Быстрый взлет. Королевские ВВС против люфтваффе

В течение трех следующих месяцев мы летали на двухместных, одномоторных бипланах «хаукер харт» и «одэкс».[22 - По своему предназначению это были легкие бомбардировщики и самолеты воздушной поддержки наземных войск.] Инструкторы должны были оценить нашу пригодность для полетов на истребителях, бомбардировщиках, а также для других типов воздушных операций. Пройдя этот курс, мы могли получить наши «крылья». Нам всем было очевидно, что впереди у нас военная карьера, что придется приложить много усилий в воздухе и на земле, если мы хотим преуспеть.

За исключением командиров звеньев, большинство наших инструкторов были сержантами. Прекрасные парни, большинство из них служили много лет, начав в качестве техников и позднее переквалифицировавшись в пилоты. Мне многое пришлось осваивать заново. После «тайгер мота» эти самолеты казались более трудными в управлении. У Дэйва возникли те же проблемы, но мы быстро прогрессировали. Одно из эффективных наказаний за плохой вылет состояло в том, чтобы вымыть с мылом и водой один из самолетов – занятие долгое и утомительное. Я выполнил немало такой работы.

Однажды командир звена флайт-лейтенант Бакс вызвал всех нас и сказал, что мы можем выбрать, в каком виде авиации предпочтем служить. Он заметил, что гарантировать не может, но наш выбор по возможности учтут. Большинство курсантов, включая Дэвида, выбрали тяжелые самолеты – бомбардировочную или береговую авиацию. Ими двигало желание получить в течение короткого срока службы в Королевских ВВС возможно больше опыта полетов на многомоторных самолетах. Такой опыт пригодился бы им, если после окончания службы они захотели бы поступить на работу в одну из пассажирских или чартерных авиакомпаний. Истребители же казались парням слишком «мелкими» для гражданской пассажирской авиации. Я же не имел ни малейшего желания становиться гражданским пилотом и все еще вынашивал мечты относительно поступления в колониальную полицию после окончания службы в Королевских ВВС. Кроме того, я любил высший пилотаж, и элегантные одноместные истребители привлекали меня, так что я выбрал истребители.

К концу срока обучения на младшем курсе[23 - Авиашколы имели два курса: эскадрильи начальной подготовки и эскадрильи углубленной подготовки, каждая из которых включала в себя по два звена из тридцати курсантов. Общий срок обучения составлял шесть месяцев.] курсанты должны были отработать ночные полеты. Все мы думали, что это довольно опасное и не слишком нужное дело из-за весьма ограниченных средств навигации, которые в те дни имелись для полетов ночью. Перед ночными вылетами в точку взлета вместе с «огнем удачи» (маломощным прожектором для освещения района посадки) буксировался фургон, в котором всю ночь располагался дежурный инструктор. Кроме того, чтобы указать пилоту направление взлета и посадки, вдоль траектории были размещены осветительные ракеты. Вскоре я обнаружил, что могу в полной мере наслаждаться ночными полетами.

Поскольку первоначальная подготовка приближалась к концу, темп занятий нарастал. Подготовка к предстоящим экзаменам на «крылья» ограничила наши посещения Шрусбери. Я рассчитывал удовлетворительно справиться с большинством дисциплин, но не смел надеяться, что и с оставшимися все пройдет гладко. Зачетное испытание по строевой подготовке врезалось мне в память. Я получил под команду отделение курсантов и должен был руководить им во время упражнений с оружием и прохождения перед главным инструктором по строевой подготовке. К сожалению, из-за сырой погоды на улице испытания перенесли в один из больших ангаров. Когда мое отделение маршировало на позицию, я от волнения будто утратил дар речи и не дал вовремя команду на остановку. Мои товарищи спокойно промаршировали прямо в стену ангара. Преданные до смерти! Сомневаюсь, что инструктор по строевой подготовке был впечатлен представлением Брехэма.

Летный тест я выполнил удовлетворительно и на сей раз летал по приборам лучше. Тест был коротким, и офицер, принимавший его, не сделал никаких особых замечаний. Большинство из нас успешно сдали все экзамены, и 20 августа 1938 г., четыре месяца спустя после моего восемнадцатого дня рождения, я получил «крылья» Королевских ВВС. Несколькими днями позже мы были выстроены в полной парадной форме, и командир авиастанции[24 - В Королевских ВВС авиабазы назывались авиационными станциями, а их командиры командирами авиастанций.] груп-каптэн[25 - Груп-каптэн (Group Captain) – воинское звание в Королевских ВВС, примерно соответствует званию оберста в люфтваффе и полковника в советских ВВС.] Лал официально вручил нам наши «крылья». Для меня это был поворотный момент. Я почувствовал, что теперь я по-настоящему в Королевских ВВС, но вскоре обнаружил, что должен еще многому научиться.

