Круг жизни

– Похоже, сотрясение все-таки было: иначе как объяснить тот бред, что она несла.

Артур даже не попытался уточнить, что именно говорила Тана, лишь заметил:

– Надо бы ей пройти полное обследование.

Накануне отъезда в Новую Англию Джин заикнулась об этом, но Тана наотрез отказалась и спокойно собрала вещи.

Утром, как всегда, она вышла к завтраку. Лицо ее было усталым и бледным, но когда мать поставила перед ней стакан апельсинового сока, Тана улыбнулась – впервые за последние две недели, – и Джин едва не расплакалась от радости. Со дня аварии их дом походил на могильный склеп: ни голосов, ни музыки, ни смеха, ни телефонных звонков. Мертвая тишина, и потухшие глаза Таны.

– Я так переживаю за тебя, доченька.

При этих словах глаза девушки наполнились слезами, и она кивнула, не в силах произнести ни слова: их просто не осталось – ни для кого. Ей казалось, что жизнь кончена. Никогда ни одному мужчине не позволит она дотронуться до нее – это она знала наверняка. Никто никогда больше не сделает ей больно. И речь не только о боли физической. Гораздо страшнее боль от равнодушия самого близкого человека. Мать не допустила даже мысли, что нечто подобное могло произойти.

– Ты считаешь себя достаточно здоровой, чтобы поехать в лагерь?

Тана много думала об этом: можно, конечно, до конца жизни прятаться от людей, ощущая себя изгоем, жертвой насилия, которую сломали, раздавили и выбросили на свалку, – а можно гордо поднять голову, трезво взглянуть на ситуацию и вернуться к жизни. Тана выбрала последнее.

– Я в полном порядке.

Джин как-то не верилось: слишком уж спокойной, собранной, повзрослевшей выглядела дочь, как если бы травма головы положила конец ее юности. А может, испуг? Во всяком случае, столь разительных перемен за такое короткое время Джин еще не приходилось наблюдать. Артур уверял ее, что с Билли все в порядке, он ведет себя как послушный сын, но она знала, что ко времени отъезда он уже принялся за старое: алкоголь и гулянки.

– Тана, солнышко, если почувствуешь, что тебе там нехорошо, сразу же возвращайся домой. До начала занятий в колледже надо обязательно подлечиться.

– Ничего этого не потребуется, – заверила ее дочь, надевая на плечо ремень дорожной сумки.

Как и в предыдущие два года, до места ей предстояло добираться на автобусе. Работать летом в лагере ей нравилось, однако на сей раз все было иначе. Коллеги заметили, что Тана Робертс очень изменилась: стала молчаливой, замкнутой, неулыбчивой, общалась только с детьми, а с персоналом лагеря – лишь по необходимости. Все, кто знал ее раньше, с грустью отметили эту перемену. «Видимо, что-то случилось дома», – гадали одни. «Может, заболела?» – предполагали другие. Никто не знал истинной причины.

По окончании последней смены Тана вернулась домой. В этот сезон она не завела новых друзей, даже у детей она особой популярностью не пользовалась.

Тана пробыла дома всего два дня, по-прежнему избегая старых друзей, уложила вещи и с чувством глубокого облегчения села в поезд. Ей вдруг так захотелось оказаться далеко-далеко от дома, Артура, Джин, Билли, школьных подруг. Той беззаботной девчонки, которая окончила школу три месяца назад, больше не существовало. Она стала другой: с горечью в сердце и с рубцами на душе.

По мере того как поезд уносился на юг, Тана начала понемногу возвращаться к жизни, отдаляясь от лжи и лицемерия, интриг и предательства. После случившегося все, кто раньше был ей дорог и составлял ее окружение, больше не существовали для нее. Пусть никому, кроме Джин, она ничего не сказала, но если уж собственная мать не поверила, то не захотят поверить и другие. Она бы с радостью больше никогда не возвращалась домой. Тана помнила последние слова матери: «Ты ведь приедешь на День благодарения, правда?» Ей показалось, что Джин боится смотреть ей в глаза: такая боль из них рвалась, которую мать излечить не в силах. Тана не хотела приезжать ни на День благодарения, ни после: бежать, бежать как можно дальше от их мелочной, мещанской жизни, лицемерия, от этих варваров – Билли и его друзей, от Артура, столько лет эксплуатировавшего ее мать, обманывавшего жену, – и никогда не возвращаться… никогда. Тана больше не могла это выносить.

