Семейное проклятие

Однако Николай Алексеевич противнику даже отдышаться не дал. Схватил за шиворот, подтащил к огромной бочке с водой для полива. Сунул туда головой. И держит! Долго! Настя аж до шестидесяти досчитать успела. Когда выпустил, сосед уже выглядел совсем невменяемым, хрипит, глаза закатились. Ничего себе дядя Николай что вытворяет! А еще «интеллигентнейший человек», как бабушка Вика говорит!

Даже Насте – хотя она строила в адрес Бориса Борисовича куда более зловещие планы – стало несчастного дядьку жалко. Но Николай Алексеевич не унимается! Не дал даже отдышаться, швырнул – полуживого! – на поленницу с дровами. Кинул со всей силы: голова соседа противно чвякнула, доски разлетелись во все стороны. А дядя Коля, вместо того чтоб помочь или хотя бы посмотреть, жив ли Борис Борисович, еще и громко выругался ужасными словами.

Тут уж Настя совсем разочаровалась. Нечестно, когда не дерутся – а избивают. Даже таких негодяев, как соседский старичок.

И вообще: какое дядя Николай имеет право из себя джентльмена строить?

Руку ей целует, называет на «вы» и маленькой леди. А сам себя ведет хуже рэкетиров из фильмов, которые Насте изредка доводилось посмотреть.

Она, конечно, рада была, что нашелся человек, который отплатил за маму. Но сцена, как сосед стонет, размазывает по лицу кровь и выплевывает выбитые зубы, еще долго являлась ей в кошмарных снах.

* * *

Василий Кузовлев не сомневался: чтобы отправиться в отпуск не в Турцию (как все), а на далекие Карибские острова, его новая знакомая целый год жестоко экономила.

Для таких, как она, на теплоходе имелось собственное сленговое словечко: «одноразницы». Есть такие оригиналы: готовы много месяцев на хлебе и дешевых сосисках сидеть ради недели «тропического рая».

– Кристишка так ждала этой поездки, хочет развлекаться, на все экскурсии ездить, а мне видно позавидовал кто-то, – виновато объясняла ему Нелли. – Сглазил. Каждый день новая напасть: то горло болит, то голова, то ногу подвернула…

– Да на нас многие злятся! – простодушно подхватила ее дочь. – Мы с мамой в нашей семье эти, как их… анфан террибль.

– Кристина, – предостерегающе произнесла Нелли, – Василию вряд ли интересно слушать про чужие проблемы.

«Да уж, – усмехнулся он про себя. – Своих достаточно».

– Давайте тогда говорить про пиратов, яхты, сокровища! – легко согласилась девочка.

Что ж. Пока валялись на пляже, Василий с удовольствием поведал несколько баек из серии «все вранье, но туристам нравится».

Разговаривал с девочкой – но на ее маму то и дело поглядывал. Не изменился у него вкус. Внешность у Нелли совсем другая, но по всем повадкам она – вылитая Аля. Неуверенная в себе, заботливая, слегка заполошная. И характера никакого. Мни ее, скручивай, как воск. «Солнца не люблю, купаться на глубине боюсь, крепкое спиртное не употребляю…» Однако они с Кристиной и позагорать ее вытащили, и с маской заставили сплавать к затонувшему кораблю, и ромом напоили. И сейчас – когда ее волосы пахли морем, дыхание – ромом, а тропическое солнце позолотило лицо – выглядела Неллечка особенно соблазнительно.

«Как бы теперь ее на свидание тет-а-тет вытащить? – ломал голову Василий. – Когда и, главное, куда?»

С богатыми старухами – кто может пригласить к себе в каюту люкс, – конечно, куда проще. А в двухместный номер, где Нелли проживает вместе с дочкой, ясное дело, не заявишься.

Однако он все ж нашел выход. Когда Кристина в очередной раз убежала прыгать на невысоких карибских волнах, произнес тоном уверенным, будто о деле решенном:

– Завтра утром в 5.46 жду тебя на верхней палубе.

– А что будет в 5.46? – удивленно взглянула она.