В конце августа, после возвращения из отпуска, нас собрали и проинформировали относительно будущего. Хотя большинство из нас выбрали бомбардировщики или другие тяжелые самолеты и только четверо предпочли истребители, было решено, что наш курс должен выпустить пятнадцать летчиков-истребителей. Это было следствием растущей напряженности в Европе и приближавшегося мюнхенского кризиса. Командование Королевских ВВС хотело нарастить истребительную авиацию ПВО насколько возможно быстро, и я был доволен, что мой выбор станет реальностью. Некоторые же другие, кто хотел пройти обучение на тяжелых самолетах, испытали разочарование. Каждому из нас предоставили возможность совершить повторный полет с инструктором на «хаукер харте», а затем, после устного инструктажа о топливной системе и общих характеристиках одноместного истребителя-биплана «хаукер фьюри», посадили в кабину этого восхитительного небольшого самолета и, прежде чем мы пришли в себя, предложили проверить его в небе. К этому времени «фьюри» уже почти прекратили использовать в истребительных эскадрильях в Великобритании, к большому разочарованию тех пилотов, которые летали на нем и полюбили его. «Фьюри» с почетом передали в эскадрильи углубленной подготовки авиашкол, а их место в эскадрильях первой линии Истребительного командования[26 - Королевские ВВС включали в себя три большие части: Командование метрополии, Командование заморских территорий и Воздушные силы военно-морского флота. 14.07.1936 г. в рамках реформы организационной структуры в командовании метрополии были созданы три авиационных командования: Истребительное командование, Бомбардировочное командование и Командование береговой авиации. Они стали самыми крупными объединениями и просуществовали более тридцати лет: Истребительное и Бомбардировочное командования были расформированы 30.04.1968 г., а Командование береговой авиации 28.11.1969 г.] заняли «гладиаторы», новые «харрикейны» и первые «спитфайры». После «харта» и «одэкса» я обнаружил, что летать на «фьюри» просто, его горизонтальная скорость по прямой от 290 до 320 км/ч действительно кое-что значила после лишь 145 км/ч у «тайгер мота» или 225 км/ч у «харта» и «одэкса». По мне, это уже был настоящий полет.

Мой энтузиазм и недостаток опыта стали причиной неприятностей. Я любил высший пилотаж, и, услышав о быстрых бочках,[27 - Быстрая бочка — фигура сложного пилотажа, которую также называют винтообразной бочкой.] решил поэкспериментировать в ходе следующего вылета на «фьюри». К сожалению, никто не рассказал мне о том, как исполнить этот маневр. Быстрые бочки не поощрялись, потому что, выполняя их на слишком большой скорости, можно было превысить допустимые перегрузки для самолета. Взлетев в тот раз, я стал подниматься, чтобы набрать безопасную высоту приблизительно 2450 м. Я совершенно забыл о значительном уменьшении скорости до значения немного больше критической и на 260 км/ч резко потянул ручку управления к своему животу и одновременно резко ударил по правой педали руля. Результат был чрезвычайно эффектный. Как это получилось, не знаю, однако в конечном счете «фьюри» выровнялся сам собой и очень испуганный пилот попытался оценить ситуацию. Крылья и хвостовое оперение все еще были на месте, но боковые движения ручки управления не вызвали никакого крена. Решив, что угодил в ловушку, я принялся расстегивать привязные ремни, готовясь выпрыгнуть с парашютом, но после окончательной проверки управления обнаружил, что у меня достаточно возможностей, чтобы плавно маневрировать на «фьюри». Я снова пристегнулся и стал осторожно снижаться в направлении аэродрома. Наконец, аэродром появился в поле зрения, и я с очень плохими предчувствиями сделал широкий круг и приземлился без каких-либо дальнейших инцидентов. Что я должен был сказать командиру своего звена? Я решил, что лучше сказать правду. Наказанием стала основательная взбучка плюс самолет, который пришлось вымыть и вычистить с мылом.

В другой раз я в очень ветреный день довольно небрежно приземлился поперек ветра, в результате чего «фьюри» чиркнул по земле законцовкой одного крыла. Самолет не получил больших повреждений, но, к сожалению, эту оплошность видел старший инструктор по летной подготовке сквадрэн-лидер[28 - Сквадрэн-лидер (Squadron Leader) – воинское звание в Королевских ВВС, примерно соответствует званию майора в люфтваффе и в советских ВВС.] Джонсон, и, когда я выбрался из самолета, он встретил меня словами: «Черт возьми, вы соображаете, что делаете?» Я не знал, что ответить, так что мной был вычищен еще один самолет.

Октябрь 1938 г. мы в основном потратили на шлифовку навыков воздушной стрельбы перед месячной командировкой на полигон в Пенросе, на побережье Северного Уэльса. Все курсанты с нетерпением ждали ее. Это была высшая и максимально приближенная к воздушному бою точка нашего обучения. Мы прибыли в Пенрос в конце месяца и обнаружили, что нас ждет очень плотный график учебных вылетов, которые начинались на рассвете и заканчивались в сумерках. Звенья истребителей атаковали наземные цели, в то время как парни с бомбардировщиков сбрасывали учебные бомбы со своих новых двухмоторных учебных «оксфордов». «Фьюри» был оснащен двумя пулеметами «виккерс», стрелявшими через втулку винта, которые использовали механизм, разработанный Константинеску, чтобы не попасть в лопасти. Атаки наземных целей сопровождались стрельбой по полотнищу, буксируемому «хартом» или «одэксом». Это мне нравилось больше всего. Я мог представить, что чувствовали летчики, подобные Боллу, Мэнноку, Бишопу и Рихтгофену,[29 - Имеются в виду известные асы Первой мировой войны: англичане Альберт Болл и Эдвард Мэннок, на счету которых было соответственно по 44 и 68 воздушных побед, канадец Уильям Бишоп, одержавший 72 победы, и немец Манфред фон Рихтхофен, сбивший 80 самолетов.] когда пикировали на врага. После одной или двух стрельб по воздушной мишени я стал добиваться весьма точных попаданий в полотнище и почувствовал, что длительный период обучения наконец начал давать плоды. Тренировки на полигоне закончились слишком быстро, и 2 декабря я получил приказ вылететь в Шоубери, где после завершения обучения мы должны были ожидать назначения. Но перед этим каждый должен был сдать заключительный летный и навигационный тесты во время полета на «харте» с командиром звена флайт-лейтенантом Стаббсом. Я справился с заданиями удовлетворительно. Затем в один из дней нас собрали в лекционном зале и сообщили о назначениях. Это был долгожданный день. Пока зачитывали фамилии и названия эскадрилий, я волновался все больше. Я хотел попасть либо в эскадрилью «гладиаторов», либо в одну из эскадрилий новых «харрикейнов» или «спитфайров». Наконец, была прочитана моя фамилия: «Временно исполняющий обязанности пайлэт-офицера[30 - Временно исполняющий обязанности пайлэт-офицера носил знаки различия пайлэт-офицера, но еще не был утвержден в этом звании. Наличие такого понятия прерогатива исключительно Королевских ВВС.] Брехэм – 29-я эскадрилья, Дебден, Эссекс». Как только нас отпустили, я разыскал одного из наших инструкторов, пайлэт-офицера Брукса, и спросил его, какими самолетами оснащена эта эскадрилья. По его мнению, это должны были быть «гладиаторы». Я был удовлетворен. Дэвид Бломли должен был присоединиться к 1-й эскадрилье в Тангмере,[31 - Тангмер — аэродром, расположенный приблизительно в 6 км восточнее г. Чичестер.] оснащенной «харрикейнами». После великолепной прощальной вечеринки мы получили несколько дней отпуска перед тем, как прибыть в наши эскадрильи. Теперь я чувствовал себя опытным пилотом. Вскоре я должен был научиться совсем иному.

