Инструктор. Снова в деле

Забродов принял позу учителя и показал рукой, словно указкой.

– Да-да, полюбуйтесь, девушка, результатом ваших усилий. И, между прочим, пора бы выключить левый поворот, или, может быть, вы собираетесь взять меня на таран? Русская баба, как говорится. И коня на скаку остановит…

Он не договорил, потому что она зарыдала, а это было хуже всего: когда женщины начинали плакать, Забродов терялся и чувствовал себя негодяем, виноватым и вообще самым худшим человеком в этом мире. И эта девушка, сама не догадываясь, нащупала его самое слабое место.

– Ну-ну, ладно вам уже. Ну, с кем не бывает? – неловко начал утешать Забродов, уже не обращая внимания на объезжавшие их машины, чьи клаксоны заходились в истерике. «Ну что непонятного, – с раздражением подумал Илларион. – Не просто же так остановились поболтать, а самое настоящее ДТП. Я даже знак выставил, ближе, правда, чем требуется, но попробуй подальше его поставь, так скорее на капот поймают. Задавят и даже не заплачут».

Образовалась приличная пробка, машины объезжали их и выстраивались в многокилометровую очередь. «Вот как в жизни бывает, – подумал Забродов с какой-то неожиданной гордостью. – Из-за этого столкновения все движение на проспекте перекрыто, ну или почти все. По радио говорят наверняка, и в Интернете на карте место аварии отмечено, а всего-то и дел, что столкнулись две машины. Кажется, мелочь, а все вынуждены считаться».

Девушка продолжала плакать, склонившись к рулю. Ее светлые волосы разметались по плечам, и рыдала она как-то по-настоящему, так что Илларион, не раз побывавший в смертельно опасных переделках, кажется, впервые в жизни испугался не на шутку. Испугался обычных слез. «Неужели я такой слабак? – не без тревоги подумал Илларион. – Ну плачет. Подумаешь! Кто из женщин не плачет? Все плачут. Их тогда жалеть начинают и мужики часто соглашаются на то, на что никогда бы не согласились, если бы их жены, подруги, дочери, невесты не заплакали. Коварные эти существа, женщины…»

– Ну ладно, ладно, хватит уже плакать! Мне на нервы действует. Не будем никого вызывать! Это я так сказал, чтоб припугнуть!

Она словно бы не расслышала, но плач стал стихать, наконец она подняла лицо от руля.

– Отвернитесь, что вы так смотрите на меня! Я вам не музейный экспонат и не картина! Что, не видели никогда женщину с поплывшей косметикой?

– Почему? – смутился Забродов. Должно быть, его взгляд показался ей слишком нескромным, изучающим. Но что он мог поделать, если его профессия наложила отпечаток на всю его жизнь и он до конца дней не сможет избавиться от изучающего взгляда, да и зачем избавляться, если не раз этот взгляд его выручал?! – Видел я всяких женщин. И с поплывшей косметикой тоже. Хочу вас успокоить: это не самое страшное зрелище, которое мне приходилось видеть. Гораздо страшнее всякие огуречные маски, особенно когда тебя встречают без предупреждения. Вот так недолго и заикой на всю жизнь остаться! А вы говорите о какой-то поплывшей косметике! Меня таким не испугаешь!

– Между прочим, вы только что на меня кричали. Когда на меня начинают кричать, я тут же плачу. Так что косвенно в моем испорченном внешнем виде виноваты вы. И можете не отпираться, я все равно вам не поверю, – сердито отпарировала она, утирая влажной салфеткой лицо.

– Вот тебе и на! – Илларион опешил. Давненько не встречал он таких языкастых, которые из виноватых правыми делаются за одно мгновенье. – Это что же получается? Вроде как я виноват? Ехал тут, понимаешь, на своей машине, дорогу занимал, чужое место, не давал проехать, спровоцировал столкновение, а потом еще и расстроил хозяйку чужого авто? Это так следует понимать?

– Вы меня никогда не поймете, потому вы мужчина, – категорически заявила девушка, которая вовсе не походила на стерву, каковой показалась вначале Иллариону. «Еще не стерва, просто показывает свой характер и не понимает, что делает, чем-то похожа на подростка, выстраивающего свои взаимоотношения с миром путем протеста», – подумал он.

– Может, вы все-таки выключите поворот? И мы отъедем в какое-нибудь место поспокойнее, чтобы решить, как быть дальше?

– А может, я передумала и решила вызвать ментов? – она мстительно улыбнулась. Косметика и вправду поплыла.

– У вас тушь на правой щеке, – подсказал Забродов и добавил: – А что? Можно и так. Давайте, я не против! Пусть приедут, посмотрят, как что здесь случилось, и вам придется заплатить штраф, лишиться прав и оплатить ремонт, если у вас нет страховки, и еще, что немаловажно, придется потратить впоследствии время на поход в спортивный магазин.

