Быстрый взлет. Королевские ВВС против люфтваффе

Я еще раз облетел вокруг на почтительной высоте, всматриваясь в лица товарищей, обращенные вверх. Взлетела красная сигнальная ракета, приказывавшая нам садиться. Мы приземлились. Джекки был прав. Чарльз Уиддоус оказался тем, кого я выбрал в качестве своей «цели», и он выглядел смертельно бледным.

– Это был один из наиболее опасных полетов на малой высоте из тех, что я когда-либо видел. В наказание вы в течение недели будете выполнять обязанности дежурного пилота, и считайте, что вам повезло.

Я сказал:

– Да, сэр.

Поглядев через его плечо на лица своих товарищей, увидел, что они отчаянно пытались не засмеяться. Это наказание, помимо других вещей, сделало меня ответственным за выкладывание портативных керосиновых ламп, по которым мы садились ночью, а также за управление ночными полетами из небольшого фургона в конце взлетно-посадочной полосы. В течение недели я не летал. Наказание было полностью заслуженным, и я еще легко отделался. Оно положило конец игре, которая вышла из-под контроля и могла закончиться фатально.

В ноябре 1940 г. немецкие ночные атаки распространились на другие города, помимо Лондона. 14 ноября люфтваффе совершило мощный налет на Ковентри и фактически разрушило центр этого старинного города. Для нас это было напряженное и изнуряющее время. В ходе этих тяжелых налетов каждый экипаж вылетал дважды, а иногда и трижды за ночь. Наши «бьюфайтеры» только что достигли состояния, пригодного для боевых вылетов, и многие полеты мы совершали на старых «бленхеймах». Даже когда мы были достаточно удачливы, чтобы вылететь ночью на «бью», возникали проблемы с радаром или же радиооператоры были недостаточно обучены, чтобы использовать его.

В течение нескольких изнурительных ночей, включавших налет на Ковентри, эскадрилья не смогла сбить ни одного из нападавших. Мы были рассержены и ожесточены, не могли успокоиться, когда в ходе дневных тренировочных полетов видели дымящиеся руины города. В ночь на 19 ноября во время полета на «бью» я увидел три вражеских самолета, но они или пересекали мой курс, или шли навстречу, так что к тому времени, когда я разворачивался, они пропадали из поля моего зрения. Радар был в нерабочем состоянии, и я проклинал это устройство, которое позже принесет мне и другим ночным истребителям так много побед. В то время все, что я мог думать, было: «Я упустил еще одного ублюдка».

Глава 9

В конце года меня послали на курсы в Ватчфилд, около Суиндона, для изучения самых современных методов посадки по приборам в сложных метеорологических условиях. Я летал при достаточно плохой погоде и был уверен в своих силах, но надо было еще многому научиться. В первое утро там, проснувшись в деревянном бараке, я увидел, что все скрыто густым туманом. Я мог разглядеть лишь соседнее здание. Великолепно! Можно продолжать спать. Но ничего подобного. Раздался стук в дверь, и мой инструктор велел мне поторопиться и отправляться на стоянку, поскольку мы должны скоро лететь.

– Это как раз та погода, что нам нужна, – сказал он.

Ко времени завершения курса я почувствовал, что многое узнал о посадке по радиолучу при минимальной или вообще нулевой видимости.

Я получил короткий рождественский отпуск и посетил родителей, которые теперь жили в Даксфорде, поселке рядом с Кембриджем, в котором находилась одна из наиболее известных авиабаз дневных истребителей. Мой отец был приходским священником этого небольшого поселка. Отпуск проходил хорошо, но я довольно быстро захотел вернуться в эскадрилью. Боюсь, что этим я расстроил родителей, но они должны были привыкнуть к моим мимолетным посещениям во время войны.

В эскадрилье снова произошли изменения. Ветераны были переведены, и в столовой появились новые лица. Все они быстро проникались духом 29-й, которая, несмотря на небольшие успехи, имела столь же высокое моральное состояние, как и любая другая эскадрилья в Королевских ВВС. Новый год принес много снега. Во время этого холодного периода мне на стоянку позвонил адъютант Сэмми Френс и попросил зайти в штаб эскадрильи, поскольку у него есть для меня новости. Я узнал, что награжден крестом «За летные боевые заслуги», а флайт-сержант Манн, служивший у нас с довоенных времен, – медалью «За летные боевые заслуги».[64 - Ею награждались военнослужащие Королевских ВВС в звании от рядового до флайт-сержанта включительно, проявившие храбрость и мужество непосредственно в воздушных боях с противником. Военнослужащие же в звании от ворэнт-офицера (Warrant Officier) и выше за те же заслуги получали крест «За летные боевые заслуги».] Конечно, это был сюрприз. Обычно такая награда давалась летчикам-истребителям, если они сбили по крайней мере три самолета. Я же сбил только один, а Манн к этому времени – ни одного. Однако, согласно объявлению о награждении,[65 - Сообщения о награждениях и присвоении новых воинских званий публиковались в «London Gazette», которая была официальным источником такой информации.] мы были отмечены «за решительные действия против врага в сложных метеорологических условиях». Чарльз Уиддоус поздравил нас обоих, не только за личные заслуги, но и как первых членов эскадрильи, награжденных в ходе войны. Естественно, что этот повод был превосходным оправданием дикой вечеринки, после которой некоторые из нас, несмотря на обязанность поддерживать боеготовность, в течение многих дней имели тяжелые головы.