Глава 4

В начале декабря 1938 г. я прибыл на свою первую боевую авиастанцию Дебден, расположенную в нескольких километрах от провинциального городка Сеффрон-Уолден,[32 - Сеффрон-Уолден — городок, расположенный в 21 км южнее Кембриджа.] в Эссексе. С полной уверенностью доложил начальнику штаба авиастанции, что я опытный пилот, имеющий 129 часов налета. Он направил меня в штаб 29-й эскадрильи, находившийся в одном из трех больших ангаров на аэродроме. Я сразу же заметил, что там не было никаких «гладиаторов». Все, что я увидел, были «хаукер демон» – двухместные одномоторные истребители-бипланы, оборудованные первыми турельными бронированными установками с гидравлическим приводом, где размещался задний бортстрелок. Я испытал шок. Снаружи других ангаров я заметил «харрикейны» из 85-й и 87-й истребительных эскадрилий. Я по лестнице поднялся в канцелярию своей новой эскадрильи, разочарованный и обманутый в своих ожиданиях исполняющий обязанности пайлэт-офицера. Меня встретил флаинг-офицер[33 - Флаинг-офицер (Flying Officer) – воинское звание в Королевских ВВС, примерно соответствующее званию обер-лейтенанта в люфтваффе и старшего лейтенанта в советских ВВС.] Бретт, адъютант эскадрильи,[34 - Обычно это был один из пилотов, в чьи обязанности входило помогать командиру эскадрильи справляться с административной работой, в т. ч. с огромным потоком бумаг приказами, распоряжениями, заявками на запчасти, топливо и т. п.] и, пока я ждал встречи с командиром, он сказал мне, что эскадрилья находится в процессе перевооружения на истребители дальнего радиуса действия, которые были модификацией среднего бомбардировщика «бленхейм», двухмоторного моноплана. Это был конец. Дела шли все хуже и хуже. Было и так достаточно плохо увидеть устаревший «демон», во многом подобный «харту» и «одэксу», но то, что теперь я буду летать на двухмоторном, похожем на бомбардировщик самолете, казалось, было еще большей несправедливостью.

Наконец я предстал перед командиром эскадрильи сквадрэн-лидером Гомезом, изящным мужчиной, который, как я отметил, имел лишь одну ногу. Он приветствовал меня в эскадрилье и стал рассказывать мне что-то о ее истории и традициях, но, к сожалению, я был не очень внимательным слушателем. Мне хотелось, так или иначе, попасть в эскадрилью одноместных истребителей. Когда он закончил, я до глубины души потряс его, сообщив, что хочу летать на одноместных истребителях и что он должен принять меры к тому, чтобы меня перевели в одну из других эскадрилий на авиастанции. Я сделал это не очень тактично и получил достаточно холодный ответ:

– Брехэм, мы гордимся этой эскадрильей, и я ожидаю, что вы, как новый пилот, тоже будете горды служить в ней.

С этим меня отпустили. С несчастным видом я вышел в канцелярию адъютанта, где Бретт сказал мне, что я включен в звено «В»,[35 - Звено (Flight) было базовой тактической единицей Королевских ВВС и имело по штату четыре шесть самолетов в зависимости от типа. Два или три звена составляли эскадрилью и обозначались буквами латинского алфавита: звено «А», звено «В» и звено «С».] которым командует флаинг-офицер Билл Кембридж. Прибыв в его канцелярию, я вошел и представился. Когда мы обменялись рукопожатиями, он сказал:

– Я ожидаю, что вы будете отдавать честь ежедневно, входя сюда в первый раз, и обращаться ко мне «сэр». Никаких других формальностей не будет.

Полагаю, что командир эскадрильи уведомил его о том, что я не испытываю энтузиазма относительно самолетов эскадрильи, и по его манере я мог сказать, что мне следовало следить за собой. Вопреки своим устаревшим самолетам, 29-я была очень гордым подразделением.

Между всеми тремя эскадрильями в Дебдене существовал превосходный дух соперничества, и 29-й всегда удавалось сохранять достоинство в различных «играх», проходивших в столовой.[36 - Столовая в данном случае гораздо более широкое понятие, нежели здание, в котором находится помещение для приема пищи. В нем размещались общежитие летчиков, клуб и бар, и потому неудивительно, что большинство пилотов проводили здесь почти все свободное время.] Я вскоре обнаружил, что этот дух проникает в меня, и стал забывать свое первоначальное разочарование. Большинство офицеров в Дебдене были моими ровесниками. Лишь командиры звеньев и эскадрилий были на несколько лет старше. Также во всех трех эскадрильях среди пилотов преобладали сержанты, и они были прекрасными людьми.

