История его слуги

История его слуги
Эдуард Вениаминович Лимонов

Второй роман «нью-йоркской трилогии» Эдуарда Лимонова – и новый вызов, который писатель бросает обществу. Его герой, всемирно известный Эдичка, работает дворецким и поваром в доме богатого американца и, пока хозяин не видит, берет от жизни все: водит в его дом женщин, роется в его вещах и пьет его вино. Это бунт бедного эмигранта против роскошной и бездуховной жизни высшего света.

«Будь один, – говорил я себе, – не верь никому. Люди – дерьмо, они не то что плохи, но они слабые, вялые и жалкие, предают они от слабости, а не от зла. Будь один. Сильные звери охотятся в одиночку. Ты не шакал – тебе не нужна стая».

Эдуард Лимонов

История его слуги

Издатель П. Подкосов

Руководитель проекта А. Казакова

Художественное оформление и макет Ю. Буга

Корректоры О. Петрова, Ю. Сысоева

Компьютерная верстка Б. Руссо

© Эдуард Лимонов, 1981

© Художественное оформление, макет. ООО «Альпина нон-фикшн», 2021

Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

* * *

Глава первая

Я был влюблен в него, я восхищался им ровно два месяца. Двадцать восьмого февраля 1979 года, я хорошо запомнил эту дату моего унижения, рано утром за ним приехал лимузин, везти его в аэропорт, он улетал в Калифорнию, и тогда, в последние несколько минут, он устроил мне грязную истеричную сцену. Он топал ногами, бегал по лестницам и кричал все одну и ту же фразу: «God damn you! God damn you!» Лицо его налилось кровью и стало багровым, борода топорщилась, глаза были готовы выпрыгнуть из глазниц. До этого, снизу из кухни, мне уже приходилось слышать, как он орал на Линду, нашу секретаршу, но я никогда его не видел в таком состоянии, я только слышал.

Я стоял, прижавшись к дверной раме спиной, и пытался понять, в чем же я виноват. Я отослал в чистку его серые брюки, которые он сам же положил на сундук, стоящий у самой парадной двери нашего дома. Брюки были в пятнах и лежали среди других испачканных вещей, предназначавшихся для отправки в чистку. Сундук – наше специально условленное для этой цели место. Он же, оказывается, хотел взять серые брюки с собой, это были его особые самолетные брюки. Бедняга, он не имел больше брюк, в шкафах висело, может быть, с сотню костюмов.

Так я стоял в дверном проеме, ведущем в обеденную комнату, а он бегал по лестницам и орал все одно и то же: «God damn you! God damn you!»[1 - Будь ты проклят! (англ.)] и «Ask! Just ask!»[2 - Спроси! Только спроси! (англ.)] При этом он еще что-то бросал тяжелое и открывал двери. Первое «God damn you!» он проорал, нависая надо мной, он был куда выше и больше меня – слуги, мой хозяин, в сравнении со мной он был прямо головорез, все последующие проклятия он вылаивал уже в отдалении. Может быть, он сбежал, опасаясь, что не выдержит и ударит меня? Не знаю.

Вот в те-то несколько минут я и начал его ненавидеть. Я был даже немного испуган, не то что я боялся, что он ударит меня, нет. Я бы его убил в ответ, одолел бы как-нибудь, прибежал бы из кухни с мясницким ножом, в конце концов. Я был испуган явной нездоровостью его истерики и незначительностью повода, которым она вызвана.

«Ну и хуй с тобой! – подумал я. – Ори себе, я знаю, что я не виноват, ну не нравится тебе – увольняй! Большое дело!»

Мысленно уже собирая вещи, я прошел через обеденную комнату в кухню, а оттуда спустился по лестнице в бейсмент[3 - Basement (англ.) – подвал.], взял из ящика бутылку содовой воды, проследовав в самую дальнюю комнату бейсмента, заваленную сломанной мебелью, употребленными, истрепанными его детьми игрушками, сел на поломанный стул, открыл бутыль и стал пить зашипевшую воду.

Тут я обнаружил, что руки у меня дрожат. Это наблюдение меня разозлило. Какого хуя должен я быть вовлечен в чьи-то истерики, в другого человека неспособность справиться с самим собой. Почему? Видения себя, удаляющегося с чемоданом в зияющую свободу, умилили и ободрили меня.

Наверху грубо затопали. Может, он искал меня?

«Пусть ищет, ебена мать, – подумал я. – Хуй я отсюда выйду, пока он не уедет. Не желаю я видеть его отечное лицо и вытаращенные глаза. Чего он так топает? – подумал я. – Может, у него плоскостопие? Набиваю же я ему особые резиновые набойки, от которых у него не трутся ноги, может, и плоскостопие».

