Кубок лунника

– Йоргг! – шепотом выругалась она, переходя на шаг и озираясь.

Ей, преподавательнице Академии Пражена, жутко хотелось неприлично ругаться. Н-да. Ты хотела приключений на свою седалищную часть тела, госпожа Вейн? Так и получай их в полном объеме!

…Но погони не было. По крайней мере, Малика не слышала за спиной ни топота тяжелого зверя, ни клацанья когтей по твердому полу. Она пошла дальше по коридору, размышляя о том, какое это счастье, что здесь не кромешный мрак. А то недолго и свалиться куда-нибудь… Кто знает, как устроен живой замок лорда?

В коридоре… Нет, в широкой галерее, куда попала Малика, было довольно светло, не смотря на полное отсутствие окон. Сверху на черный пол шеренгой опускались столбики лунного света; тонкие белые иглы прокалывали мрак – и бесконечно вереницей убегали куда-то вперед. Малика вздохнула, запахнула на груди халат. Ну надо же, стоило только отойти от жилых помещений, как сразу стало холодно.

– Мне всего-то и нужно, что продержаться до рассвета, – сердито буркнула она себе под нос, – надеюсь, лунник поутру меня найдет.

«А зачем ему тебя искать?» – цинично заметила другая половина Малики, вечно сомневающаяся, но при этом язвящая направо и налево, – «сгинула чокнутая ведьма в лабиринтах – и прекрасно, одной проблемой меньше».

– Что значит – зачем? Нет уж, он меня обязательно найдет, – возмутилась ведьма, – он не похож на человека, способного на подлость.

Или все-таки похож? Да и как можно думать о луннике, словно он человек?!!

Запутавшись в собственных измышлениях, Малика решила больше не думать ни о чем таком… Провокационном. Пусть все идет как идет.

Она прислушалась. Впереди ее ждала свернувшаяся клубком тишина. Сзади – тоже. Никто не выл, не рычал, не скреб когтями перламутр на стенах. – «йорггов лунник!»

И Малика неспешно пошла вперед. Ей очень хотелось верить, что граф – это единственная опасность под сводами живого замка.

Ведьма шагала по галерее, которая становилась шире и светлее. Появились окна, да такие, что сквозняки раздували полы халата. Малика на всякий случай решила держаться подальше от этих громадных провалов в стенах, подошла вплотную к стене.

Здесь, как и всюду в замке, чернота вулканического стекла была расцвечена перламутровыми инкрустациями, гигантскими картинами, на которых отпечатались воспоминания лунного лорда. И, поскольку заняться было совершенно нечем, ведьма медленно шла вперед и глазела на страницы этой темной книги.

Малика невольно задержалась напротив одной из них и потрогала переливающуюся всеми цветами радуги фигуру лунного лорда. Здесь он был изображен тощим и узкоплечим на фоне совершенно неузнаваемых холмов. Лунник брел куда-то, понуро опустив голову, а на спине его красовался немыслимых размеров горб.

«Хм», – ведьма потрогала пальцем образование на спине щуплого паренька, отошла подальше от стены. При чем здесь горб-то?

«Скорее, мешок. Сверток с вещами», – поправила она себя, – «спрошу утром…»

Малика и сама не могла понять, почему остановилась и топчется, топчется перед этой перламутровой страницей воспоминаний. Ну, щуплый парнишка. Ну, горб. Или мешок какой. Вроде все в порядке. И холмы вокруг самые обычные.

Но что-то заставляло ее топтаться на месте, переминаться с ноги на ногу. Медленно, очень медленно отходить от стены.

Малике все казалось, что еще шажок – крошечный, малюсенький шажок – и она поймет, разгадает эту картину… Если взглянуть на нее издали…

«Йоргг, а я высоко забралась», – подумала ведьма, глянув мельком в окно.

Свежий ветер Сэлдима так и норовил подхватить ее, словно бумажную куколку, смять и швырнуть вниз, на камни.

Она скользнула взглядом по долине, заросшей ирисами. Свет полной луны как будто собрался в плошку, туман матово светился словно жемчуг на черном бархате. И на самом краю долины снова горел костер, выбрасывая в ночь яркие полотнища.

«Неужели и правда Нэйд?»

Малика поежилась. Все говорило о том, что она, сама того не ведая, полезла в осиное гнездо. Теперь оставалось либо удирать, сверкая пятками, либо… набраться мужества и обкурить дымом зловредных насекомых.