Прослужив приблизительно три месяца, я прошел последнюю проверку на одном из новых «бленхеймов», которыми была перевооружена 29-я эскадрилья. До этого я должен был довольствоваться полетами на «демоне» или в качестве пассажира на «бленхейме» с одним из опытных пилотов эскадрильи. Во время визитов парней из Бомбардировочного командования мы слышали от них много скверных отзывов о «бленхейме». Говорили, в частности, что, если вы не могли выпустить шасси и садились «на живот», то самолет взрывался. Однако я не столкнулся ни с какими трудностями во время своей заключительной проверки. После этого я начал получать свою соответствующую долю в полетах и стал полноправным членом 23-й эскадрильи.

Однажды из Хорнчурча[37 - Хорнчурч — аэродром в нескольких километрах восточнее Лондона.] прибыл «гладиатор» с пайлэт-офицером Маккензи на борту. Мак был новозеландцем, учившимся вместе со мной в Шоубери. Я принялся уговаривать его, чтобы он разрешил мне слетать на его самолете, о чем всегда мечтал. После недолгих уговоров он согласился. Пристегивая меня в кабине, Мак показывал различные кнопки и переключатели. В завершение он сказал:

– Ради бога, не сломай его, – и помахал мне на прощание.

Я вырулил, развернулся против ветра, дал газ и понесся по травяной взлетно-посадочной полосе. Через мгновение я поднялся в воздух и стал быстро набирать высоту. Я осторожно выполнил некоторые элементы моего довольно запущенного высшего пилотажа, и тоска по полетам на одноместном истребителе снова охватила меня. Через некоторое время я повернул к аэродрому и приземлился. Майк ждал меня, прямой, словно гвоздь, поскольку понимал, что если бы я повредил самолет, то ему предстояло держать ответ за то, что он разрешил мне воспользоваться им без согласия командира своей эскадрильи. Я поблагодарил его, чувствуя непреодолимую ревность к его удаче. Этот полет в течение некоторого времени не давал мне покоя, и я с трудом удержался, чтобы повторно не отправиться к командиру эскадрильи с просьбой о переводе. Однако к этому времени тот факт, что являюсь членом 29-й эскадрильи, кое-что для меня значил, и мои мысли о сохранении ей верности возобладали.

Именно в эти дни я приобрел прозвище Боб, которое с тех пор закрепилось за мной на службе. Это не раз становилось причиной путаницы, так как мои родители, а позднее и жена, совершенно естественно, звали меня Джоном, именем, данным мне при крещении. Обычно в то время в эскадрильях, вызывая по радио пилотов, называли их христианскими именами. В 29-й эскадрилье имелось несколько Джонов, и, для того чтобы исключить недоразумения, было решено, что мы, Джоны, должны вытянуть себе из шляпы новое имя. Я вытянул Боба. Так я сделался Бобом, Бобом и остался.

Новости и радиосообщения на сей раз очень ясно свидетельствовали о том, что война с Германией лишь вопрос времени и что время это быстро уходит. Большинство из нас высказывались за то, чтобы поскорее противопоставить свои навыки навыкам немецких коллег. Думаю, многие все еще мыслили понятиями рыцарских воздушных поединков, подобных тем, которые наши отцы вели в ходе Первой мировой войны. Новый командир 87-й эскадрильи достаточно быстро отрезвил нас. Перед назначением в Дебден он служил военно-воздушным атташе в Берлине, где имел достаточно возможностей видеть стремительное наращивание мощи люфтваффе. Однажды этот офицер прочитал лекцию для всего офицерского состава авиастанции и подробно объяснил, что новые военно-воздушные силы Германии – реальная сила, с которой необходимо считаться. Их новые истребители «мессершмит», казалось, были на равных, с нашими «харрикейнами», если не чуть лучше, и были гораздо лучше «бленхеймов» нашей эскадрильи. Мы могли противопоставить им «спитфайры», но эти самолеты приняли на вооружение только что, у нас их было еще чрезвычайно мало. Однако в массе своей мы были беззаботными и не позволяли трезвым рассуждениям вернуть нас на землю.

В начале августа военно-воздушные силы Великобритании и Франции провели учения с целью проверки противовоздушной обороны. В течение всего периода учений мы находились на военном положении, это была самая близкая к реальности ситуация, которую мы могли испытать в мирное время. Учения продолжались неделю, и мы взлетали по тревоге, всегда днем, пытаясь перехватить «агрессора» из Бомбардировочного командования или из французской бомбардировочной авиации. Иногда мы добивались успеха, но по большей части это было не так. Отсутствовало какое бы то ни было управление с земли при помощи радаров, чтобы вывести нас на цель, и мы полностью полагались на информацию с наземных наблюдательных постов. Задержки с передачей информации приводили к неудачным перехватам. Мы также обнаружили, что методы атак, предписанные руководством по тактике, имели малую ценность, и большую часть времени мы были «сидячими утками»[38 - Разговорное выражение, обозначавшее в Королевских ВВС выгодную или легко поражаемую цель.] для хвостовых стрелков «веллингтонов», «хемпденов» и «уитли».[39 - Имеются в виду средние двухмоторные бомбардировщики «виккерс веллингтон», «хендли пейдж хемпден» и дальний двухмоторный бомбардировщик «Армстронг уитли», которые в тот момент были основой Бомбардировочного командования Королевских ВВС.] Эти учения много дали для того, чтобы усилить нашу противовоздушную оборону накануне войны, которая была теперь практически неизбежна.

