Охота на вампиров

Мне показалось, что каждый из нас подумал то же самое.

– Мария Сергеевна, тебе сколько времени надо на протокол? – спросил Георгий Георгиевич. – В полчаса уложишься?

– Попробую, – ответила я. – А что?

– Да у меня тут коньячок припрятан, – мечтательно зажмурился эксперт, и тихий криминалист засветился лицом и потянулся к нему.

Я индифферентно пожала плечами. К крепким напиткам я равнодушна, да и вообще на работе уже давно пью только в крайних случаях. Горчаков на это сетует: мол, старость подкралась незаметно, раньше я была более компанейским человеком. Старые опера тоже любят вспоминать, как мы с ними работали лет десять-пятнадцать назад, и подчеркивают, что после успешного допроса и оформления протокола задержания мы все дружно отмечали раскрытие, и я не брезговала. Да, обычно думаю я, хорошо помню, как это происходило.

Когда убийца торжественно передавался в руки следствия, это означало, что опера уже свободны и могут праздновать, а у следователя самая работа и начинается. И пока следователь-бедолага терзает задержанного или задержанный терзает следователя – это уж как повезет, бравые орлы-оперативники в соседнем кабинете накрывают стол с изобилием горячительных напитков и умеренно аскетичной закуской, некоторое время грустно сидят вокруг стола, демонстрируя солидарность со следопытом, потом начинают поминутно заглядывать в кабинет, где идет решающий допрос, и мимикой показывают следователю, что допрос допросом, но там, за стенкой, все стынет и нельзя больше испытывать терпение оперативного состава; в конце концов, добиваются предложения следователя начать, а он потом подойдет. А когда умаявшийся следователь ставит точку в последнем процессуальном документе, смахивает со лба каплю трудового пота, сдает бандита в камеру и, предвкушая – нет, не стопку сивухи, а кусок хлеба с колбасой, первый за весь день, входит туда, где празднуют, он обнаруживает, что последний сухарь, приготовленный на закусь, исчез в утробах оперов вслед за третьей дозой, а всего тостов уже было не меньше двадцати. Зато на столе все еще широко представлена разнообразная водка, которую следователь, увы, не пьет вообще, а без закуски – тем более…

Но в данном случае мне ничто не мешало просто поддержать компанию, посидеть рядом с любителями изысканных напитков и, пока они смакуют коньячок, поболтать с ними на тему о сегодняшнем покойнике – выяснить, что они думают про упырей и кровососов, а также про нетрадиционные способы убийства.

И мы пошли в комнату дежурного эксперта, расположились там с неожиданным удобством, – а может, так показалось после балансирования на краю грязной канавы, перемещений по темному и холодному моргу и силовых упражнений с каталками.

Мне тоже налили коньяку, и я, сделав вид, что пригубила, присела в уголочке дописывать протокол. Убеждая себя в том, что мы только что осмотрели самый обычный труп, я обдумывала, как грамотнее отобразить в протоколе красное свечение клыков и глаз объекта осмотра, и одновременно участвовала в приятной беседе.

– Хороший коньячок, – с чувством проговорил Георгий Георгиевич, – и парень нам сегодня попался симпатичный.

Мы с ним горячо согласились.

– Главное, свежий, – продолжил доктор, наливая по новой. Я отодвинула свою стопочку; спиртное и так оказывает на меня снотворное воздействие, а если выпить к исходу суточной вахты, я свалюсь прямо тут. Нет уж, пока держусь, не стоит даже прислоняться к спинке дивана и тем более закрывать глаза.

Опрокинув стопочку, и робкий криминалист оживился.

– Так он все-таки вампир или мы все идиоты? – поинтересовался он.

– А что, другой альтернативы нет? – я обиделась за нас за всех. – А потом, вы что, в вампиров верите?

– А вы не верите? – удивился криминалист. – Граф Дракула-то – реальное историческое лицо.

– Ну, положим, не Дракула – реальное лицо, – поправил его доктор. – Дракулу Брэм Стокер писал с румынского господаря Влада Третьего.

– Ну хорошо, Влад Третий. Но этот самый господарь пил кровь человеческую и человечину ел, – не сдавался криминалист.

– Так что ж, если кто-то пьет кровь и ест человеческое мясо, он что, существо из преисподней?

– Но вампир же?

– По-моему, это терминологический спор, – вмешалась я в высоконаучную беседу. – Давайте сначала уясним, кто такой вампир. Представитель рода человеческого, который пьет кровь других людей, или бессмертный монстр, живущий в гробу, боящийся дневного света и ставший кровососом оттого, что его укусил другой упырь?