– Это еще зачем? Или это у вас такой своеобразный юмор?

– Я говорю на полном серьезе. Без шуток, – подтвердил Илларион. – Вам же надо будет как-то передвигаться по городу. Судя по вашему виду, на общественном транспорте вы передвигаться откажетесь. Такси сейчас почти не поймаешь. А кататься с бомбилами побоитесь. Остается велосипед, самокат и мопед. Я советую вам выбрать велосипед. Очень полезное, между прочим, для организма занятие – кататься на велосипеде.

– Вы в школе, наверное, двоечником были.

– Тогда вы отличницей в автошколе.

– Между прочим, у меня есть личный шофер, а ваши волнения излишни. Если хотите от меня денег, то так бы сразу и сказали, я заплачу их вам сейчас. И можете не рассчитывать пригласить меня в кафе или ресторан. Не думайте воспользоваться моим бедственным положением и поставить меня в неловкое положение! Вот ваши деньги, и едьте, куда ехали.

Илларион и слова не успел сказать, как она сунула ему в руку смятые купюры и тронулась с места. Он хотел было догнать машину и бросить ей деньги в салон, но она уехала далеко вперед, и Забродов решил, что несолидно, если мужчина его возраста начнет вести себя как вспыльчивый мальчишка и погонится за машиной. Да и если рассуждать здраво, в том, что он взял деньги от женщины, ничего унизительного нет, потому что она исковеркала его машину и заплатила, а он ей еще навстречу пошел, отказавшись вызвать ГИБДД. Настроение, правда, совсем испортилось, так жутко испортилось, что захотелось бросить эту машину здесь и идти куда глаза глядят. «Это же надо такому случиться, – сетовал Забродов, – так хорошо день начинался, такое настроение было, а тут эта досадная случайность – и все рухнуло как карточный домик, да еще осадочек неприятный остался, так ловко она его отбрила.

– Чего стал, мужик? Прогулка на проезжей части? Убрал машину! – из тонированного окошка, съехавшего вниз, раздалось хамоватое приказание какого-то верзилы.

– Да-да, – пообещал Илларион. – Сейчас уберу.

Не любил он хамов, просто не переваривал. И потому прямиком направился к «мерседесу» с тонированными стеклами.

– Мужики, – обратился он вежливо, будто бы хотел что-то попросить, но тут же резко ударил двумя согнутыми пальцами шофера в наглое лицо. Тот завыл от боли и ткнулся лицом в руль.

Передняя дверца авто открылась, и оттуда вылез парень фактурой с десантника, лицо, как каменное, и, обойдя машину, молча двинулся на Забродова, как великан, желающий раздавить какую-то мелюзгу, копошащуюся под ногами. Илларион ловко выступил вперед, провел болевой прием, и огромная детина зашипела от боли, прося отпустить руку.

– Эх, ты! Да не в весе дело! – ухмыльнулся Забродов.

Он догадался, что в машине кто-то был еще, но решил, что лучше не заглядывать, всякое в жизни бывает, вдруг нервы не выдержат, и Илларион глупо отправится на тот свет. Да и тот парень, что там, внутри, не рисковал выходить, видя, как легко Илларион разобрался с его шофером и охранником.

– А все потому, что вежливости не знаете. Элементарных правил этикета! Вот обратились бы ко мне как человек к человеку, я бы машину убрал и счастливой дороги пожелал. А так к травматологу заглянуть не мешает, а шоферу посоветуй чаем глаза на ночь пополоскать. Думаю, отпустит. Я не сильно его. Рулить сможет.

«Ну и денек, ну и денек, – то и дело повторял про себя Забродов, – что с людьми в мире происходит! Совсем разучились быть вежливыми и культурными. Человек человеку волк. Вот эти так и вели себя со мной, только я не считаю, что люди – волки друг другу, просто иногда попадаются такие сволочи, с которыми по-хорошему себя вести не выходит. Не могли объехать, стали за мной прямо. Чуть повернули бы и объехали. Надо было еще хамить. – Забродов еще некоторое время глядел в зеркало заднего вида. «Мерседес» беспомощно мигал аварийкой, а шофер, не отнимая рук от лица, вышел из машины, а его место занял детина, отчаянно разминавший кисть правой руки. – Ничего, до свадьбы заживет. Небольшой вывих, пусть еще спасибо скажет, что сухожилия не порвал. Совсем сосунок еще, никакой техники, одна бравада. Эх, десантура. Что она по сравнению со спецназом!»