В один из дней августа мы с большим волнением узнали новость, что нас перевооружат самыми последними «харрикейнами» с винтами изменяемого шага. Мы должны были стать первой эскадрильей, имеющей эту модель «харрикейна», так что в наших душах звонили колокола. Мы получали новые самолеты на небольшом аэродроме фирмы «Хаукер» в Брукланде.[40 - Брукланд — поселок в 23 км юго-западнее г. Фолкстона.] Крайне возбужденный Брехэм прилетел оттуда на «бленхейме». До этого я уже однажды летал на «харрикейне» с постоянным шагом винта, так что после краткого инструктажа, проведенного персоналом фирмы «Хаукер», я уяснил принципы управления шагом винта и вылетел на этом самолете обратно в Дебден.

Ближе к концу августа из-за ухудшавшейся ситуации в Европе отпуска были отменены. Теперь круглосуточно дежурили одновременно два офицера. В их обязанности входило получать и расшифровывать поступающие сигналы. В ночь на 2 сентября дежурили пайлэт-офицер Винн и я. Мы получили информацию о том, что Великобритания намеревается объявить войну Германии. Все эскадрильи были приведены в наивысшую степень боевой готовности. Через неделю или меньше 85-я и 87-я эскадрильи улетели во Францию. В Дебдене их сменила 17-я эскадрилья, также оснащенная «харрикейнами» – старыми, с винтами постоянного шага.

Глава 5

Бытовало мнение, что Англия будет немедленно атакована ордами немецких бомбардировщиков, и многие из нас вглядывались в даль, ожидая их появления. Прежде чем наступило время завтрака первого дня войны, в воздух по тревоге поднялась целая эскадрилья, чтобы перехватить «боги»,[41 - Так в Королевских ВВС называли неопознанный самолет или самолет противника.] приближавшийся к восточному побережью. Это были мы. Недостаток опыта полетов на наших новых самолетах мы конечно же восполняли силой духа. Как только поднялись в воздух, на радиосвязь вышел офицер наведения, который приказал нам на максимально возможной скорости курсом 90 градусов подняться на 4600 м. Подумав: «Началось», я включил электрический зеркальный прицел, чтобы быть готовым к моменту, когда в поле зрения покажутся самолеты люфтваффе. Но скоро мы получили сигнал отбоя и разочарованные повернули домой. Тревога оказалась ложной.

Несколькими днями позже из штаба 11-й авиагруппы[42 - В марте 1936 г. в рамках реформы организационной структуры Командования метрополии началось формирование авиагрупп (Group). В них в соответствии с назначением включались несколько истребительных или бомбардировочных авиакрыльев, базировавшихся в одном географическом секторе. К началу Второй мировой войны в Истребительное командование входили 11, 12 и 13-я авиагруппы, а в Бомбардировочное командование 1, 2, 3, 4, 5 и 6-я (учебная) авиагруппы.] пришел приказ: 29-й эскадрилье ежедневно держать одно звено на передовой базе в Уаттисхэме,[43 - Уаттисхэм — аэродром, расположенный северо-западнее г. Ипсуич.] в Саффолке. Это был аэродром, где базировались «бленхеймы» из 2-й авиагруппы Бомбардировочного командования. Каждый день в течение сентября одно из наших звеньев на рассвете улетало на эту передовую базу, в то время как оставшееся звено находилось в состоянии готовности в Дебдене. Приземлившись в Уаттисхэме, мы рассредоточивали наши шесть или девять «харрикейнов» вокруг контрольно-диспетчерского пункта и, сидя на траве, если было сухо, или в деревянном бараке, если было сыро, ждали возможный сигнал тревоги. Сначала мы смотрели на наших хозяев, пилотов бомбардировщиков, как на довольно благоразумных джентльменов, но они начали участвовать в боях намного раньше нас, очень смело атакуя немецкие корабли в районе Восточно-Фризских островов и военные цели на побережье Северной Германии. В этот период мы получали много ложных сигналов тревоги. Они позволили нам получить опыт полетов на наших новых машинах, и скоро мы почувствовали, что можем состязаться с кем угодно.

В один из дней в конце сентября 1939 г. сквадрэн-лидер Гомез получил известие о том, что 29-я эскадрилья, в числе еще четырех эскадрилий, должна быть немедленно преобразована в эскадрилью ночных истребителей. Естественно, мы не проявили восторга, когда узнали, что должны передать свои полюбившиеся «харрикейны» другой эскадрилье, а взамен получить наши старые коротконосые[44 - Речь идет о самолете «Blenheim» Mk.I, который, в отличие от самолета «Blenheim» Mk. IV, имел короткую носовую часть фюзеляжа.] «бленхеймы». «Бленхейм» был оснащен одним стреляющим вперед пулеметом в правом крыле и одним пулеметом «виккерс» в задней турели. Сообразительные парни в штабе поняли, что для того, чтобы использовать этот самолет в роли истребителя, потребуется большее количество вооружения. Так что нам доставили подфюзеляжные контейнеры с еще четырьмя стреляющими вперед 7,7-мм пулеметами, и нашей заботой стало приспособить эти контейнеры к самолетам. Наземный персонал и экипажи трудились день и ночь, пока эта работа, очень трудная, заметим, работа, не была сделана.

