Лады – у древних славян-язычников: богиня домашнего очага и любви Лада. 8-9 сентября по старому стилю (или 22 сентября по новому), в праздник осеннего солнцестояния заканчивается ежегодный цикл прославления богини Лады.] привёз и сбросил у порога выкраденную неподалеку северянку и с этого дня обзавёлся своей хижиной.

Жену приглядел работящую, лицом ладную. Не зря звали Ясной. Она рожала детей каждый год и быстро старилась, но не приводил он в дом вторую жену. На укоры соседских мужиков, что, мол, силёнок маловато сразу двух употчевать, лишь усмехался в бороду. Присох он к Ясной, и она отвечала ему взаимностью. И не о том он постоянно думал. Болела его душа, разрывалась на части. Он видел что народ северянский трудолюбивый, смелый, выносливый, и в храбрости равных ему нет, а живёт бедно, голодно. Враги беспощадно уничтожают северянских воинов, детей и женщин пленяют, уводят с собой, и никто из них назад не возвращается.

Думал он, думал и, однажды придя к своему кровному брату Шатуну, предложил охотиться и обрабатывать землю вместе.

– Это как так? Совместно?

– Вот так. – Рассказал Бояр брату всё по порядку, поведал, какая выгода будет каждому роду в отдельности и всем северянам вместе.

Долго разговаривали, не один зимний вечёрок просидели за мёдом. Пользу в объединении Шатун сразу уловил, а как нажитое добро делить без обиды, в толк взять не мог. Бояр и смеялся над ним, и ругал его, и уговаривал. Под конец говорит:

– Наши хижины рядом стоят. Давай их одним частоколом обнесём. Получатся общий двор, общий амбар, ледник и стол. И ничего делить не нужно. Наперво так будем, потом еще что испробуем.

На том и решили – как снег долой, жить сообща, помогая друг другу.

Ждать выгоды от такого сожительства пришлось недолго. Боярский род крепнул и множился. Другие семейства сначала только приглядывались, как дела пойдут у хитрецов, потом стали поговаривать:

– Гляди, вот Бояр да Шатун сколько зверья-то припасли на зиму и дрёвен из лесу натаскали. Собираются избу бревенчатую ладить. Правильно. Чего в хижине-то жить?!

Пришло время, и Девян, один из глав рода, что жил неподалеку от боярского двора, пришёл с поклоном к Бояру и попросился к нему за один частокол. Через несколько вёсен в первом северянском городище, который так и стал называться Боярский, насчитывалось до двадцати хозяйств.

Другие семейства, глядя на удачу Бояра, сговаривались, обносили частоколом строения. Старейший зажиточного рода или хитрый да умный северянин становился во главе всего городища или веси[4 - Весь – древнерусское название деревни.], если по числу жителей до городища не дотягивало. Так год за годом и стало городищ и весей по всей северянской земле не счесть.

* * *

Нахаб гордился своим предком, да и как не гордиться! Могуч был Бояр душой и телом. Не боялся врагов, всегда впереди шёл, не прятался. Одной рукой мог положить двух степняков. Иной медведь, и тот в поединке ему неравный. И лицом ладный, многие северянки заглядывались, даже когда на охоте его медведь лапой зацепил, и след от когтей по лбу прошел. Левой брови не видно было совсем, и веко в полную силу не открывалось.

Много новшеств ввел Бояр в полудикие обычаи. Откуда только ум брался? Видно, сами северянские боги шептали на ухо, как лучше неразумному человеку поступить. Взять хотя бы обычай – убивать младенцев-девочек. Столько времени прошло, а иногда и сейчас ползет, словно гадина пронырливая, молва от дома к дому – срок дитю на свет явиться, а ребёночка всё нет и нет. Оправдываются, мол, умер, но никто не верит, знают, что обычай тот дикий в некоторых головах жив.

Тот год, как сказывают предания, был голодный. Предыдущий тоже урожаем не радовал. Из младенцев в живых оставляли только мальчиков. Девка что? Какой с неё спрос? И выживают они чаще и болеют меньше. Малец – он воин. Сами голодайте, а дитё мужеского пола должны сохранить. В племени каждый воин на учёте. Из северянок тоже выходили неплохие воины, только степняки побаивались их. За беспощадность. Бывало, смилуется северянин над раненым, не убьёт, оставит лежать в поле, спасется, значит, судьба, нет – не на него смерть ляжет. Бывало, по доброте своей и здорового отпускал. Северянка же никогда не оставит ворога в живых – раненого добьёт, пленного убьет. Видно, крепко усвоила: враг – это смерть и её, и детей, с таким трудом производимых на свет.

Ждала жена Бояра пятнадцатого ребёнка. Ходила тяжело, из последних сил. Прошлый раз еле выходила знахарка, думали, всё – конец, но ничего, отошла, через зиму опять отяжелела. Понимал Бояр – пожалеть жену требуется, не брюхатить, а как против природы пойдёшь? Выход один – привести в дом вторую – молодую и здоровую. Ясной пока супруг не говорил о принятом решении, понимал, что обидно ей будет, – всё ж двадцать вёсен рука в руку прожили. Да что делать – он телом ещё молод и до телесных утех охоч. А сердечную привязанность к Ясной никто отнять не сможет.

Только Бояр вернулся с охоты, как бабка-знахарка вынесла из избы кричащий комочек.

– Разрешилась твоя. Прими. Девочка. Или глядеть не будешь?

– Почему не буду? Погляжу.

Он взял дитё, внимательно посмотрел на сморщенное синюшное личико дочери.

– Ясная что говорит?

– Ничего. Тебе решать. Давно таких родов не принимала, – добавила она неведомо для чего. Не принято говорить о таком с северянином.

– Сказываешь, тяжело? – призадумался Бояр. В семье девять детей. Пятеро не доживут и до десяти лет. Останется четверо. Молодая жена, как в дом взойдет, пустой вряд ли ходить будет. Но то другие дети, не Ясной.

– Как она?

– Прошлый раз плоха была, а сейчас… – знахарка протяжно вздохнула и отвернулась.

– Бабка, а ты с ними что делаешь? Куда деваешь? – младенец перестал плакать и, уткнувшись носиком в руку Бояра, еле слышно засопел. – Поговаривают, из них ты зелье варишь.

– Давай, что ли?! – знахарка, злобно дыша, протянула к новорожденной сухие руки.

– Погодь. Не решил я.

– Что решать? Никто в эту весну девок не оставляет.

– Не жалко тебе их?

– Заладил: жалко, не жалко, – знахарка мягко дернула холст с младенцем к себе. Девочка пискляво заплакала.

– Почему не нужно? Чадо всегда нужно. – Бояр прижал дочь к груди. – Для этого мы и живем. Ты вот рассуди: она вырастет, сколько мальцов и девок нарожает? На сколько наш род умножит?