Связной из Багдада

Где еще? Конечно, крупные американские города. Ясно, что такой террористический акт будет настоящим потрясением основ, если он произойдет в Нью-Йорке, Вашингтоне, Бостоне или Лос-Анджелесе. Последний город можно исключить. Он размазан по огромной территории – в нем террористический акт не будет столь эффективен. Господи, какие страшные мысли приходят в голову! Именно поэтому он исключил и российские города. Как акт устрашения ядерный взрыв там, конечно, возможен, но все знают, что после Беслана ничем более страшным людей уже не испугаешь и не удивишь. Можно вызвать лишь обратную реакцию – начнутся массовые погромы.

Дронго поставил вопрос у северной линии и написал лишь одно слово «Москва». Затем добавил «Нью-Йорк» и «Вашингтон». Бостон можно убрать. Во время событий одиннадцатого сентября оттуда, кажется, вылетели два самолета, захваченные террористами, но это вотчина демократов, которые так решительно критикуют республиканцев. Если зачеркнуть Бостон, останутся три крупных американских города. И не исключено, что Израиль. Сектор Газа. Или Хеврон. Возможно, Тель-Авив, но, конечно, не Иерусалим, в котором происходит так много террористических актов. На такое никто не решится. В Иерусалиме находятся святыни сразу трех религий, и устроить там нечто подобное – значит восстановить против себя одновременно верующих всего мира: христиан, мусульман, иудеев. Надо быть абсолютным безумцем, чтобы пойти на такое. Хотя разве можно считать террористов нормальными людьми? Они все немного безумны. Или очень много – это вечно спорный вопрос.

Остается Европа. Испанию можно убрать, после трагических событий в Мадриде она вывела свои войска. Париж и Берлин исключаются сразу, французы и немцы всегда призывают к диалогу с мусульманской цивилизацией и были против вторжения войск коалиции в Ирак. Эти государства вообще демонстрируют всему миру пример подлинной толерантности, принимая миллионы людей другой веры, открывая свое общество для иных идей. Дронго вспомнил, как ему рассказывали историю бывшего канцлера Германии Гельмута Коля, сын которого полюбил турецкую девушку. По строгим канонам, существующим в турецкой семье, отец жениха обязан просить разрешения на брак у отца невесты. И тогда канцлер Коль, один из самых известных в мире политиков, лидер крупнейшей страны Европы, прилетел в Турцию, чтобы просить руки девушки для своего сына. Не все способны на такой символический жест. А немцам в этом отношении еще труднее, у них был такой опыт нетерпимости во времена фашистского режима. Может, поэтому их бывший канцлер Брандт встал на колени перед погибшими узниками концлагерей в Польше, а нынешний канцлер Шредер решил усыновить ребенка из детского дома Санкт-Петербурга? Среди крупных городов в Европе выделяются два – Лондон, как главный союзник американцев в Европе, и… Рим. Разумеется, Рим, поддержавший вторжение американцев в Ирак. Дронго чуть не задохнулся от волнения. Конечно, Рим находится достаточно далеко от места, где живет его семья, но если это случится, никто не сможет гарантировать безопасность ни Джил, ни его детям.

Итак, в особой опасности пять городов. Два – в Америке, один – в Великобритании, по одному – в Италии и России. Рим может прельщать террористов еще и потому, что там резиденция папы римского, и потому, что сам Вечный город – символ западной цивилизации. Пять городов и вся территория Израиля – основные объекты для возможного террористического акта, при котором террористы не станут предъявлять никаких требований, постаравшись провести свой мегатеракт как можно быстрее.

Дронго покосился на дремавшего Пьеро. А если он ошибается? Вдруг террористы готовятся совершить свое злодеяние, например, в Ташкенте, где уже было столько взрывов, или в Душанбе, где однажды победили правительственные войска, изгнав оттуда оппозицию? Нет, нет и нет! В Душанбе уже вернулись представители оппозиции, а в Ташкенте непримиримые рассчитывают на местное население, среди которых есть их приверженцы. Они не пойдут на такой бесчеловечный поступок. Нужно очень ненавидеть цивилизацию и тот город, в котором они вознамерились это сделать. Стоп. А ведь он знает город, который может ненавидеть Ахмед Парвиз. Это Чикаго. В нем погибла его жена. Так что в список можно внести и Чикаго. Хотя те, кто финансировал задуманную операцию, разумеется, менее всего думали о чувствах ученого. Но все-таки интересно, где похоронена его жена? Нужно узнать это как можно быстрее. Дронго осторожно дотронулся до своего напарника, и тот сразу открыл глаза.