Следующие несколько месяцев мы готовились к нашей новой роли, и, поскольку ни один из нас не имел ни малейшего понятия относительно того, как вести ночной бой, наши тренировки были довольно разнообразными. У нас не имелось никаких бортовых радаров, а наземное наведение тогда существовало только в самой примитивной форме. Наше ночное патрулирование в основном состояло из пролетов над группами сигнальных ракет, размещаемых на земле различными способами. Сигнальные ракеты особым образом выкладывали на земле через каждые несколько километров на дистанции в 20–30 км, формируя линию патрулирования. С этих линий нас направляли в определенную точку в пространстве, в попытке перехвата одного из наших собственных самолетов, имитирующего врага. Успех был делом случая и зависел от наличия или отсутствия облачности, чтобы экипаж истребителя мог увидеть сигнальные ракеты с высоты 3000 м или более. В другое время мы работали совместно с прожекторами. Было достаточно моментов, когда в конусе их лучей мог быть замечен самолет. Но к тому времени, когда истребитель разворачивался в направлении цели, прожекторы теряли противника и бесцельно метались по небу. Когда же истребитель сокращал дистанцию, его неизменно освещали так, что пилот временно слеп или, по крайней мере, терял способность к ночному видению, что делало любые дальнейшие попытки обнаружить неуловимого «врага» безрезультатными. И все же эти тренировки, которые время от времени казались нам бесполезными, помогли нам в будущем. Ночные истребители начинали нащупывать методы своих действий. Хотя наши боевые потери на этой стадии были нулевыми, мы потеряли несколько прекрасных экипажей в борьбе с погодой. Каждый понимал, что противник мог взлетать при хорошей погоде, бомбить цели в Великобритании вслепую, возвращаться и приземляться снова при хорошей погоде. Ночные истребители должны были взлетать в самую отвратительную погоду, чтобы перехватить вторгшиеся самолеты противника, а затем возвращаться при такой же погоде. Потери, которые мы несли, не были приемлемыми в мирное время, но надо было срочно двигаться вперед, если мы хотели победить врага в ночном небе.

Когда я со своим бортстрелком лидинг-эйркрафтмэном[45 - Лидинг-эйркрафтмэн (Leading Aircraftman) – воинское звание в Королевских ВВС, примерно соответствует званию обер-ефрейтора в люфтваффе и ефрейтора в советских ВВС.] Харрисом возвращался с нашей новой передовой базы в Мартлетсхэм-Хед, около Ипсуича, я был вовлечен в свое первое летное происшествие. Накануне ночью был довольно сильный снегопад и травяная поверхность Мартлетсхэма покрылась слоем снега толщиной от 10 до 12 сантиметров. Я не отнесся к этому слишком серьезно, и мы с Харрисом вырулили на нашем «бленхейме» и развернулись против ветра. Взлет в этом направлении был коротким, и пилоту следовало учитывать деревья, растущие сразу же после окончания дистанции разбега. Проверив двигатели, я дал полный газ, и старый «бленхейм» начал набирать скорость. Скоро стало ясно, что, хотя двигатели давали все, что могли, скорость самолета растет недостаточно быстро. Но я упустил момент, когда можно было затормозить. Я был слишком далеко на взлетно-посадочной полосе, чтобы убрать газ и остановиться на скользкой земле, не врезавшись в деревья, теперь угрожающе выраставшие впереди. Не забыв предупредить Харриса, чтобы он держался, я потянул штурвал на себя, пытаясь поднять «бленхейм» в воздух. Едва он оторвался от земли, я быстро, насколько было возможно, начал уборку шасси, чтобы уменьшить торможение. Но самолет едва достиг скорости отрыва и потому рухнул на землю с силой, достаточной для того, чтобы сломать один из гидроцилиндров основной стойки шасси. Мы услышали металлический треск и оба поняли, что случилось, но нашей первостепенной заботой было миновать деревья. Мы едва это сделали. Я связался с наземным пунктом управления в Мартлетсхэме и передал, что повредил шасси, но возвращаюсь на основную базу в Дебден, где самолет легче отремонтировать. В ходе тридцатиминутного полета у меня было много времени, чтобы подумать. Старые истории о том, что «бленхеймы» превращались в огненную западню в случае посадки «на живот», всплыли в моем уме. Когда я приблизился к базе, мне приказали, чтобы я летал по кругу и выжег как можно больше топлива.

Гомез взлетел на своем самолете, чтобы осмотреть повреждения моего «бленхейма». Он подтвердил, что одна стойка шасси висит со сломанным гидроцилиндром. Это предполагало один из трех вариантов: посадку «на живот» с убранными шасси, так, чтобы висящая стойка сломалась, как только мы коснемся земли; посадку на одном колесе; или же мы выпрыгивали на парашютах. Гомез сказал мне:

– Решайте сами.

Когда я спросил Харриса, хочет ли он выпрыгнуть на парашюте или же останется со мной, когда я буду пытаться сесть «на живот», он ответил:

– Я привык к вам и к самолету.

Я оценил его доверие. И сообщил на командный пункт о своем решении и, продолжая кружить над аэродромом приблизительно на высоте 450 м, мог видеть толпу из экипажей и наземного персонала, стоящую на бетонированной площадке перед ангаром и напоминающую зрителей на автогонках в ожидании катастрофы. Там также были зловещие пожарная и санитарная машины. Я с трудом сглотнул и развернулся по ветру, потом поперек ветра, а затем начал конечный этап захода на посадку, насколько возможно уменьшая скорость. Покрытая снегом земля быстро приближалась. В последний момент я резко подтянул штурвал к животу. Первое касание было легким, но за ним немедленно последовал намного более сильный удар, сопровождавшийся хрустом и скрежетом. На скорости 145 км/ч старый добрый «бленхейм» проскользил на животе в облаке снега приблизительно 100 м. Проверив, что все необходимые тумблеры выключены, Харрис и я быстро выбрались через верхний люк, прямо в руки командира авиастанции и толпы наших товарищей. Командир авиастанции, канадец, поздравил меня с хорошим шоу. Позднее я получил от него разнос за то, что не проверил условия перед взлетом в Мартлетсхэме. Порицание было заслужено, и я извлек для себя еще один ценный урок.

«Бленхейм» был не слишком сильно поврежден. Этот инцидент имел одно хорошее последствие для эскадрильи. Мы все теперь знали, что на «бленхейме» можно сесть «на живот» и не взлететь при этом вверх в облаке дыма.