– Как что? – пожал плечами Василий. – Рассвет. Я хочу его встретить вместе с тобой.

* * *

Нелли выглядела типичной дамой строгих правил. Но Вася не сомневался: сдастся. Тем более что Кристина ему доложила: «Папка уже пять лет как ушел, и с тех пор маман живет как монахиня».

Долго ее обхаживать некогда: послезавтра уже Ла Романа, конец круизу. Поэтому пришлось применить простейшую тактику: наглый и быстрый натиск. И Василий – едва ярко-красный диск солнца показался над кромкой моря – крепко, чтоб не вывернулась, прижал женщину к переборке и впился в губы поцелуем.

Нелли пискнула, начала вырываться, даже руку высвободила, взметнула – готовилась ему пощечину влепить. Но он целовал – все грубее, все требовательнее. И обмякло в его руках ее тело. И секс случился прямо на палубе, за жалким укрытием в виде сложенных друг на друга шезлонгов.

Старухи – рассказывали коллеги – и сами в постельных утехах изобретательны, и тебя требованиями изведут. А Нелли оказалась неопытной, неловкой. Даже Алка – в сравнении с ней профессор. Однако Васю неумелые движения любовницы не разочаровали – наоборот, только распалили. Жаль, времени не будет ее искусству любви обучить.

…Когда все закончилось, поцеловал в сладкие губы, сказал искренне:

– Я в тебя реально влюбился. Как мальчишка. С первого взгляда.

– Вася, – вздохнула она. – Не смейся, пожалуйста, надо мной. Ты – красавец. А я обычная курица.

– Хочешь, дам искру почувствовать? – Он взял ее руку, провел подушечками пальцев по своему предплечью.

Волоски встали дыбом. Василий констатировал:

– Вот видишь? Меня – реально! – бросает от тебя в дрожь. И я не хочу, чтобы ты уезжала.

Она взглянула с восторгом, робко спросила:

– Правда?

Из ресторана на верхней палубе потянуло запахом выпечки.

А Вася вспомнил вдруг дом. Как Алька всегда вскакивала первой, спешила на кухню, жарила оладушки или блинчики.

– О чем ты думаешь? – прижалась к нему Нелли.

Он вздохнул:

– Так хочется домой. А его у меня нет…

Она не спрашивала, но он все равно сказал:

– У меня когда-то были жена и дочка…

Зарылся губами в ее волосы, вздохнул:

– Если бы ты знала: до чего я устал быть один. И если бы только ты могла остаться…

– Ты правда этого хочешь? – взглянула ему в глаза она.

– Нелли, милая! Я был бы безумно счастлив! – вздохнул он. – Но я всего лишь крупье. И к своему глубочайшему стыду и сожалению – не могу оплатить тебе второй круиз. И даже снять скромное бунгало на Барбадосе не могу.

Богатая старуха, наверно, после этих слов – швырнула б к его ногам как минимум пачку стодолларовых купюр. Но бедная русская женщина Нелли лишь прижалась к нему. Взглянула влюбленными глазами. И нежно-нежно погладила по голове.

* * *

Вася сам не ожидал, что скромняга из Владивостока настолько его зацепит. И чем взяла, непонятно. Типичная русская туристка, уже далеко не юная. В ресторане над такими, как она, откровенно посмеивались и обслуживали в последнюю очередь. Чего спешить? Все равно не пожалуется, даже в голову не придет. Русские – вроде Нелли – всегда выглядят так, будто не собственным потом заработали на путевку, а пустили их на корабль из великой милости. За столом сидят – горбятся, будто спрятаться хотят. Объясниться – на английском! – не могут, а уж держать, когда едят салат, вилку в левой руке, вообще за гранью их возможностей.

Однако сейчас – когда Вася присмотрелся, распробовал на вкус аппетитные, вишневого цвета губы Нелли, разглядел изумительной формы грудь – он чрезвычайно жалел, что знакомство их оказалось столь мимолетным. Столкнулись бы в начале круиза – было б на несколько горячих ночей больше.