За минуту до Нового года (сборник)

– Вы считаете меня мошенницей?

Он усмехнулся:

– И не самой ловкой к тому же. Хоть бы легенду поинтересней придумали, право слово! А то фантастика какая-то, микрочипы… И, главное: именно миллион. Ни больше ни меньше. Даю вам совет на будущее: лучше клянчить, для пущего правдоподобия, не столь круглую сумму…

Что оставалось делать? Оправдываться? Спорить? Доказывать, что я не обманщица?.. Глупо. И я просто отвернулась от олигарха. Швырнула на свой столик две тысячные купюры. И пулей кинулась вон из роскошного ресторана.

* * *

Обстановка Пашкиной коммуналки – особенно по контрасту с помпезным заведением, где я только что побывала, – выглядела особенно жалко. Клочья обоев, свисавшие со стен, серые от табачного дыма потолки, ворох грязного белья на кровати… И Пашкин брат, встретивший меня на пороге, – неужели он даже младше Мухина? А выглядит будто все уже повидавший и давно уставший бороться старик. И пахнет от него мерзкой смесью перегара и давно не мытого тела…

И меня он, конечно же, не узнал, хотя когда-то, еще в школьные годы, приходил к нам на школьные «огоньки», и мы даже с ним танцевали. Но ничего напоминать ему я не стала. И даже не поздоровалась – сразу потребовала:

– Где Павел?

– Павел, опять Павел… – тоскливо пробормотал мужик. И хмуро добавил: – Ты – сто сороковая.

– Что?..

– Или сто сорок первая – кто о нем спрашивает, – хмыкнул алкаш. – За последний год. – И рявкнул: – Устал я уже вам всем твердить: не знаю я, где Пашка! И знать о нем не хочу! И к его делам отношения не имею!

– А что вы так – о родном брате-то? – упрекнула я.

– Г…нюк он, а не брат! Так меня подставил!

– Послушай, Миха (из подсознания услужливо выплыло имя нелюбезного Пашкиного родственника), – произнесла я. – Ты разве меня не узнал? Я – Ангелина. Мы с твоим братом в одном классе учились…

– Ты – Гелька? – недоверчиво перебил он. – Но Пашка вроде говорил, что ты слепая?

– Была слепая, а теперь прозрела, – нетерпеливо отмахнулась я. – Говори быстро: что с Павлухой?!

– Чего – правда, не знаешь, что ли? Все ж каналы только об этом и кричали! И целая передача у Малахова была, я на ней тоже присутствовал…

– Я уезжала из страны почти на год, вернулась только сейчас. Ну, что случилось?

– Так братан… он же, это… обменник грабанул. На трех вокзалах, возле универмага, знаешь? Туда все ездили, потому что курс лучший в Москве. Так что он чертову кучу денег взял… – в голосе пьяницы прозвучала откровенная зависть.

Я еле удержалась от нервного смешка.

– Павлушка-то? Грабанул обменник?!

– А все тоже сначала ржали, – вздохнул Михаил. – Думали, что ошибка какая-то. Потом оказалось: действительно, он. Камера его засняла. Ну, тогда решили: возьмут его, в тот же день. А Пашка-то, тихоня тихоней, только всех обманул. И деньги прибрал, и смотаться умудрился. Сидит небось теперь где-нибудь на Кайманах. Коктейли хлещет.

– А много… в этом обменнике денег было? – тихо спросила я.

– Говорят, миллион, – вздохнул Миха. – Целый миллион евро. Представляешь, какие деньжищи?

* * *

Нельзя сказать, что Павел скучал по зиме. По солнечным дням, когда искрится снег, а на лицах девушек полыхает румянец. Иногда бывало, конечно. Но только в России куда чаще сплошная хмарь, и вот ее он до сих пор вспоминал с внутренней дрожью. Разве сравнишь с местным климатом, когда всегда тепло и солнце сияет триста двадцать дней в году?

И по Москве Пашка не ностальгировал, и по своей жалкой квартирке – тоже. И брата вспоминал все реже и реже. А что о нем думать? Наверно, совсем уже Мишка спился… И только про Гелю помнил всегда. И с удивлением понимал, что ему куда дороже не хохотушка и покорительница мужских сердец, а совсем другая Ангелина. Та, что перемещалась по квартире на ощупь. И робко сияла своей беспомощной и потерянной улыбкой…

Он слышал, что у нее снова все хорошо. Но хотел ли ее увидеть? Павел не знал. Ведь теперь Гелька снова на коне. И стала еще прекраснее, чем была до болезни. А он – как был тюфяком, так им и остался. И даже тропический загар к нему не пристает – вечно ходит красный…

Жизнь, постоянно на нервах, Павла изрядно измотала. Он ведь совсем не супермен. А что дерзкое ограбление ему удалось – так это повезло просто. Многие факторы совпали. Кассирше и в голову не пришло, что от скромного парня может исходить опасность – бронированную дверь даже не захлопнула. А охранник как раз ужинать отправился (Павел специально выжидал, когда тот уйдет). И денег в обменнике оказалось достаточно – не зря он искал, чтобы тот обязательно находился в проходном месте, и меняли в нем по хорошему курсу, то есть клиентов много, а инкассация, в целях экономии, всего раз в день…

И сбежать из России Павел сумел – благо липовые документы подготовил заранее. И благополучно вывез украденные деньги. Миллион, пятисотенными да сотками, в небольшой сумке уместился. Специально полетел из столицы прямо в Мюнхен, лично сделал взнос (анонимный, конечно) в кассу клиники Штайна.