На огонек прибрел санитар, видимо, чуя запах спиртного на биомолекулярном уровне, и тут же включился в дискуссию.

– Вы что, не знаете, кто такой вампир? – забормотал он, протягивая дрожащую руку к стопарю с коньяком. – От нечистой силы рожденный или порченый. И вампиром он только после смерти становится. Живые мертвецы, вот кто они. И убить вурдалака никак нельзя.

– Ну, это вы хватили, – возразил криминалист. – Наш-то убит, и еще как убит.

– Правильно, – санитар опрокинул еще один стопарик, заботливо налитый Георгием Георгиевичем. – Потому что грамотно завалили. Кол в сердце, и все дела. Еще можно голову отрубить, и то не факт, что не встанет.

– Слушайте, а откуда вы так хорошо про них знаете? – удивилась я. Несмотря на свои дрожащие руки и внешность субъекта, не понаслышке знакомого с проблемой алкоголизма, говорил он очень убедительно.

Санитар наклонился ко мне, совсем как недавно к трупу, и, обдав застарелым перегаром, проговорил:

– Я ж в Карпатах вырос. У нас там, бывало, целые деревни в упыри уходили. Как один заведется, так пиши пропало: ночью встанет из могилы, придет в дом и у кого-нибудь из родичей кровь высосет. Вроде как стоит деревня, только хозяйство в упадок пришло. Домишки покосились, скот вымер, по амбарам ветер гуляет… Как зайдешь в такую местность, уноси ноги. Значит, упыри завелись и все село к себе перетаскали.

Я поежилась. Только мы все начали успокаиваться, как пришел этот дядька и развел вредную пропаганду. Санитар почувствовал мой враждебный взгляд и, откинувшись назад, захохотал, причем как-то нехорошо захохотал.

– А вы же сказали, что вампир – это ребенок от нечистой силы, – робко напомнила я.

– И так бывает, только мало таких. Больше заложных покойников, – непонятно ответил санитар.

– Это как? – спросили мы хором с криминалистом.

– Кто заложный? Заложные покойники – это нечистые покойники, самоубийцы разные, кто неестественной смертью умер…

– Все, что ли, кто умер насильственной смертью? Тогда тут их полный морг, – заметил в сторону Георгий Георгиевич.

– А вот и не все. Самоубийцы, бывает, заложными становятся. Колдуны всякие. Палачи тоже, если умрут, то заложными.

– Палачи в прямом или в переносном смысле? – уточнила я. А санитара, похоже, занесло. На мою иронию он внимания не обратил.

– Их ведь на христианских кладбищах не хоронят, за оградой закапывают, как собак. Отчего бы это, а?

– Отчего? – мы ждали продолжения.

– Оттого, – разъяснил санитар, – что на кладбище упырям хода нет. А за оградой – бери не хочу.

– Так откуда вампиры себе новых вербуют? – не унимался криминалист. – Из живых или из мертвых, кого за оградой кладбища закопали?

– Все хиханьки? – обиделся санитар. – Посмеетесь еще. Я ж говорю, они как пойдут кусать, вся деревня вурдалаками становится. Днем спят, а ночью выходят. Света они боятся…

Я недоверчиво смотрела на санитара. Георгий Георгиевич тоже покосился на него и вкрадчиво спросил:

– Что ж ты, сам такие селения видел? Где одни упыри?

– Видел? Да что «видел»? Да я сам… – начал было посерьезневший санитар и осекся. Сам налил себе в стопочку остатки коньяка, быстро опрокинул себе в рот и поднялся.

– Пойду. Надо с каталок народ рассортировать, в холодильник пристроить…

– А нашего положите в холодильник? – спросила я, все еще ежась от его мрачных рассказов.

– А вашего-то зачем? – неприятно осклабился санитар уже в дверях. – Упыри – они тлению не подвержены. Не разлагаются. Как живой будет.

После того как санитар вышел, осторожно притворив за собой дверь, мы переглянулись. Сон с меня слетел от этих страшных рассказов, а компаньонам моим, похоже, коньяк в горло не лез. Во всяком случае, они вертели в руках полные стопочки, но не подносили их ко рту. Георгий Георгиевич и вообще вскоре отставил свою. Все молчали, потом он поднялся и сказал:

– Я ж смывы у него с пасти так и не взял. Пойду, марлечкой помажу, вдруг кровь.

– С тобой сходить? – тихо спросил криминалист Витя, и доктор благодарно кивнул.