Вскоре Гомеза перевели на штабную работу, а сменил его сквадрэн-лидер новозеландец Маклеан. Мак продолжил поддерживать мораль и дух 29-й на высоком уровне. Это было трудное время для всех командиров эскадрилий ночных истребителей «бленхейм», поскольку наши товарищи на своих «харрикейнах» и «спитах» вели тяжелые бои с противником в дневном небе над Францией, прикрывая отступление союзнических армий и участвуя в спорадических поединках над восточным побережьем и конвоями. Как только Мак прибыл, в дверях его канцелярии появилась делегация офицерского состава, требующая перевода в эскадрильи дневных истребителей. Его ответом было:

– Если я могу терпеть это, то можете и вы. Придет и наша очередь, так что давайте приложим усилия, чтобы к этому времени эскадрилья действительно была в наилучшей форме.

В течение всех первых месяцев 1940 г. мы продолжали развивать тактику ночного боя, хотя все еще не имели никаких бортовых радаров. Непрерывными тренировками мы улучшили приемы наших «кошачьих глаз»,[46 - Так в Королевских ВВС называли ночной истребитель.] действуя над линиями патрулирования из сигнальных огней и совместно с зенитными прожекторами. Наши патрульные полеты на закате и рассвете из Мартлетсхэма были также усилены из-за вражеских трусливых и бессмысленных бомбежек и пулеметных обстрелов некоторых наших беззащитных прибрежных плавучих маяков. Я возглавлял один из таких рассветных патрулей из двух «бленхеймов», в другом самолете был наш относительно новый пилот по фамилии Сисман. Мы уже патрулировали в течение некоторого времени, когда он прокричал по радиотелефону:

– Самолет слева, приблизительно в восьми километрах!

Передвинув вперед рычаги секторов газа, мы сделали широкий разворот, скользя над гребнями волн, и я также увидел вдали «Юнкерс-88», летящий параллельно нашему прибрежному конвою. Между Сисманом и мною началась гонка, кто первым сможет добраться до врага. Бедные старые «бленхеймы» скрипели каждой заклепкой, поскольку мы дали полный газ. Мой бортстрелок Харрис развернул свою турель и выпустил несколько коротких пробных очередей из пулемета «виккерс», и, когда я также проверил свое вооружение, мог видеть дымные шлейфы за подфюзеляжным пулеметным контейнером Сисмана, так как он делал то же самое. Нам оставалось еще 4 или 5 км, и дистанция постепенно сокращалась, когда «Юнкерс-88», должно быть, увидел нас. Он отвернул, направляясь обратно к побережью Бельгии или Голландии. Его выхлопные патрубки выбрасывали черный дым, словно он работал на угле, и было очевидно, что скоро он уйдет от нас. Сисман и я излили множество проклятий, когда наша попытка перехватить врага оказалась безуспешной. Мы жалели, что были не на «харрикейнах», поскольку тогда конечно же поймали бы его.

В начале апреля 1940 г. эскадрилья получила приказ срочно перебазироваться в Дрэм,[47 - Дрэм — аэродром, расположенный в 26 км восточнее Эдинбурга.] около Эдинбурга, чтобы прикрыть конвои с войсками, идущие в Норвегию. Боевой дух 29-й снова поднялся. Мы чувствовали уверенность в том, что столкнемся с противодействием немецкой авиации. Нам сообщили, что мы должны от заката до рассвета патрулировать в небе над кораблями, идущими в Ферт-оф-Форт[48 - Ферт-оф-Форт — залив на восточном побережье Шотландии, в котором, в местечке Росайт, расположена крупная база британского военно-морского флота.] и обратно. Мы делили аэродром Дрэм с парой истребительных эскадрилий из Вспомогательной авиации,[49 - Вспомогательная авиация была создана в 1924 г., в дополнение к частям британской территориальной армии, и первоначально носила наименование Специального резерва Королевских ВВС. Ее эскадрильи создавались по территориальному принципу и кроме номера получали наименование города или местности, где были сформированы. В мирное время тренировки летного персонала этих эскадрилий проходили по вечерам в будние дни и днем в выходные, и лишь летом проводились лагерные сборы с боевыми стрельбами. К началу Второй мировой войны в составе авиационного Командования метрополии были 18 эскадрилий Вспомогательной авиации: 14 в подчинении Истребительного командования и 4 Командования береговой авиации.] оснащенных «спитфайрами». Они были в деле начиная уже с налета группы «Хейнкелей-111» в октябре 1939 г. и вели жестокие схватки с противником. Так что мы снова почувствовали что-то вроде комплекса неполноценности. Среди этих отличных ребят были великолепные летчики, подобные Расу Берри,[50 - Речь идет о Рональде Берри, который летом осенью 1940 г. в ходе Битвы за Англию сбил семь самолетов и затем в ноябре 1942 г. апреле 1943 г. в боях над Алжиром и Тунисом одержал еще шесть личных побед. Кроме того, на его счету были четыре групповые, шесть вероятных побед и семь уничтоженных на земле самолетов.] ставшему асом и командиром авиакрыла в ходе кампании в Северной Африке.

