Семейное проклятие

– Когда?

– Семь месяцев назад. Я еще в роддоме была.

– Вот, значит, что.

Сразу осунулся, как-то поник – Але его жаль стало.

Начал было:

– Не обижайтесь. Я вам все объясню. Дело в том, что моя Наталья…

Но Алла Сергеевна решительно перебила:

– Простите, но я даже слушать об этом не хочу. И еще больше не хочу – вставать между вами и вашей женой. Я никогда в жизни не разрушу вашу семью. И так уже достаточно, – помрачнела, – натворила дел.

– Это, – Николай Алексеевич взглянул лукаво, – единственная причина?

Почему ж она всегда его смущается? Будто школьница, которую директор поймал на заднем крыльце школы с сигаретой?

– Есть и другая, – отрезала она. – Я очень вам благодарна за то, что одолжили мне денег и вообще поддержали. Но я бы хотела, чтоб отношения между нами остались исключительно деловыми. А вы все время: «Аллочка», «деточка»!

Он расхохотался:

– Аля, у меня ж все «рыбки» и «кошечки». Вы поговорите с любой из моих пациенток, они подтвердят!

– Паясничаете, как подросток, – осудила она. – Вам не идет.

И не удержалась, укорила:

– Когда мне денег одалживали, говорили: я, мол, богатейший человек, сто семьдесят тысяч для меня – два гроша, совсем не в тягость. А сами, оказывается, последнее отдали. Но я вам обязательно верну, все до копейки!

– Ох, Аленька, рыбонька моя! – весело улыбнулся он. – Серьезный ты человечек!

Встретил ее возмущенный взгляд, пообещал:

– Все, все, я понял. Больше тебя не дразню.

И на протяжении вечера Аллу больше не поддразнивал, ничем не смущал.

Они съели изумительный ужин – отбивная из кабаньей лопатки, котлеты из утиного мяса. Запивали мягким домашним вином. Доктор много шутил, развлекал Алю медицинскими байками. Впрочем, ей тоже было чем ответить: детишки, ее подопечные, рассмешить могут не хуже. Она, когда стала директорствовать в садике, даже специальную тетрадку завела, куда записывала их перлы.

– На вас приятно посмотреть, такие веселые! – улыбнулась им пожилая официантка.

Что ж, Алле действительно было легко и радостно с Николаем Алексеевичем.

«Наверно, мы бы с ним отлично ладили, – мелькнула мысль. – Хорошо, когда муж умеет посмеяться!»

Алла сразу смутилась, обругала себя: нельзя, нельзя примерять на стоматолога роль супруга!

А тот чутко уловил, что настроение у нее изменилось.

– Аля, могу я тебя попросить? Пожалуйста, не убегай больше, когда я приезжаю к Виктории Арнольдовне играть в преферанс. Мне очень нравится, что именно ты приносишь нам фрукты и вино.

– Но…

– Считай, это проценты за мой кредит, – усмехнулся он. – И еще я хочу, чтобы ты знала. Я обязательно разведусь с Натальей. Вне зависимости от того, как сложатся наши с тобой отношения. Мой развод просто вопрос времени. И – если ты захочешь об этом слушать! – я всегда готов объяснить тебе, в чем проблема. А пока – что ж остается!.. – улыбнулся беззащитно, – мы с тобой будем видеться исключительно по делу. И – коли у нас деловой ужин! – говори: что там у тебя в садике стряслось?

Але и радостно, что со сложной темы свернули, но и жаль – что взгляд Николая Алексеевича, только что жаркий, влюбленный, сразу стал серьезным, потух.

Хотя лучше, чтоб отношения были исключительно деловые.

И она начала свой рассказ о несносном соседе Борисе Борисовиче.

* * *

Слишком правильная мама – это настоящее наказание. Раньше, когда они вместе с папой жили, можно хоть как-то было ее занудству противостоять. Настя с отцом маму то в ресторан вытягивали, то уговаривали на совершенно неправильный ужин: шпроты с китайской лапшой. К тому же папа ничего не имел против выражения «на фиг» и соглашался с тем, что когда волосы дыбом – это тоже прическа.