Набиваю, впрочем, не я, а грек из ремонта обуви, я только отношу обувь к греку. И еще я время от времени чищу ему туфли. В нашем доме их у него пар тридцать или сорок. Чистить его обувь – одна из моих обязанностей, я ведь служу ему, он платит мне за это деньги. Когда он живет здесь, в Нью-Йорке, я готовлю ему брекфесты и ланчи. Ему и его ебаным бизнесменам. Во время ланчей они часто ворошат свои бумаги.

Топот и грохот продолжались. Дому уже, наверное, лет 50–60, потому нет ничего удивительного, что в бейсменте хорошо слышно, как бегает истеричный Гэтсби. Великий Гэтсби. Мой хозяин. Мой босс. Мой угнетатель.

Великим Гэтсби называю я его, разумеется, за глаза. Стивен Грэй – мультимиллионер, Председатель Совета Директоров, Основной Держатель Акций и Президент Корпораций, конечно, не знает, что я его так называю. Если бы знал, наверное, гордился бы прозвищем, человек он начитанный, окончил Гарвард, одна его бабушка была писательница, прадедушка дружил с Уолтом Уитменом, в каждой комнате нашего дома полки с книгами – порой во всю стену. Мистер Грэй знает, кто такой Гэтсби, и был бы доволен.

Впрочем, сейчас, сидя в бейсменте, скрываясь от его истерики, я уже вкладываю в образ Великого Гэтсби совсем иной смысл. Я уже подозреваю, а не был ли и тот Гэтсби только красивым фасадом, обращенным к женщинам и друзьям? Хорошо бы послужить у него хаузкипером, поглядеть на него из кухни, тут бы я и увидел, кто он на самом деле.

Стивен Грэй, в последний раз прогрохотав каблуками у меня над головой, захлопнул входную дверь. Тут же раздалось фырканье лимузина. Посидев еще минут пять для верности, глотая воду и пытаясь подавить в себе возмущенные пылкие обвинительные речи в его адрес, я прошествовал на кухню. Было восемь пятнадцать утра. Вся эта история продолжалась пятнадцать минут. Я прошел через дайнинг-рум в холл нашего, его дома, вошел в элевейтор, поднялся на свой четвертый этаж его дома, вошел в свою, принадлежащую ему спальню и стал собирать вещи. Возмущенные речи горячили голову, я произносил их и про себя, и вслух, обращаясь к вымышленному жюри, к арбитрам, называя их «ребята» (или «господа») и указывая им на мою правоту и на распущенность, истерию и хамство Гэтсби. Среди других мыслей вдруг неожиданно подумалось: «Вот придут советские ребята в вылинявших гимнастерках, придут братишки и отомстят всем, и Гэтсби-хозяину, за обиды, которые мне пришлось вытерпеть. Ох, отомстят…»

Я не собрал много вещей, все только разбросал, когда раздался звонок в дверь. Я прошествовал обратно в элевейтор, спустился на первый этаж, размышляя о том, кого черт принес в такую рань.

Оказалось, что пришла Ольга. От волнения я совсем забыл, что сегодня среда. Ольга – единственная моя подчиненная, черная женщина пятидесяти лет, родом с острова Гаити. Она приходит к нам в мультимиллионерский домик четыре раза в неделю. Она перестилает белье (в том числе и мне на моей постели – моя привилегия), оперирует стиральными машинами и утюгами – в бейсменте у нас есть специальная лондри-рум, т. е. бельевая комната. Еще Ольга чистит ванны и туалеты нашего дома, чистит серебро, вытирает пыль с наших поверхностей и должна совершать всякие другие рабочие операции, о которых я – хаузкипер, и таким образом, ее непосредственный начальник – ее попрошу. Я прошу ее очень редко, эксплуататор из меня хуевый, я стесняюсь.

За годы, еще до меня, еще при жизни Дженни, в мульти-миллионерском домике сложилась определенная утренняя рутина, сохранилась она и в мое время. Первым обычно в кухню спускаюсь я, подымаю штору на окне, ставлю на ресторанного размера огромную газовую плиту чайник и мою от остатков вчерашнего кофе кофеварку. В середине этого процесса обычно появляется Ольга. Затем, уже после девяти, приходит Линда – бессменная секретарша Великого Гэтсби уже в течение восьми лет. Чуть раньше или чуть позже появления Линды дом наводняют звонки всех наших четырех телефонных номеров.