– Вы не знаете, где похоронена супруга Ахмеда Парвиза? – спросил Дронго.

– Какого Парвиза? – не понял Пьеро.

– Того самого пакистанского ученого?

– Моя задача помогать вам и устранять причины, мешающие вашему расследованию, – напомнил напарник, – а все остальное мне знать не нужно.

– Ясно. У вас удобная позиция.

– Очень. Так спокойнее. Вы еще хотите что-нибудь спросить?

– Спасибо. Пойду поищу телефон. В самолетах «Люфтганзы» обычно устанавливают телефоны, с которых можно поговорить по кредитной карточке. Вы не знаете, здесь есть такой телефон?

– Понятия не имею, – попытался закрыть глаза Пьеро.

– Подождите, – снова остановил его Дронго, – как мне вас называть? Профессором слишком претенциозно, хотя внешне вы больше похожи на Пьеро.

– У меня документы на имя Николая Ивановича Дубова, – сообщил Пьеро, – но можете меня называть, как вам нравится.

Этот профессиональный убийца имел уравновешенный, спокойный характер. Казалось, его невозможно обидеть или вывести из себя. Впрочем, почему казалось? Все, кто пытался ему помешать, давно находятся на небесах. Может, поэтому он такой уверенный в себе и незлобивый?

Дронго вызвал стюардессу.

– У вас в салоне есть телефон? – спросил он.

– Нет, – удивилась она. – У нас не разрешено звонить по телефону из самолета.

– Извините. – Дронго написал слово «Чикаго» и поставил рядом с ним вопрос.

Затем снова посмотрел на свою схему. Если все правильно, то террористы должны были продумать, каким образом вывезти эти отходы из Казахстана. Через южную границу, рискуя нарваться на несколько пограничных постов? Чтобы попасть в руки американцев, находящихся в Афганистане? Нет, это самый худший вариант. Тогда получается, что они воспользовались либо железной дорогой, либо самолетом. В первом случае Москва – наиболее реальный объект. Во втором – груз могли отправить в Европу. До Америки оттуда далековато, и вряд ли самолет мог лететь туда без посадки в промежуточных аэропортах. Впрочем, сейчас возможна любая невозможная вещь. В таком сумасшедшем мире мы живем. Кто мог представить, что двадцать первый век начнется одиннадцатого сентября падением двух башен Всемирного торгового центра, а потом будут война в Афганистане, непрекращающаяся бойня в Ираке, многочисленные террористические акты в Израиле и России, трагедия в Мадриде и, наконец, Беслан? Не слишком ли много всего лишь для четырех лет нового века?

Самолет наконец пошел на посадку, и через двадцать минут они уже выходили из лайнера. После обретения независимости многие города, области и страны поменяли названия, сделав их труднопроизносимыми, словно устраивая некий конкурс на самое нелепое название. Именно поэтому Таллин стали писать с двумя «н», Башкирия превратилась в Башкортостан, а прежний город Алма-Ата стал Алматы. Хотя можно привести и другие примеры. Столицей Киргизии долгое время был город Фрунзе. Учитывая, что киргизы не выговаривали букву «Ф», столицу собственного государства они произносили как «Прунзе». Таких примеров грамматического идиотизма можно припомнить сколько угодно. Совершенно понятно, что любая страна имеет право давать любые названия своим городам и областям, а другая – произносить их в соответствии с лексическими нормами своего языка. Так, например, привычные для русского языка Китай, Венгрия или Эквадор сами китайцы, венгры и эквадорцы произносят как Чайна, Хунгария, Эукадор.

В аэропорту их ждали. Двое мужчин пожали руку Дронго и проводили его в приготовленную для встречи комнату. Очевидно, эти двое знали, что его напарник всего лишь исполнитель, и поэтому его туда не пригласили. Один мужчина с характерной восточной внешностью представился как Кенжетаев Савутжан Шарипович, другой назвался Решетиловым Юрием Васильевичем. Обоим было лет по пятьдесят. Оба так испытывающе смотрели на Дронго, словно решали, можно ли ему доверить столь серьезную миссию.