Ведьма опять повернулась к перламутровой картине. Паренек, шагающий с большим мешком. Йоргг, да что он там мог тащить? Здесь он совсем одинок, семья погибла. Ну о каком скарбе может идти речь?

«Разве что… это должно быть нечто очень ценное, дороже жизни…» – Малика в сомнении почесала затылок и сделала еще один, последний шаг назад.

А потом… Дыхание застряло в горле.

Из полутьмы-полусвета к ней метнулась серая масса. Где руки, где ноги – не разобрать. Да и были ли эти самые ноги?!! Подумать ведьме не дали, совсем.

Что-то резко ударило ее под ложечку, заставляя согнуться пополам. Резкий толчок в плечи… Малика неуклюже взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие, и – бешеный свист ветра в ушах, а перед глазами только темное небо с воспаленным оком полной луны…

«Всеблагий, я же…»

Она не успела подумать о том, что случится через несколько мгновений. Луна – огромная, багровая, полная крови… завораживала. Отнимала рассудок. Забирала милостиво желание понимать и осознавать происходящее.

– Мама, – одними губами позвала ведьма.

Плевать, что она не помнила своей несчастной матери. Главное, что сейчас она должна быть где-то рядом. Незримая ниточка, выдернутая из изнанки тканого полотна Этернии.

Малику ударили. Снова, в бок. Она перекувыркнулась, раз, другой, затем почему-то носом уткнулась в жесткий мех. Ветер взвыл разочарованно, словно у него отняли желанную добычу, а еще через мгновение Малика упала на камни. Дальше не было ничего, разве что…

* * *

…Небо. Сочное, свежее, умытое.

Малика облизнула пересохшие губы.

Йоргг. Как она здесь оказалась? И тут же с быстротой сапсана, пикирующего на неповоротливого голубя, больно резнула мысль – так я ведь упала! Едва ли не с самого верха башни лунника. На камни. Значит, вот оно какое, царство Эо Всеблагого?

Ведьма попробовала шевельнуться, и это ей удалось. Каждая косточка болела так, словно ее, Малику Вейн, пропустили сквозь мельничные жернова. И именно эта боль, совсем не потусторонняя, вернула ведьму к действительности.

Стоп. Выходит, это прекрасное небо, повисшее над головой словно хрустальная чаша, вовсе не принадлежит изнанке полотна Этернии. Зачем-то Малика подняла руки, повертела ими у себя перед глазами. Руки как руки, по пять пальцев на каждой, а вот здесь, на предплечье, огроменный синяк, да еще ссадина.

– Я боялся, что Вы пострадали больше, чем казалось, – прозвучал рядом голос лунника. Малика с облегчением вздохнула: нет, определенно она продолжала пребывать в мире живых. Ибо – как без устали твердили святые братья – лунник ни коим образом не может попасть в царство Всеблагого. Вот так. Ведьма может, а лунник – нет. Ни под каким видом.

– Я бы не простил себе, если бы вы умерли, – тяжело проговорил граф, – подумать только! Я ничего не смог с собой поделать. Чуть не сожрал собственную гостью.

«Хорош врать-то», – раздраженно подумала Малика.

Но лунника не заставить говорить правду только потому, что тебе этого так хочется. Здесь придется… действовать по-другому. Тоньше, умнее. Самой вплести филигранный завиток в кружево интриги.

Кряхтя и ругаясь сквозь зубы ведьма села и огляделась. Ха! Оказывается, его светлость лунный лорд притащил ее в ирисовую долину, положил на бочок, а сам устроился рядом, кутаясь в то, что осталось от одежды после превращения.

– Я плохо помню, что случилось, – наивно хлопая ресницами, сказала Малика, – а вы, милорд… Как ваше самочувствие?

Вопрос походил на утонченное издевательство. Лунник выглядел так, как мог выглядеть человек с которого сперва содрали кожу, а затем кое-как натянули ее обратно, причем не очень-то аккуратно. Трансформа не прошла бесследно: вид у графа в самом деле был помятым. Кожа на обнаженной груди, на шее, на руках провисала складками. Ее стало чересчур много для уменьшившегося скелета.

– Это пройдет, – он удрученно махнул рукой, – сейчас утро. Скоро я буду самым обычным. И между прочим, вам не кажется, что меня можно изредка называть по имени?

– Лунники всегда начинают фамильярничать с теми, кого чуть не сожрали? – Малика поежилась. На земле было свежо, задиристый утренний ветер играл растрепанной косой.

«Тоже мне, нашел, куда притащить. Не иначе как закопать хотел, если помру!»