Я пожаловался Ольге на хозяина. В основном она мне поддакивает – я же ее начальник. Впрочем, особая реакция мне и не была нужна, просто хотелось мне с кем-то поделиться своим возмущением. Ольга – очень добрая женщина, честная и работящая, она досталась мне в наследство от той же Дженни, и я не думаю ее менять. Ольга поохала над моим рассказом, она тоже считала, что Гэтсби не прав: если он не хотел сдавать серые брюки в чистку, зачем он положил их вместе с другой одеждой на сундук?

– Наплевать мне на него! Он думает – я держусь за его работу! Я найду себе другую работу, пойду в ресторан официантом, там никто не будет устраивать мне истерики, отработал свои восемь часов и ушел домой! – говорил я Ольге, расхаживая по нашей кухне.

Она стояла, прислонясь к одному из наших длиннейших деревянных прилавков – бучар-блоков, они идут у нас вдоль двух стен. Я нервно расхаживал, а она стояла. Тут раздался телефонный звонок. Я снял трубку.

– Хай, это Стивен, – сказал глухой голос Великого Гэтсби. – Я звоню из аэропорта. Извини, Эдвард, логически рассуждая, ты был прав, что отправил брюки в чистку. Они ведь лежали на сундуке, куда мы всегда кладем одежду, предназначенную для отправки в чистку. Извини, я просто был расстроен своими делами, бизнесом, это не было направлено персонально на тебя.

Не знаю зачем, но я дал ему поблажку. Потом Линда ругала меня за это. Я сказал: «Ничего, Стивен, я понимаю. У всех у нас бывают неприятности. Это нормально. Я тоже виноват, я мог бы и спросить еще раз».

– So long[4 - Пока (англ.).]. Увижу тебя через неделю, – сказал он. – Гуд бай.

– Гуд бай, – сказал я.

– Он извинился! Это был он! – торжествующе сказал я Ольге. – Он звонил из аэропорта.

Ольга заулыбалась. Она была довольна, что дело так хорошо уладилось, что Эдвард, уже собиравшийся уходить с этой работы, помирился с мистером Грэем. Я ее понимал, ведь я явно был для нее хорошим начальником: часто я отпускал ее домой раньше времени и никогда не указывал, что ей делать, считая, что она и сама знает свою работу, и она действительно знала. Если она видела, что ковер в холле, или в солнечной комнате, или в ливинг-рум на третьем этаже был грязный, она брала вакуум-клинер и чистила ковер.

Потом пришла Линда, я и ей рассказал свою историю.

– Это наконец случилось и со мной, Линда, – сказал я ей, волнуясь. – Стивен набросился сегодня утром на меня. Наконец-то! Я столько раз слышал, как он орет на тебя, что был уверен – и мое с ним столкновение неминуемо.

– Не ожидай только, Эдвард, что он будет извиняться всегда, – сказала Линда. – Это он только потому, что ты еще новый человек здесь, он еще тебя как бы стесняется. Со мной он меньше церемонится, извиняется – хорошо если через раз. То, что ты тоже виноват, это ты зря, Эдвард, ему сказал. Нужно было дать ему почувствовать хоть чуть-чуть, что он виноват…

Линда храбрая со мной на кухне, когда же Гэтсби с нами в Нью-Йорке, она дрожит и волнуется. Ей 31 год, и из них восемь она работает с Гэтсби. За эти годы он так ее натренировал и поработил, что и дома, в своем многоквартирном хорошем доме в не очень хорошем районе, Линда, я уверен, думает о делах Гэтсби. И в своей голубой викторианской спальне, и занимаясь любовью со своим вечным бой-френдом Дэйвидом, и разговаривая со своими тремя котами, она помнит о Гэтсби. Впрочем, Гэтсби никогда не стесняется звонить ей и домой – поглощать и ее личное время.

Линда – лучшая возможная секретарша, иначе Гэтсби не держал бы ее восемь лет, да и другие бизнесмены, друзья и партнеры Гэтсби, бывающие в нашем доме, не раз говорили мне, что Линда очень быстрая, надежная и деловая.

Она действительно, как гласит один из документов, пришпиленных Линдой к пробковой стене ее проходной комнаты, где она сидит в чистоте и сигаретном дыму, «подымает здания и проходит под ними. Сшибает локомотивы с рельсов. Хватает летящие пули зубами и ест их. Замораживает воду с одного взгляда. ОНА – БОГ». Сбоку там и приписано – Линда.

Линда и ее способности отмечены в самом конце списка. В начале списка, с боковой припиской от руки – Стивен Грэй, находится следующее определение:

«Председатель Совета Директоров. Достает до крыш небоскребов с одного прыжка. Более силен, чем локомотив. Быстрее, чем летящая пуля. Ходит по воде. Дает указания Богу».