Несколькими неделями позже Манн и я получили приказ прибыть на церемонию награждения на авиастанцию в Уадингтоне.[66 - Уадингтон аэродром, расположенный в 6 км южнее г. Линкольна.] Король Георг VI в форме маршала Королевских ВВС[67 - Маршал — высшее воинское звание в Королевских ВВС, примерно соответствует званию генерал-фельмаршала в люфтваффе и маршала авиации в советских ВВС.] прибыл на авиабазу 5-й бомбардировочной авиагруппы, чтобы вручить награды пилотам из различных подразделений. Для меня это был величественный момент. Мы стояли в центре каре, сформированного персоналом авиастанции в одном из больших ангаров. Перед тем как приколоть награду, король пожал мне руку и сказал несколько добрых слов. На фотографиях и на кинопленке он всегда выглядел более высоким. В тот момент я и не представлял, что в будущем встречусь с ним еще несколько раз. Своими храбростью, решительностью и примером король Георг сделал для поддержания духа британцев, вероятно, больше, чем любой другой человек в Содружестве Наций, включая неукротимого премьер-министра Черчилля. Мало кто из монархов заслужил и получил такое единодушное уважение и привязанность своих подданных. Люди могли противостоять немецким ударам более легко, зная, что их король и его семья неустрашимо делят с ними все опасности и бедствия. Жаль, что нет никакого способа вручить награду за храбрость собственному монарху. Король Георг VI конечно же заслужил ее.

В феврале 1941 г. Сэнди Кемпбелл, командир моего звена, получил новое назначение. Его сменил сквадрэн-лидер Пат Максвелл. Между тем прошла реорганизация эскадрилий ночных истребителей. Командиром эскадрильи теперь был уинг-коммендэр, командир одного звена должен был иметь звание сквадрэн-лидера, а командир другого – звание флайт-лейтенанта. Это казалось нам смешным. Мы считали, что командиры звеньев должны иметь равные звания, и спустя несколько месяцев наш взгляд получил официальное подтверждение. Тем временем Уиддоус все еще продолжал оставаться нашим боссом, Пат был командиром звена «В», а Гай Гибсон отвечал за звено «А». Как старший флаинг-офицер в звене «В», я был заместителем Пата, превосходного парня, как на службе, так и после нее.

После обучения в недавно сформированных ночных истребительных учебно-боевых подразделениях[68 - В этих подразделениях выпускники авиашкол проходили завершающую тактико-боевую подготовку.] начали прибывать новые экипажи. Они уже знали радары и методы их использования. Ветераны же эскадрильи ознакомились с принципами применения радаров на краткосрочных курсах. Становилось все более очевидным, что пилот и радиооператор должны постоянно летать вместе, чтобы отработать взаимодействие. Наиболее успешные экипажи ночных истребителей летали вместе в течение длинных периодов, а некоторые, подобно Каннингхэму и Роунсли, – всю войну. Наши шансы на перехват увеличили новые радары «GCI», построенные на восточном побережье в нашем районе. Мы потратили все свободное время, занимаясь учебными перехватами и давая нашим радиооператорам возможность большие узнать свое оборудование. Днем мы часто посещали места расположения радаров «GCI» и лично знакомились с операторами наведения, чтобы наши действия в ночном бою стали работой слаженной команды из наземного оператора, оператора бортового радара и пилота, знавших друг друга по имени. Теперь мы легко находили противника. Больше не было бесцельного патрулирования или попыток перехвата на основе скудной информации.

По взаимному согласию я «женился» на сержанте Россе, канадском радиооператоре. Он был сумасбродом на земле, но в воздухе – первоклассным специалистом, стремительно приобрел навыки использования радара. Я летал с Россом так часто, насколько это было возможно, и мы добились превосходного взаимопонимания. Вскоре немцы стали предоставлять нам более чем достаточно возможностей для этого. В начале 1941 г. эскадрилья вела активные действия, и число наших побед начало расти. В первые несколько месяцев года добились успехов Уиддоус, Гай Гибсон и я.