Темнело, и Илларион, взглянув на часы, выяснил для себя пренеприятное обстоятельство. Оказывается, он застрял здесь на несколько часов, и ехать дальше не имело смысла, следовало возвращаться домой, хотя бы потому, чтобы завершить день на мажорной ноте. Например, навел бы порядок в своей библиотеке и определился со списком новых книг, которые надо заказать у Марата Ивановича Пигулевского, старого антиквара. Но и назад добираться было непросто. Одна сплошная пробка. «Рано или поздно допрыгаются все эти транспортники. Будут пешком ходить в свое министерство, – размышлял Илларион, осторожно покручивая руль. Не дай бог, очередная коза попадется на дороге и украсит его «бьюик» такой же отметиной, как та автолюбительница! И вместо новых книг все деньги уйдут на ремонт машины. – Вот почему бы не сделать, как в Токио? Там же столько транспортных развязок, тоже, конечно, есть проблемы, но не до такой же степени, когда я должен пять километров ехать за чадящим автобусом и ждать, когда он уберется куда-нибудь или перестанет пускать мне клубы дыма под нос. Второе маловероятно, я задохнуться успею, а он будет себе волочиться. Сплошной бардак. Поглотят скоро Москву пробки. Но, с другой стороны, если подумать, такое развитие событий не так уж плохо. Меньше машин, да и воздух станет чище. Какой смысл будет куда-то ехать, если все равно где-нибудь на пути намертво встанешь? Конечно, смысла никакого». Илларион курил сигарету и стоял в пробке, ощущая, как напряглась его спина. Он вольготно откинулся на спинку сиденья, он мог позволить себе такое положение хотя бы потому, что имел приличный водительский стаж и на изменение дорожной обстановки реагировал быстро. Такой позор, как с той девицей, с ним бы не случился. Чтобы не терять времени даром, достал из кармана любимого жилета мобильник и позвонил знакомому, новоявленному владельцу автосервиса.

– У меня для тебя две новости. Одна хорошая, а вторая плохая. Начну, пожалуй, с плохой. Коньячку ты сегодня ни при каких обстоятельствах не дождешься. Меня мазнули в бок на Ленинградке, а тут пробки, так что я домой возвращаюсь. А теперь новость номер два. Поцарапан мой конь, и ему нужен ремонт. Так что я заеду к тебе на неделе.

– Вот, Забродов, даешь! Расстроил ты меня. Я думал, ты приедешь, коньяк попьем… А ты лишил меня заслуженной награды.

– Не факт, – засмеялся Илларион. – Награду еще заслужить надо. А резина пока у меня еще летняя. И конюшни я твоей не видел. Машина хоть проедет в гараж твой?

– Обижаешь, Илларион. У меня гараж на десять твоих «бьюиков», хоть на танке заезжай.

– Заеду как-нибудь. Счастливо, – едва положив трубку, Илларион резко ударил по тормозам. «Вначале разгонятся, а потом тормозят резко. Нет никакой размеренности. Верно говорят: как живут, так и ездят. Жить любят с шиком и ездить так же. Только часто этот шик заканчивается плохо, со всеми вытекающими последствиями. Передозом, лечением за границей, машинами, смятыми в гармошку. Нет чувства меры. Можно ехать спокойно. Не спешить, раньше ведь все равно не приедешь, а в кювете окажешься или на встречную вылетишь. Нет, все равно летят. А потом статистика: 40 000 смертей в год на дороге», – рассуждал Илларион, чувствуя, как с недавнего времени его начало раздражать вождение машины. Он устал от постоянного напряжения, оттого, что, скажем, едущий впереди, мог неожиданно выкинуть какой-нибудь опасный фортель. Илларион чувствовал, будто находится на боевой операции, план которой неизвестен и, кто враги, а кто друзья, точно неясно, и он должен рассчитывать только на самого себя. Так и на дороге. Сам делаешь все правильно, а вот от ошибок других не застрахован, причем часто случается, что попадешься тогда, когда ждешь этого меньше всего.

На Малую Грузинскую он приехал затемно. Повалил густой снег, совсем как зимой. «А еще говорят, глобальное потепление. – с насмешкой подумал Забродов. – Все эти прогнозы – выдумки шарлатанов. Сказать что-то надо, вот и говорят. А на самом деле как оно будет – никто не знает и никто предсказать толком не может. Потому что, скажем, произойдет ядерный взрыв, и кто сможет сказать, как изменится климат? Никто. Будут только одними вероятностями кормить».

