Кремль 2222. Царицыно

Мы оказались в широком коридоре с голыми, выкрашенными в оранжевый цвет, стенами.

– Небогато живёте, – сказал я, оглядев эту неброскую «красоту».

– Самое интересное впереди, – пообещал Сергеев.

Он провёл меня к грузовому лифту, способному вместить трактор «Кировец».

– А лифт зачем? – удивился я. – Этаж-то всего один.

– Это он один на поверхности. Наше заведение лишнего внимания не любит. Всё, что надо, находится под землёй.

Створки закрылись, чтобы распахнуться примерно через полминуты.

– Однако глубоко, – присвистнул я.

– Интересы безопасности, – сказал Сергеев. – Но не расстраивайтесь, для вас будут созданы вполне комфортные условия. Прежде никто не жаловался.

Для проживания мне выделили комнату, похожую на гостиничный номер отеля средней руки: небольшой коридорчик с платяными шкафами, по левую руку – санузел с унитазом и душевой кабиной.

В жилой комнате большая кровать, застеленная бордового цвета покрывалом, плоский телевизор, прикреплённый к стене, холодильник, журнальный столик с двумя мягкими стульями. Имелись даже занавески. Раздвинув их, я увидел фальшь-окно. В принципе, логично. Ничего другого в этом подземном отеле ожидать нельзя.

На столике кнопочный стационарный телефон, почти раритет по нашим временам высоких технологий.

Уловив мой взгляд, Сергеев пояснил:

– Связь только внутренняя, в город не выйти. Вы голодны?

Прислушавшись к внутренним ощущениям, я кивнул.

– Можете заказать обед по телефону. Меню на журнальном столике. Готовят тут, кстати, вполне прилично. И да, не стесняйтесь, заказывайте всё, что найдёте. Всё оплачено. А я, с вашего позволения, оставлю вас. Дела.

Он удалился, оставив меня размышлять на тему моего будущего. В виду целого ряда соображений, оно представлялось слишком туманным. Но уж лучше здесь, чем чалиться на металлической шконке, поглядывая на белый свет через решётку и ожидая в любой момент затычки под ребро.

Глава 4

Прозрачный стеклянный колпак с тихим жужжанием опустился надо мной, отрезая от внешнего мира, и наводя на нехорошие ассоциации. Что там у Пушкина в «Сказке о мёртвой царевне и семи богатырях»? «Ветер, ветер! Ты могуч, ты гоняешь стаи туч…». Не то! «Не видать ничьих следов вкруг того пустого места; в том гробу твоя невеста» – вот, это уже ближе к текущей ситуации! Аж мороз по коже.

В сказке всё хеппи-эндом закончилось. Но мы-то не в сказке живём.

Всё, хватит ныть! Терпи, казак!

В бедро что-то кольнуло – это инъектор впрыснул дозу релаксанта. Ещё немного и я усну. Эта лекарственная дрянь действует быстро, практически моментально. Бац и всё! Словно обухом по башке.

Свинцовые веки сомкнулись. Я заснул…

И сразу же открыл глаза, чуть не вскрикнув от миллионов невидимых иголок, пронзивших всё тело. Холодно, просто до безумия холодно. Почему никто не говорил, что это настолько мучительно? Предупреждали, что пробуждение – не самое приятное, но не настолько же!

Я выплюнул изо рта трубку, по которой меня пичкали поддерживающей жизнеспособность химией. Предполагалось, что сейчас колпак откинется, и на меня уставится группа учёных с пытливыми взорами. Колпак и впрямь поднялся, только при этом его трясло как припадочного. Я даже принялся переживать, что сейчас всё заклинит. Механизм в разнос пошёл что ли? Непорядок, ребята! За оборудованием надо следить. Тем более за медицинским.

Сразу включился свет, но какой-то слабый и тусклый. Будто не лампочки горели, а допотопная лучина.

А что самое паршивое – никого, ни единого лица в пределах видимости. Что за хрень? Мы так не договаривались.

Самостоятельно выбраться из капсулы – дело непростое. Тело отказывалось слушаться, я прилагал чудовищные усилия, чтобы хоть как-то взять под контроль разом одеревеневшие руки и ноги. В итоге мне это удалось. Я перевесился над краем капсулы и, потеряв равновесие, сверзился вниз аккурат на холодный кафельный пол, едва не разбившись.

Перевернувшись на бок, застонал. Ну где же вы, люди? Должна ведь быть хоть одна живая душа поблизости! Ну не могло моё пробуждение остаться незамеченным, на мне ведь датчиков висело больше чем блох на Барбоске. Они уже всему свету раструбили, что вот он, Игорь Долганов, очухался и жаждет тесного общения, тёплого одеяла и горячего кофе с круасаном.

При мысли о еде меня затошнило. Изо рта потекла непонятная жидкость жёлто-зелёного цвета. Наверное, та гадость, которой я через трубку наглотался.