И даже здесь, на Кубе, он почти легально. Въехал в страну по документам польского студента, учится в универе, подрабатывает в прокате аквалангов. Давно освоил испанский, прижился, даже полюбил местную жизнь – бедную, но чертовски веселую. Народ на Кубе классный – в какой бы еще стране люди получали по карточкам полкило мяса в месяц, но при этом постоянно улыбались?

Но червячок все равно точил. Постоянно. Его ищут. Его могут узнать. И это уже навсегда, до самой смерти.

Что Россию он больше никогда не увидит – это пусть. Но ведь и здесь могут достать. В любой момент. И где угодно. В универе, на пляже, на работе, в его прокатной конторе… Ох, были б у него деньги – он давно бы перебрался с Кубы куда-нибудь еще. Чем чаще меняешь место жительства – тем безопаснее. Но только украденные деньги все ушли на лечение Ангелины. А местной зарплаты едва хватало на еду, что уж говорить о билетах на самолет и новом, в целях безопасности, паспорте…

И еще, несмотря на царящее кругом веселье, Павлу было здесь очень одиноко. Друзей он не завел, горячие кубинские девчонки скрашивать досуг польскому студенту-скромнику как-то не рвались. И ходить, кроме пляжа, было некуда. Не в демонстрациях же участвовать вместе с политически подкованными кубинцами?..

И потому, когда их городок заклеили объявлениями, что в клубе состоится вернисаж российских картин, Павел решил: он обязательно сходит. Хотя бы какая-то иллюзия светской жизни. И шаткий мостик в его прошлое, в котором, что уж говорить, было немало хорошего.

Неосторожно, конечно. Существует крошечный шанс, что картины привезет в их Карденас какой-нибудь русский. И этот русский будет находиться в выставочном зале. И увидит его, и узнает в нем человека, чьи портреты наверняка до сих пор показывают по российскому телевидению с пометкой «особо опасный преступник»…

Однако Павел все равно решил рискнуть.

И еще только входя в зал, сразу заволновался. Потому что толстая кубинка, проверявшая билеты, посмотрела на него очень и очень внимательно. Словно бы узнавая… Но, если он сейчас вдруг повернется и уйдет, это будет выглядеть лишь подозрительней.

И Павел приветливо улыбнулся женщине. Пробормотал «Ola». И вместе с толпой кубинцев прошел в зал. Нет, показалось, конечно. Никто его тут не узнает. А пришел он не зря – сердце сразу забилось воспоминаниями и сладкой тоской…

За окном, как и обычно, сияло солнце, неподалеку бархатно шумел океан, а здесь он сразу же в новогоднюю атмосферу окунулся. Зал украшен мишурой, в углу – искусственная елка, увешанная игрушками и ватными клочьями, которые, видимо, имитируют нападавший снег. Ну, да, у них же в России сейчас неизбежные зимние празднования. Выставка тоже соответственно называется: «ЗАСНЕЖЕННОЕ РОЖДЕСТВО».

Паша медленно брел по залу. Останавливался у некоторых картин. Вот – до чего знакомо! – дорожки Измайловского парка. Сколько раз они бродили по ним с уже больной, неуверенно шагающей Гелей… А вот Тверская, вся в сиянье огней, и тротуары (художник явно наврал) присыпаны свежим, чистейшим снежком. А здесь лыжники, весело мчащиеся сквозь лес. Интересно, Ангелина теперь катается на лыжах? Она когда-то любила…

И вдруг Павел замер.

В следующем зальчике с огромной картины смотрел он сам.

То есть не совсем он, конечно. Не он – а каким бы Павел мог стать. Мускулистый. И никаких очков. И лицо загорелое, без единого прыщика. И мудрый взгляд серых глаз… Не мужчина – мечта. Художники, они ведь колдуны. Могут изобразить тебя мерзким троллем, а могут – и Джеймсом Бондом. Но при этом на картине все равно будешь ты.

Павел перевел взгляд на подпись к картине и прочитал:

Автор: АНГЕЛИНА ВОЛКОВА. Название: ПАШКА, МОЯ ЛЮБОВЬ.

И на душе потеплело. Он все-таки заставил Ангелину себя полюбить. И неважно, какую он заплатил за это цену.

Авторы благодарят доктора медицинских наук, профессора Э.Н. Эскину за помощь в работе над рассказом.

Ремейк Нового года

Цены не было б этим газетам – если бы они правду писали.