Забродов осторожно заехал во двор, чтобы не натолкнуться на какого-нибудь местного лихача, возомнившего себя королем дороги. Знавал он и таких и сочувствовал им, не слишком приятно столкнуться со столбом или деревом, а еще хуже сбить пешехода. Илларион поискал свободное место и неспешно припарковал машину между двумя джипами, с филигранной точностью парковщика номер один в мире – расстояние было выверено до миллиметра. «А что, смог бы и чужие машины парковать, – рассудил Забродов, довольно оглядывая свой «бьюик», который к утру обещал быть припорошенным снегом. Закурил сигарету и присел на корточки перед дверцей, провел по ней рукой и покачал головой. – Хоть общественным транспортом пользуйся, когда на дороге с такими водителями повстречаешься. Дернуло же меня сегодня резину менять. Ну, посидел бы дома лучше, прогулялся, разобрался бы с книгами, а в итоге вышло, что за день ничего толкового не сделал: ни с книгами не разобрался, ни резину не поменял и еще теперь получил ремонт себе в подарок как награду за проявленную инициативу». В дворике было темно, тем не менее Забродов почувствовал что-то странное. Не то чтобы за ним кто-то следил или крался (это бы он сообразил сразу, иначе грош цена ему, если не может себя защитить), а вот какое-то другое чувство его охватило, будто бы забыл что-то важное. «Точно, – Илларион хлопнул себя по лбу. – Марату Ивановичу обещал позвонить. Про книги новые узнать. Эх, поздно уже, наверное». И тут взгляд Забродова упал на машину, стоявшую перед его «бьюиком», как будто бы он ее только что заметил, а парковался с завязанными глазами, демонстрируя самому себе искусство высшего пилотажа и доказывая, что со счетов его списывать еще рано.

«„Форд эксплорер“… и номер как будто знакомый», – Илларион, докурив сигарету, бросил бычок в лужу и подошел к машине ближе, да так, что со стороны могло показаться, будто это нерадивый автоугонщик, размышляющий, угнать или не угнать. Глянул на левую фару. Разбита. «Вот это да! А еще говорят, что Москва – большой город. Ничего подобного. Выходит, даже очень маленький, раз хозяйка этой машины живет в моем подъезде. А ну-ка…» – Илларион даже развеселился, как будто встретил старого знакомого, с которым не виделся много лет и не раз выбирался из таких переделок, о которых потом и вспоминать страшно. Забродов повел себя совсем как хулиганистый мальчишка или неумелый автолюбитель, считающий, что его машину подперли. Он что есть силы пнул носком ботинка по колесам. Несколько раз. И отошел в сторонку, глядя по сторонам, кто сейчас выйдет. Занимавшийся морозец пощипывал руки. Забродов не ошибся. Буквально минут через пять дверь подъезда распахнулась и оттуда выбежала девушка в одном халате; по всей видимости, она снимала макияж или принимала ванну. Забродову на какое-то мгновение даже совестно стало, что потревожил ее, а потом вспомнил, как она его с деньгами посреди дороги стоять оставила, и засмеялся.

– Место встречи изменить нельзя. Меткая фраза, не правда ли?

– Если вы хотите узнать мое мнение о вашем чувстве юмора, то собираюсь вас огорчить. У вас его совсем нет! Вы ненормальный какой-то и просто меня преследуете!

– Очень интересная версия. Особенно если учесть, что я тоже живу в этом подъезде. Мне что, прикажете дома не появляться, пока вы здесь живете? Между прочим, я могу обвинить вас в слежке! И кстати, на улице минусовая температура, а вы в халате и тапочках. Я думаю, что совсем не похож на угонщика. Мне ваш сарай не нужен, – Забродов показал рукой на ее машину. – Потому нам необязательно закаляться. С непривычки, знаете, можно и простудиться.

Девушка покраснела и, кажется, только что догадалась, в каком виде предстала перед Забродовым. Причем смутилась так сильно, что можно было подумать, что в таком виде она перед мужчинами никогда не появлялась, даже в собственной квартире. Однако, когда первая растерянность исчезла, она не смогла удержаться, чтобы не обвинить Забродова в своем непрезентабельном виде.

– Это все из-за вас! Я плакала из-за того, что вы на меня кричали и не захотели уступить дорогу, а теперь я мерзну и могу заболеть, потому что непонятно какая дурь заскочила вам в голову и вы пнули мою машину. И никакой это не сарай, а очень хороший внедорожник, гораздо лучше вашего.

Последнее замечание имело своей целью уязвить Иллариона, однако он пропустил его мимо ушей. Для полного счастья еще не хватало спорить с женщиной о технических достоинствах и недостатках того или иного автомобиля.

– Лестно, что все в вашей жизни происходит из-за меня. Говорит ли это о том, что я имею в вашей жизни какое-то значение? Может быть, наша встреча – знак судьбы?

– Скорее знак того, что фортуна повернулась ко мне задом, – сердито прервала его девушка.

– Зато ко мне передом, – парировал Забродов. – И хватит ссориться, в мире и без того происходит очень много неприятных вещей. Соседи должны жить дружно.

Девушка фыркнула.