Ей так хорошо думалось под стук колес, что стало грустно, когда поезд остановился в Йоло. Колледж Грин-Хиллс находился в двух милях от станции, и за ней прислали старенький громыхающий фургончик с седовласым водителем-негром. Он приветствовал ее широкой белозубой улыбкой, но Тана отнеслась к нему настороженно.

– Вы, наверное, долго ехали, мисс? – помогая ей укладывать в кузов сумки, спросил старик.

– Тринадцать часов.

За всю короткую дорогу до колледжа она не произнесла ни слова, пребывая в готовности выскочить из кабины и закричать, если машина остановится. Водитель уловил ее настроение и больше не предпринимал попыток завязать дружеский разговор.

Наконец они прибыли на место, и Тана приветливо улыбнулась:

– Спасибо, что подвезли.

– Пожалуйста, мисс, в любое время к вашим услугам – просто зайдите в офис и спросите Сэма. Отвезу куда захотите и все покажу. – Он усмехнулся и добавил с характерным южным акцентом: – Правда, здесь не так уж много достопримечательностей.

С самого момента приезда Тана не переставала любоваться здешней природой: высокие величавые деревья, яркие клумбы, свежая зеленая трава, настоянный на аромате цветов воздух. Хотелось идти и идти, не останавливаясь по этой траве, дышать этим душистым воздухом. Колледж произвел на нее такое впечатление, что она замерла на месте со счастливой улыбкой на лице: именно таким он и рисовался ее воображению. Еще прошлой зимой она собиралась приехать сюда, но не получилось и пришлось ограничиться описанием в рекламном буклете. В академическом отношении это было одно из лучших учебных заведений страны, но Тану привлекло не только это, но и окружавшие его легенды и закрепившаяся за ним репутация классического колледжа старого толка. Даже аура старомодности не отталкивала, а скорее притягивала. И теперь, глядя на симпатичные, прекрасно сохранившиеся старинные здания с высокими колоннами и красивыми балкончиками, выходившими на небольшое озеро, девушка испытывала такое чувство, что наконец-то оказалась дома.

Тана отметилась в приемной, заполнила какие-то формы, вписала свое имя в длинный список абитуриенток, выяснила, где будет жить, и в скором времени Сэм погрузил ее вещи на видавшую виды двухколесную тележку. Тане показалось, что она совершает путешествие в прошлое, и впервые за последние месяцы ей стало легко и спокойно. Здесь не будет Джин, а значит, не придется постоянно объяснять причину плохого настроения или рассказывать, что у тебя на душе, здесь никто не будет напоминать о ненавистных Дарнингах. Здесь по крайней мере ей не придется испытывать страх: колледж женский, так что никаких танцевальных вечеров или футбольных матчей. Когда она подавала сюда документы, общественная жизнь колледжа привлекала, но теперь нет. В последние три месяца ее не влечет абсолютно ни к чему.

Шагая рядом с тележкой, она взглянула на Сэма и улыбнулась.

– Далеко вы заехали, мисс, – проговорил старый негр, широко улыбнувшись в ответ.

– Да, но зато здесь так красиво!

Она жестом указала на озеро, повернулась к белым зданиям, раскинувшимся веером. Когда-то это было богатое поместье. После реконструкции и модернизации оно обрело современный вид и содержалось в идеальном порядке.

– А знаете, мисс, раньше здесь жили плантаторы, и среди рабов был мой дед.

Сэм рассказывал свою историю сотням девушек, приезжавших сюда каждый год. Ему нравилось видеть их распахнутые от удивления глаза. Он взглянул на новенькую, шагавшую рядом: какая красавица! Ну прямо голливудская кинозвезда: стройная высокая блондинка с немыслимыми зелеными глазами. Единственное, что смущало старика, это замкнутость девушки, скованность. Она явно чего-то боялась или из-за чего-то переживала.

