Старые фотографии

Старые фотографии
Елена Викторовна Тершукова

Фотографий было немного, а удачных еще меньше: то пленка засветится, то фотографии неважно отпечатаются, то простокадр плохо получился. Поэтому хорошие фотографии бережно хранили в специальныхальбомах или просто в пакетиках от фотобумаги, и рассматривали, и показывалидрузьям и знакомым, приходившим в гости. Сейчас, в эпоху цифры и соцсетей, этиальбомы лежат на дальних полках или в ящиках шкафов. Их редко достают. Но как же это интересно – их разглядывать! За каждой стоит своя история…

Старые фотографии

Елена Викторовна Тершукова

© Елена Викторовна Тершукова, 2021

ISBN 978-5-0055-1353-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Фотографий было немного, а удачных еще меньше: то пленка засветится, то фотографии неважно отпечатаются, то просто кадр плохо получился. Поэтому хорошие фотографии бережно хранили в специальных альбомах, или просто в пакетиках от фотобумаги, и рассматривали, и показывали друзьям и знакомым, приходившим в гости. Сейчас, в эпоху цифры и соцсетей, эти альбомы лежат где-нибудь на дальних полках или в ящиках шкафов. Их редко достают. Но как же это интересно – их разглядывать! За каждой стоит своя история…

Ребята нашего двора

Мы тогда называли друг друга так: Инка, Ленка, Андрюшка… Почему-то это было модно.

Групповая фотография – вся наша компания: Андрюшка Михеев, Вадик Бородко, я – старшие, семиклассники; Инка, двоюродные братья Севка и Валик (Валька, но его всегда звали именно так), Светка Бородко и моя подружка Иринка и почти сестра (наши родители дружили семьями) – младшие, четвероклассники. Вот сейчас удивляюсь: в том возрасте три года – огромная разница, а ведь нам было интересно вместе! Инка со Севкой и Валиком вообще воспринимались как ровесники, а Иринка со Светкой были приняты в компанию на правах младших сестер.

С Иринкой мы дружили давно, с ее совсем уж мелких лет. Наши мамы работали вместе в яслях. Однажды, перед Новым годом, все женщины (ну, а кто в яслях работал – одни женщины) собрались, как теперь бы сказали, на «корпоратив»: просто принесли из дома всякие вкусности собственного приготовления, пили чай и немножко вино, разговаривали, пели… Детей, у кого не было с кем дома оставить, тоже взяли. Только взрослые сидели за столом, а нас быстренько покормили и отправили гулять на ясельный участок. Там в дальнем углу была сделана довольно-таки большая ледяная горка. Ребятишки собрались 3- 4—5 лет, я была самая большая: еще бы, 7 лет, уже в первый класс ходила!

Малышня принялась кучей залезать на горку и съезжать тоже кучей, толкаться, падать. Кто-то уже подрался, кто-то уже готовился зареветь… Я на правах самой старшей быстренько навела порядок, выстроила ребятишек в очередь, кому-то пальцем пригрозила. Так что скоро все весело и дружно катались.

Мне очень понравилась одна девочка лет четырех: вся она была какая-то ладненькая – шубка, аккуратно повязанный шарфик, который почему-то совсем не сбивался, из-под шапки ничего не торчит. Она спокойно дожидалась своей очереди, а когда съезжала вниз и даже падала, то так заразительно хохотала, что смех тут же подхватывали все дети. И вообще, от нее веяло какой-то спокойной радостью. Но поразили меня ее глаза: на солнце они становились ярко-синими!

У Иринки на всю жизнь сохранилась эта особенность: обычно темно-серые, на солнце ее глаза сияли яркой синью! Никогда ни у кого такого цвета глаз я больше не встречала, да и не только я – многие люди до сих пор интересуются у Ирины, где она купила такие красивые линзы. Уже взрослой я искала в Интернете такой оттенок в природе, нашла только у ляпис-лазури.

Потом, когда дома я рассказывала маме про славную девчушку, она сказала:

– А, так это Ирина, дочка нашей медсестры тети Али! Да Аля и сама такая же – веселушка. А ты бы знала, какие вкусные булочки она печет!

