Заблудшая душа

– Вы правда писатель?

– В некотором роде, – неохотно ответил Корсак.

Пожилая дама, тоже уже немного захмелевшая от водки (а она пила водку, как и Глеб), пару секунд помолчала, а потом негромко продекламировала:

Пред сторожем в полночь рядами могил
Погост распростерся в молчанье,
И месяц на плитах холодных застыл
В холодном и чистом сиянье.
Но вот под крестом оживает мертвец…

– Не надо, – прервал ее Глеб, поморщившись.

Пожилая дама замолчала и посмотрела на него с легким удивлением.

– Вы не любите немецкую литературу?

– Я не люблю Гете.

– Надо же, – удивилась она. – А ваш дядя его обожал. Выходит, он не имел на вас литературного влияния?

– Знаете, – неохотно произнес Глеб, – мы с ним много лет не общались.

– Много?

– Да. Двадцать пять лет. Лишь изредка перезванивались.

На лице пожилой дамы появилось удивление.

– Надо же. Четверть века! Но ведь вы еще так молоды.

– Это только кажется, – усмехнулся Глеб. – На самом деле я почти старик.

– Не наговаривайте на себя. Сколько вам? Тридцать пять? Тридцать восемь?

– Скоро сорок два.

– Для мужчины это не возраст.

– Для некоторых женщин – тоже. Некоторые женщины и в семьдесят лет вполне привлекательны.

Старуха фыркнула:

– Это точно не обо мне. Но спасибо за изящный комплимент.

– Простите, мне надо выйти покурить.

На улице похолодало. Северный ветер шелестел ветвями, покрытыми молодой, недавно пробившейся листвой.

– Не помешаю? – услышал Глеб чей-то негромкий хрипловатый голос.

Он обернулся и увидел седовласого джентльмена в алюминиевых очках и с сигаретой в руке.

– Не помешаете, – сказал Глеб.

Мужчина встал рядом и закурил.

– Скверная привычка, – сказал он, глядя на тлеющий кончик сигареты. – Когда-нибудь она загонит меня в гроб.

– Так бросайте, – небрежно обронил Глеб.

Пожилой джентльмен улыбнулся:

– Пробовал. Не получается.

Несколько секунд они курили молча, потом мужчина заговорил снова.

– Меня зовут Юрий Петрович Клинков, – сказал он. – Я местный библиотекарь.

– Очень приятно, – сказал Глеб, поглядывая на затягивающие небо тучи.

– Ваш дядя жил один и мало с кем общался, – сказал библиотекарь. – Хотя и букой он никогда не был. Всегда вежливый, чисто одетый… Разве что немного рассеянный. Как будто постоянно о чем-то думает. О чем-то таком, что совершенно не имеет отношения к нашей жизни.

Глеб ничего на это не сказал.

– Вы знаете, что ваш дядя писал роман? – спросил Юрий Петрович.

– Да. Он мне что-то про это говорил. Года полтора назад, по телефону.

– Он читал мне отдельные куски. Знаете, я, конечно, не литературный критик, но, по-моему, написано было очень неплохо. По крайней мере, живо. Вы не читали?

Глеб покачал головой:

– Нет. В последнее время я мало читаю. Знаете, как в анекдоте: «Чукча не читатель, чукча – писатель».

Библиотекарь улыбнулся бледными, чуть тронутыми сеточкой морщин губами. Немного покурил молча, затем негромко произнес:

– Я слышал, между вами и вашим дядей произошла какая-то ссора?

– Было дело, – сказал Глеб. Он выпустил изо рта колечко табачного дыма, посмотрел, как оно расплывается в воздухе, и добавил с усмешкой: – Я думал, что моя дядя – благородный рыцарь, а он оказался обычным проходимцем.

– Он влюбился в вашу маму, верно?

Глеб покосился на библиотекаря, тот покраснел и смущенно поправил пальцем очки:

– Извините, я не должен был…

– Да нет, все верно. – Глеб пожал плечами: – Этот чудак полюбил мою маму и почему-то вообразил, что может добиться от нее взаимности.