На стол поставили чай. Встречающие мужчины молчали, очевидно, ожидая кого-то третьего. Дронго решил не задавать лишних вопросов.

– Вам уже рассказали о том, что у нас случилось? – спросил наконец Кенжетаев.

– Да, – коротко ответил Дронго. – А вы случайно не знаете, где похоронена супруга Ахмеда Парвиза?

– Этого пакистанского ученого? – уточнил генерал Решетилов.

– Он похоронил ее в Чикаго или привез тело на родину?

Решетилов удивленно посмотрел на своего коллегу. Кенжетаев пожал плечами. Этот вопрос оба генерала себе не задавали. Он их просто не интересовал.

– Узнаем, – буркнул Кенжетаев. – Сейчас придет руководитель специальной группы.

– Как вообще могло произойти такое, что кто-то залез в этот могильник? – задал новый вопрос Дронго.

На этот раз Кенжетаев посмотрел на своего российского коллегу, предоставляя право ответить ему.

– Состояние бардака, которое длится вот уже пятнадцать лет, – в сердцах произнес Решетилов.

– Мы даже не предполагали, что там кто-то может появиться, – добавил Кенжетаев. – Нам казалось, что эти отходы надежно погребены на большой глубине. Кто в нашей стране мог об этом помнить? У нас ведь нет ядерного оружия. Там был обычный пост внутренних войск. Мы даже собирались убрать его оттуда.

– Каким же образом террористы проникли в хранилище?

– Они использовали запасной вход. Можете себе представить, каким старым было это захоронение? Запасной вход в него даже не охранялся. В общем, это стало полной неожиданностью для всех нас, – развел руками Кенжетаев.

– Только не для террористов, – напомнил Дронго. – Уже известно, кто снабдил их информацией?

Кенжетаев опять посмотрел на Решетилова.

– Проверяем, – недовольно буркнул тот.

Дверь открылась, и в комнату вошел красавец мужчина, на вид лет тридцати пяти – сорока. С первого взгляда было ясно, что в нем перемешано множество кровей – серые глаза, высокий рост, восточные скулы… В руках он держал папку.

– Извините, – негромко произнес вошедший, – у нас все готово.

– Хорошо, – кивнул Кенжетаев. По-русски он говорил без акцента, очевидно, в молодости учился в известном московском краснознаменном институте, где готовили разведчиков. – Это наш сотрудник, – пояснил он Дронго, – подполковник Мукан Бадыров. Он руководит оперативной группой, которая занимается этим делом.

Бадыров кивнул гостю. Дронго он понравился. Сдержанный, воспитанный, наблюдательный. Дронго обратил внимание, как подполковник вошел, как мгновенно огляделся и выбрал место, откуда хорошо мог видеть всех присутствующих.

– Здравствуйте, – сказал ему Дронго, – у меня к вам сразу есть вопрос. Вы не знаете, где похоронена супруга Ахмеда Парвиза?

– Мы тоже этим интересовались, – ответил Бадыров, и Дронго понял, что этому серьезному человеку можно доверять. – Нам показалось, что он может ненавидеть Чикаго до такой степени, что попробует переправить груз именно туда. Но он похоронил жену именно там, в Чикаго, мы проверили.

– Спасибо, – кивнул Дронго, – мне нужно было это знать.

Кенжетаев и Решетилов переглянулись. Генералам не понравилось, что у них не было ответа на вопрос, который им задал этот эксперт. Поэтому им одинаково пришлась не по душе и осведомленность подполковника. А еще больше – сам этот непонятный эксперт, который начал с того, что поставил их в неловкое положение. Люди не любят, когда им задают вопросы, на которые у них нет ответов.

– Понимаете, что произошло, – Кенжетаев решил, что нужно сразу показать, кто здесь главный, – никто не мог даже подумать, что это хранилище, этот, если хотите, – могильник, принесет нам столько неприятностей. Теперь мы пытаемся вычислить, куда могли вывезти отходы. И судя по заболевшим, их транспортируют, не считаясь с жертвами…

Он опять выразительно посмотрел на своего коллегу, словно нуждался в его поддержке.

Тот согласно кивнул.