– А ты откуда знаешь?

– Она приносит иногда к чаю, угощает. Да она сколько раз меня к себе приглашала уже! Вот сходим как-нибудь, попробуешь.

Потом наши мамы, а за ними и папы, как-то сдружились: папы ездили на рыбалку, мы семьями отмечали праздники, да и просто так частенько мамы вместе с нами ходили друг к другу чайку попить, поболтать. Идем мимо их дома – обязательно заглянем хоть на пол часика. А потом мы с Иринкой уже сами друг к другу бегали. Однажды – Иришка уже в первом классе училась – мы с мамой и братом пришли к ним в воскресенье. Мы, конечно, в их дворе играли, а мамы сидели в комнате – пили чай и разговаривали.

Мы забежали с улицы – попить. Пока Иринка наливала нам из банки гриб, я увидела на столе бутылку с чем-то коричневым и, по всегдашней своей привычке читать все и везде, прочитала на ней: «Гематоген». Как так? Гематоген – это же как шоколадки, мы их иногда покупали полакомиться.

Спросила. Иринка скривилась:

– Да врач сказал, что у меня железа в крови мало, и выписал его пить. А я не могу, это такая гадость, фу!

– Странно. Гематоген же вкусный!

– Да я его и твердый-то терпеть не могу, а этот – вообще!

– Ты что, гематоген не любишь? – изумился Димка. – Так может, и этот вкусный, просто тебе не нравится?

– Ну хочешь, попробуй, – Иринка достала столовую ложку.

Димка взял ложку, попробовал.

– Слушай, давай еще, мне понравился!

– Да на! – Иринка налила еще. Димка с удовольствием выпил.

– Дайте-ка мне попробовать! – не вытерпела я. – Вкусно! Как обычный, только жевать не надо!

– О! Я знаю! Вы выпейте еще немножко, и вообще, как будете к нам приходить, потихоньку будете отпивать, а я скажу маме, что это я! – обрадовалась Иринка. – А то она ругается, а я не могу!

– Да мы с удовольствием, – засмеялась я. – Вот только кровь-то твоя от этого лучше не станет.

– А ты думаешь, так станет? Все равно я его пить не буду, лучше в туалет вылью, а так хоть вам вкусно будет.

– Ну, раз в туалет, тогда лучше нам, конечно, – снова засмеялась я.

– Слуууушайте… – протянула Иринка. – Мне еще хлористый кальций выписали, он еще хуже. А вдруг вам тоже понравится? – она с надеждой посмотрела на нас.

– Давай! – Димка уже предвкушал очередную вкуснятину. Но, едва попробовав, начал плеваться: – Фу, ну и дрянь! Нет, это я точно пить не буду!

Я тоже чуть-чуть попробовала.

– Да, дрянь! Ир, но если надо тебя выручить, я по одной ложке, так и быть, буду пить, только заесть потом чем-нибудь надо будет.

– Нетушки! Гематоген пейте, раз вам нравится, а это я буду понемножку в раковину выливать! Вот так! – она подошла к раковине и немного вылила. – И все!

На том и порешили.

Иринка и правда, была очень худенькая, при этом всегда веселая, подвижная, легкая. Мне она напоминала стрекозку: длинненькая, глазастая, того и гляди – раскинет тонкие прозрачные руки-крылышки, застрекочет и полетит куда-нибудь над травой, над цветами, в голубые небеса…

Еще две фотографии из моего альбома: на первой Иринка в тот самый первый день, когда я ее увидела, на той самой горке – стоит в цигейковой шубке и такой же шапке, в руке лопатка. Кто фотографировал – не помню, наверное, я тогда еще не вышла на улицу.