Но с тех пор, как они стали жить сами, а потом еще в доме завелся младенец, у них не дом сделался, а какая-то стерильная кунсткамера. Пыль каждый день вытирай, руки мой, говори тихо, супчики кушай протертые. Бабушка Вика, конечно, иногда позволяет сделать шаг влево-вправо, но тоже не слишком с ней разгуляешься. Ну, разрешит телевизор посмотреть полчасика сверх положенного, да губы подкрасить бесцветным блеском. А у Насти в классе некоторые девочки даже ногти уже лаком покрывают, а одна вообще ходит в туфельках на самом настоящем каблучке! И ди-ви-ди все смотрят любые, а не какие мама с бабушкой разрешат. И в компьютер играют сколько влезет.

А Настя – будто в девятнадцатом веке живет. Только читать – без ограничений! – и позволяется.

Что ж, приходилось себя развлекать самой. И самая первая забава у девочки была: наблюдать за противным дядькой из соседнего дома. Вот это фрукт, чего только не вытворяет! Да еще и шторы никогда не задергивает, любуйся во всех подробностях. То встанет перед зеркалом, приосанится, руку вперед вскинет, рожи выразительные корчит – речь репетирует или поет, за окнами закрытыми не слышно, но все равно ужасно смешно. Или ложился на спину и начинал трясти тощими ножонками, быстро-быстро, как медведь в цирке, когда по бочке бежит. А потом надевает резиновые перчатки и… Настя долго не могла понять, что он в них делает. Сначала даже решила, что в попе чешет. Но потом разглядела: дядечка натягивает на себя – непонятно зачем! – бесцветные чулки.

Ничего себе! Девочка уже немного знала про маньяков и перепугалась ужасно. С мамой (и без того нервной) страхами делиться не стала, решила рассказать все бабушке Вике. Но та только расхохоталась. И объяснила, что дядька, Борис Борисович, просто носит компрессионное белье – такие специальные чулки для тех, у кого вены на ногах больные.

– Оно, Настенька, очень скользкое, вот и приходится, чтобы надеть, ложиться на спину, задирать конечности, да еще и резиновые перчатки использовать.

Что ж, даже жаль, что не маньяк. Но наблюдать за Борисом Борисовичем Настя все равно продолжала. И ужасно корила себя, что проглядела момент, когда противный дядька гвозди рассыпал перед своими воротами. Не успела предупредить маму и клиентов ее садика.

Зато уж теперь, после того, как две машины прокололи колеса, а сосед, вместо того чтоб извиниться, разорался на всю улицу, она не спускала с него глаз. Тем более что подслушала, как бабушка Вика говорит:

– Ох, чую я, продолжит Борька нас изводить!

Удивительные ее родные люди! Им вредят, да еще и оскорбляют прилюдно, а они, вместо того чтоб мстить, безропотно ждут, какую им новую пакость придумают. Нет уж, она омерзительному соседу спускать с рук хамство не собирается. Может быть, начать с элементарного? Подбросить на его участок какую-нибудь гадость? Настя была готова даже дохлую кошку в руки взять, лишь бы расквитаться за мамочку.

Или уж не размениваться на мелочи, придумать что-нибудь совсем страшное? Вроде гремучей змеи, свисающей с потолка спальни, или отравленной стрелы в сердце? Или прокрасться в школьный кабинет химии: в нем, наверняка, есть разные яды?

Но разработать роковой план в деталях девочка не успела.

Пару дней спустя после маминой ссоры с Борисом Борисовичем в их переулок въехал эффектный старинный «Даймлер». «Чего это дядя Николай вдруг днем явился? – удивилась девочка. – Мама на работе, бабушка спит».

Прильнула к окну – и опешила еще больше. Во-первых, стоматолог – аккуратист под стать маме! – вечно отутюженный, в костюме со стрелочками, одет был сегодня в трикотажный свитер и простецкие спортивные брюки. А во-вторых, позвонил он не в их ворота, но к Борису Борисовичу!

«Неужели он рыцарь? – ахнула про себя Настя. – Явился за маму мстить?!»

Она аж запрыгала от предвкушения. Сейчас явно начнется эффектная драка!!!

Однако пока что ничего интересного. Мужчины стоят во дворе. Разговаривают чрезвычайно тихо, Настя, хоть окно приоткрыла, ни слова не разобрала. А потом – даже не уловила, в какой момент! – Николай Алексеевич вдруг коротко размахнулся и со всего маху врезал соседу в скулу! Тот отшатнулся, лицо перепуганное. Но, вместо того чтоб защищаться, стал отступать.