В мае эскадрилья вернулась в Дебден, где продолжила ночные тренировки, а передовое подразделение снова разместилось в Мартлетсхэме. Тем временем война казалась безнадежной для союзников. Повсюду мы сталкивались с серьезными неудачами, и казалось, 29-я была обречена на то, чтобы не участвовать в боях. Маклеан, вероятно, был разочарован больше, чем кто-либо, поскольку донимал штаб авиагруппы постоянными просьбами послать нас куда-нибудь, откуда мы могли бы добраться до врага. Мак представлял прекрасный пример для всех нас, и, несмотря на многие разочарования, благодаря его поддержке мы продолжали наши ночные тренировки. Мы продолжали развивать тактику, готовясь к тому дню, когда наконец должны будем встретить противника. Многие из наших затей теперь кажутся дурацкими. Мы экспериментировали с ночными групповыми полетами, полагая, что большее число истребителей, которые мы сможем направить против одиночного самолета противника, даст нам лучшие шансы сбить его. Возможно, эта тактика была хороша в дневное время, но она лишалась всякого смысла потому, что мы не имели никаких бортовых радаров. Требовалась по-настоящему прецизионная точность, чтобы лететь ночью в группе с потушенными навигационными огнями, и при этом лишь экипаж ведущего самолета мог визуально заметить врага. Пилот же ведомого самолета должен был постоянно держать в поле зрения своего лидера, и вскоре мы отказались от этой тактики и вернулись к одиночным вылетам на перехват. Тренируя наше ночное зрение, мы вылетали парами, один играл роль цели, второй – истребителя. Цель впереди медленно набирала высоту с включенными огнями, в то время как истребитель пытался визуально ее обнаружить. Затем истребитель прибавлял газу и постепенно приближался, имитируя атаку. Мы называли это «подкрадыванием» и таким образом учились отыскивать в ночном небе другой самолет.

В течение некоторого времени мы слышали о работе наших ученых по созданию бортового радиолокатора, известного как «Al», позволявшего экипажу истребителя засечь цель на дальности в несколько километров по сигналам, которые оператор радара видел на экране электронно-лучевой трубки. Частично работы с первыми образцами велись на «бленхеймах» в Мартлетсхэм-Хед. Во время наших регулярных визитов туда мы заметили самолет, принадлежавший подразделению истребителей-перехватчиков, оснащенный специальными антеннами на передних кромках крыльев и в носовой части фюзеляжа. Однажды и наша эскадрилья в Дебдене получила несколько таких самолетов для испытаний. Инструктаж относительно их оборудования был коротким, в то время как среди нас были единицы, кто хоть что-нибудь знал о нем. На этих самолетах турельные установки были сняты, и наши бортстрелки теперь должны были пройти переподготовку или самостоятельно научиться работать на этих волшебных устройствах, расположенных во внутренностях старого «бленхейма». Первые модели радаров оказались очень ненадежными и имели немного шансов на успех. Обычно после взлета на ночное патрулирование летчик сообщал, что радар непригоден к эксплуатации. Раздавался вздох облегчения, и бортстрелок карабкался вперед, чтобы, сев около пилота, добавить еще одну пару глаз для более успешного обнаружения противника.

В июне 1940 г. эскадрилья одержала первую победу. Это было и счастливое и грустное событие. Пилот «бленхейма» пайлэт-офицер Барнуэлл был сыном одного из разработчиков этого самолета, погибшего несколько лет назад в авиакатастрофе. В тот раз Барнуэлл действовал из Мартлетсхэма и по тревоге взлетел навстречу вражеским самолетам, приближавшимся к Ипсуичу. Спустя несколько минут мы услышали в воздухе пулеметные очереди и увидели горящий самолет, который упал недалеко от аэродрома. Так Барнуэлл записал на счет эскадрильи первый сбитый вражеский самолет – «Хейнкель-111».[51 - В ночь с 18 на 19 июня 1940 г. около сорока «Хейнкелей-111» из 4-й бомбардировочной эскадры атаковали цели в районе Саутенд Ипсуич Кембридж. В отражении этих налетов вместе с истребителями еще пяти эскадрилий участвовали и «бленхеймы» 29-й эскадрильи Королевских ВВС. Около 23.00 над г. Филикстоу пайлэт-офицер Келлс обнаружил три бомбардировщика. Немного позднее он сообщил о вероятном уничтожении одного «хейнкеля». Около полуночи о сбитом самолете доложил пайлэт-офицер Хемфри. Затем в 00.25 с аэродрома Мартлетсхэм-Хед взлетел пайлэт-офицер Барнуэлл (Barnwell), который через несколько минут сбил один немецкий самолет. Всего в ту ночь пилоты из 19, 23, 29, 66, 74 и 605-й эскадрилий заявили о семи сбитых самолетах «Хейнкель-111» и трех вероятных победах, но фактически немецкая сторона потеряла только пять самолетов.] Вскоре мы услышали в небе звуки следующего боя и заметили еще один горящий самолет. Джон не вернулся, и мы узнали, что его сбили в бою со вторым противником и он упал в море недалеко от берега. И пилот, и его бортстрелок погибли. Эскадрилья потеряла одного из наиболее популярных в тот момент своих членов. Барнуэлл вылетел на самолете, который не был оснащен радаром. Найти противника ему помогли исключительно прожектора и зенитная артиллерия, и, хотя он заплатил чрезвычайную цену, он доказал всем нам, что наши, казалось, бесцельные ночные тренировки «кошачьих глаз» не прошли даром.

Глава 6

В конце июня эскадрилья из Дебдена была направлена в Дигби,[52 - Дигби — аэродром, расположенный западнее г. Бостона.] в Линкольшире. Это был тяжелый удар. Казалось, что штаб намеревался держать нашу эскадрилью настолько далеко от врага, насколько это возможно. Большинство эскадрилий дневных истребителей были полностью обескровлены в боях над Францией и во время эвакуации наших войск из Дюнкерка. Одна или две из ночных истребительных эскадрилий регулярно одерживали победы над южным побережьем и около Лондона, но только не мы. Однако на новой базе мы скоро успокоились, наш дух поддерживал Мак и его недавно прибывший адъютант, наш «отец-исповедник», Сэмми Френс. Он был пилотом Первой мировой войны, и, подобно многим мужчинам своего поколения, бросил гражданскую работу, чтобы второй раз пойти на войну.