И вторая. Уже потом, тем летом, в яслях ждали фотографа, а так как это тогда было редкостью, то многие работницы захотели и своих детей сфотографировать. Иринку принарядили в новую кофточку и повязали большой бант. Вот тут-то она и взбрыкнула: всегда покладистая, она сорвала бант с головы, надулась и наотрез отказалась фотографироваться. Закрывалась руками, отворачивалась. Уговорить не мог никто – ни тетя Аля, ни моя мама, ни фотограф, ни другие женщины, никак – ни с бантом, ни без банта… Наконец, уже почти смирившись, тетя Аля придумала: – Иринка, а с Леной будешь фотографироваться?

Та, глядя исподлобья, кивнула.

– Леночка, – попросила тетя Аля, сфотографируйся с Иринкой, пожалуйста!

Я с готовностью согласилась. Нас посадили рядом. Чтобы Иришка была повыше, подложили ей под попу какие-то книги, а чтобы не упала, прислонили покрепче ко мне. Тетя Аля даже злополучный бант успела ей на голову приложить. Так мы и сидим на этой фотографии: тесно прижавшись друг к другу, я в «баранках» на коротких волосах, своей любимой тогдашней прическе, а Иринка – с большим белым бантом на голове.

Для меня она всегда была младшей сестренкой, да и она меня любила, как сестру. В нашей компании ее сразу приняли, ну а как могло быть иначе с Иришкиным легким и открытым характером? Только Светка ее терпеть не могла, всегда старалась в ее отсутствие сказать что-то плохое. Завидовала, конечно: Светку-то у нас никто не любил, так, терпели как Вадькину сестру, по необходимости.

Наш двор образовывался тремя деревянными двухэтажными, в каждом три подъезда и 12 квартир, домами. Детей, конечно, было полно, но все остальные – мелюзга, не стоящая нашего внимания. С четвертой стороны двор замыкали сараи и дровяники (в домах было печное отопление) и штук пять гаражей (для редких везунчиков, имеющих мотоцикл с коляской, а машин в наших домах не было тогда ни у кого). За сараями начинались картофельные поля (у каждого жителя был собственный надел), дальше с одной стороны – совхозные поля, а с другой – длинный овраг, еще дальше – лесок, переходящий совсем уж на горизонте в настоящий лес. О, поля, овраг и лесок – это были наши земли! Зимой – лыжи, санки, возведение снежных крепостей и просто лазание по пояс, по грудь в снегу, в конце весны и начале лета – «экспедиции» в лесок за подснежниками, ландышами, черемухой и просто так, в начале осени – за брусникой и сыроежками. Почему-то другие грибы там не попадались. Летом в овраге рвали одуванчики для кроликов – у некоторых родители их держали, а снабжение одуванчиками было нашей обязанностью. Более поздней осенью и весной поля превращались в непроходимую грязюку, а в овраге можно было по-настоящему утонуть в снежной каше пополам с водой. Ну, а летом во дворе обычно никого из детей не оставалось, разъезжались кто в пионерские лагеря, кто в деревни к бабушкам-дедушкам, кто в родительский отпуск куда-нибудь в другие города. На море? – нет! Я росла в достаточно обеспеченной семье, и каждое лето мы ездили к дальним родственникам то на Украину, то в Белоруссию, то в Волгоград, но на море я впервые побывала уже совсем взрослой. Так что море из нашей компании видел только Андрюшка, и то – Балтийское, северное, а значит, как бы и не настоящее.

И в то лето, когда я перешла в шестой класс, мы всей семьей в июне ездили в Волгоград к папиной сестре, в июле мы с братом отбыли смену в пионерском лагере (куда, надо сказать его не хотели брать, так как в школу не ходил пока, а потом маме как-то удалось через РОНО пристроить), а август должны были провести дома. И все хорошо, но уезжала я в лагерь из одного дома, а вернулась в другой! Переехали! Без меня! Старый дом был восьмиквартирный с небольшим, зеленым и очень уютным двориком. В каждой квартире – по двое детей. И вот так совпало, что в каждой семье старший ребенок – девочка! Так что нас, девчонок, с разницей в возрасте один-два года, была целая большая компания. Конечно, дружили-ссорились-мирились, но всегда было с кем играть. На улице пропадали, друг у друга часто играли…