– Вы бывали здесь раньше, мисс?

Тана как завороженная смотрела на здание, перед которым остановилась тележка, поэтому только покачала головой.

– Это и есть Жасминовый дом, одно из самых красивых наших зданий. Сегодня я уже проводил сюда нескольких девушек. Вообще-то вас здесь будет не меньше двух дюжин. В каждом здании своя наставница, так что по всем вопросам обращайтесь к ней.

Старик рассмеялся и Тана невольно улыбнулась, помогая ему выгружать сумки. Потом он повел ее внутрь.

Оказавшись в великолепно обставленной гостиной со старинной мебелью, девушка на миг оробела. Несмотря на уют и домашнюю атмосферу, все здесь прямо-таки было так презентабельно и чинно, на всем ощущался некий налет аристократизма, что, казалось, сюда можно входить не иначе как в вечернем туалете и перчатках. Тана невольно взглянула на свою помятую клетчатую юбку, на запыленные мокасины и гольфы и смутилась еще больше. В этот момент в комнату вошла женщина в строгом сером костюме, с седыми буклями и голубыми глазами в окружении лучиков морщин. Это была их наставница Джулия Джонс, занимающая эту должность свыше двадцати лет. Единственным украшением дамы была нитка жемчуга, видневшаяся из-под жакета. Тане она напомнила этакую добрую тетушку.

– Добро пожаловать в Жасминовый дом! Я мисс Джулия Джонс, ваша наставница. Из двенадцати домов кампуса наш самый лучший.

Дама говорила мягким голосом, на южный манер чопорно растягивая слова, и Тана, слушая ее, с радостью ощущала, что попала в совершенно другой мир, такой непохожий на прежний, привычный.

Джулия лучезарно улыбнулась девушке и предложила выпить чаю, а Сэм понес ее вещи на второй этаж. Тана присела на кушетку, взяла предложенную ей разрисованную чашку с серебряной ложечкой и, посмотрев в окно на озеро, подумала о превратностях жизни. Вот она сидит – вдали от Нью-Йорка, ото всех, кого знала раньше, – пьет чай и разговаривает с обаятельной дамой, а всего три месяца назад ей казалось, что жизнь кончена.

– … как вы полагаете, милая? – ворвался в мысли Таны мягкий голос.

Она растерянно уставилась на мисс Джонс и сдержанно кивнула, сказав наугад:

– Да, конечно… Полностью с вами согласна…

Больше всего ей хотелось сейчас уйти в свою комнату. Слишком много всего для одного дня…

Завершив наконец ритуал чаепития, они поставили чашки на поднос, и Тана чуть не рассмеялась, вдруг подумав о том, сколько чаю пришлось выпить бедной женщине в этот день. А мисс Джонс, будто угадав желание Таны, как ни в чем не бывало поднялась и по витой лестнице повела ее показать назначенную ей комнату. Миновав два изящных пролета, они оказались в длинном коридоре с оклеенными тиснеными обоями в цветочек и увешанными фотографиями выпускниц колледжа стенами. Наставница открыла дверь в самом конце коридора, и они вошли в светлую комнату с бледно-розовыми стенами и занавесками из набивного ситца. Тана окинула взглядом обстановку: две узкие кровати, два старинных шкафа и два кресла; в углу – маленькая раковина. Все просто, но очень мило и уютно.

Наставница, ревниво наблюдавшая за выражением лица Таны, осталась удовлетворена, когда та повернулась к ней с довольной улыбкой:

– Мне очень нравится.

– В Жасминовом доме все комнаты такие, – с гордостью произнесла мисс Джонс и немного погодя оставила Тану устраиваться.

Девушка села и уставилась на свои сумки, не имея ни малейшего желания распаковывать вещи. Она уже хотела было прилечь, когда раздался стук в дверь и на пороге появился старый негр с двумя чемоданами. Взглянув на нее с каким-то непонятным выражением лица, Сэм пожал плечами и произнес:

– Сдается мне, такого у нас еще не бывало.