Опустошив желудок, вытер рукой ставшую липкой физиономию, попытался встать на ноги. Меня качало как тополя на ветру. Такое ощущение, будто разом покинули все силы, а вестибулярный аппарат передал пламенный привет и отключился.

Дело мастера боится, особенно упёртого. Я всё же приподнялся во весь не слишком богатырский рост.

Странно, очень странно. Лаборатория выглядела непривычно, уж больно велик контраст по сравнению с тем, каким мне она запомнилась в тот момент, когда меня укладывали в «люльку». Неужели за год произошло столько разительных изменений? И ведь не игра тусклого света, зуб даю. Словно лабораторию забросили, причём давным-давно.

А ещё воздух. Он тоже странный и непривычный, спёртый. Ещё и кондиционеры накрылись? Сергеев рассказывал о том, что здесь полностью автономная замкнутая система. Хвастался, что построено на века и практически неуязвимо извне.

Но, блин, где же народ? Мне что, ходить по всем коридорам как герой Семёна Фарады в «Чародеях» и кричать: «Здесь прошли люди»?

Тут до меня дошло, что я такой умный и почему-то голый. То есть то, что голый, понятно: меня нагишом в анабиозную капсулу укладывали. Но продолжать хождение в костюме Адама не есть комильфо. Вдруг, распахнётся дверь и войдёт женщина. Какая? Да любая!

Я не ханжа, однако даже гусарам знакомо чувство неловкости. И холодно здесь. Мало того, что после анабиоза трясучка бьёт, так и в самом помещении отнюдь не пляжные условия.

Я принялся искать одежду, памятуя, что тут были вакуумные шкафчики, в которых держали рабочую одежду для персонала. Открывались шкафчики простым нажатием кнопки (слава богу, никаких кодов, шифров или сканирования сетчатки). Содержимое первого меня разочаровало – роба (если быть точнее – комбинезон), которая предназначалась для женщины или для совсем уж мелкого мужчины), подходящий размерчик нашёлся только в четвёртом.

Я поставил мировой рекорд по одеванию. Ещё бы при таком холоде! Обувь, к счастью, тоже подошла – добротные ботинки с высокой шнуровкой и толстой подошвой, неудержимо смахивающие на армейские берцы.

Обувшись и одевшись, я снова ощутил себя человеком, пусть и не с большой буквы. Ну, коль гора не идёт к Магомету (то бишь, дежурный коллектив учёных ко мне), отправлюсь на поиски. Пора разобраться, что тут такое происходит, гром их раздери!

Но сначала маленький тайм-аут. Требовалось время, чтобы прийти в себя. Я ожидал гораздо худшего самочувствия, год в анабиозе не должен пройти даром, вон космонавтам после невесомости приходится долго восстанавливаться, но в моём случае процесс «оживления» шёл ураганным темпом. Будто кто-то вливал в меня огромные порции энергии. Захотелось отжаться или повисеть на турнике. Наверное, организм соскучился по физической нагрузке, решил для себя я и успокоился. Не тот случай, когда нужно бить тревогу.

Прислушался к желудку: вроде тошнило недавно, и сами мысли о еде вызывали рвотные позывы, однако всё изменилось: теперь я входил в состояние голодного духа, готов сожрать быка за один присест. Только кто ж мне его даст? Провизии в лабораторном помещении не наблюдалось. Отсюда возвращаемся к элементарному выводу: надо искать хомосапиенсов, то есть себе подобных. Где они, там пища.

Проблема нарисовалась практически сразу: автоматика дверей категорически отказывалась срабатывать, хотя я в отчаянии истыкал все кнопки. Попытка связаться хоть с кем-то при помощи коммуникатора (он был вмонтирован в панель у злополучных дверей) тоже оказалась бесплодной. В отчаянии я стал орать и колотить по стенам. Ноль внимания, фунт презрения. В мозгу забрезжило нехорошее предчувствие, что меня забыли.

– Замуровали, демоны, – в сердцах сказал я и сплюнул.

Чистота пола и эстетичность волновали меня меньше всего.

Клаустрофобию за собой не наблюдал, но сидение в тесном замкнутом пространстве, да ещё и при столь скудном освещении, нравилось мне всё меньше и меньше.

– Ладно, пеняйте на себя, – громко сказал я, рассчитывая, что мои рассуждения вслух записываются, и если что, всегда можно сослаться на то, что предупреждал. – Если автоматика накрылась известным местом, прибегну к иному способу. Можете назвать его варварским. Кто не спрятался – я не виноват.

Я поднял табурет-вертушку, прикинул его на вес. Тяжёленький. Как раз для моих целей.

Приняв картинную позу (ноги широко расставлены, на лице суровое выражение решительности, в руках табурет), громко и отчётливо произнёс:

– Считаю до десяти. Если двери не откроются, буду вынужден применить грубую силу. Итак, десять!