Мы все ликовали, когда Чарльз Уиддоус одержал свою первую победу, потому что он всегда энергично добивался ее и до этого момента много раз терпел неудачу. В одну из ночей он сбил над восточным побережьем «Юнкерс-88», который разбился недалеко от нашей базы. На следующий день мы с группой товарищей, включая Уиддоуса, посетили место катастрофы, чтобы отыскать «сувениры» для нашей столовой. Вражеский самолет упал на вспаханное поле, и его охранял караул ВВС. Когда мы прибыли, тела вражеских летчиков уже убрали, но тлеющие обломки все еще сильно пахли смертью. Я не рыскал, словно сыщик, вокруг обломков, но один из членов эскадрильи заметил в искореженном металле, где была носовая часть, нечто интересное – короткоствольный крупнокалиберный пулемет. Он оказался в довольно хорошем состоянии, и мы решили, что это оружие будет подходящим трофеем для офицерской столовой. После серии попыток мы смогли вытащить пулемет, но прежде раскопали ужасные останки – часть ноги одного из членов немецкого экипажа. До этого я не считал свое дело убийством человека. Воздушный бой для меня был безличным поединком одной машины против другой, без всяких неприглядных картин наземного ближнего боя. Но, увидев место падения этого немецкого самолета, я не смог сдержать чувства некоторого раскаивания по отношению к членам вражеского экипажа, которые, подобно нам, сражались за свою страну. Они будут оплаканы на своей родине, как и любой из наших потерянных парней.

Моя вторая подтвержденная[69 - 12 августа 1940 г. в Королевских ВВС была принята система учета воздушных побед, просуществовавшая до конца Второй мировой войны. Согласно ей, победы делились на два основных типа: личные и групповые, каждый из которых разделялся на три категории: уничтоженный, вероятно уничтоженный и поврежденный самолет. К вероятным победам относились самолеты, подбитые в ходе воздушного боя, но падения которых ни пилоты, ни наземные наблюдатели не видели.] победа была одержана ночью 13 марта, прекрасной, холодной, лунной ночью. Росс и я взлетели по тревоге и взяли курс к побережью около Скегнесса. Пока мы набирали высоту, Росс проверял свой радар. Мы выровнялись на 4600 м и на максимальной скорости направились на восток. Оператор «GCI» выводил нас на врага, сообщая текущую обстановку.

– Он в шести километрах впереди… в течение минуты вы должны установить радарный контакт.

Я спросил Росса, обнаружил ли он что-нибудь.

– Нет, ничего, – последовал ответ.

Напряжение росло. В ночь, подобную этой, мы должны были заметить самолет противника почти с километра. Чтобы добиться внезапности, необходимо спланировать наш подход так, чтобы ему было трудно увидеть нас, когда мы выйдем на дистанцию огня.

Голос наземного оператора становился все более напряженным.

– Четыре с половиной километра, немного левее и выше…

– Контакта нет.

Затем Росс сообщил по переговорному устройству:

– Есть контакт, 3700 м и 20 градусов выше. Плавный поворот влево.

Это было то, что нужно. Я нажал на копку передатчика и сообщил оператору «GCI»:

– Контакт.

– Удачи, Боб, атакуйте и «сделайте» его.

После того как оператор «GCI» покинул нас, меня в позицию, из которой я должен визуально обнаружить противника, теперь спокойно выводил Росс.

– Какую позицию вы хотите занять, Боб?

– Такую, чтобы он был приблизительно в 30 м выше меня.

Это положение давало нам преимущество. Его бортстрелки осматривали небо, но заметить приближающийся темный объект на темном фоне земли было очень трудно. Росс и я хотели, чтобы он был выше нас, темный объект на светлом фоне. Таким же спокойным голосом я попросил Росса, чтобы он точно сообщил, какой вираж я должен выполнить, чтобы сократить дальность.

– Пожалуйста, круто направо, плавнее, теперь выровняйте, дальность 1800 м, и он приблизительно в 60 м выше.

Эта информация давала мне полную картину положения врага относительно нас. Мои глаза напряженно искали самолет, но не могли обнаружить его. Мы все еще были слишком далеко. Я отрегулировал яркость своего электрического прицела, пока не смог видеть только его перекрестие. Если бы он был слишком ярким, то это бы повредило моему ночному зрению и мне потребовалось бы больше времени, чтобы заметить врага. Дистанция продолжала сокращаться.