Мышление. Системное исследование

Фрейд выдвигает инварианты «бессознательного» и «вытеснения», показывает, что некие наши переживания, не будучи осознанными в должной степени, способны порождать такие психические эффекты, как «истерические конверсии», «невротические страхи» и т. д. К этим специфическим инвариантам «второго уровня» были добавлены соответствующие содержательные универсалии – «сексуальные влечения», социальная, по происхождению, но интроецированная субъектом «цензура», «принцип реальности», «перенос», «сопротивление» и т. д. и т. п.

Но дальше он совершает методологическую по существу ошибку, утверждая, в каком-то смысле, эти инварианты и универсалии «второго уровня» в качестве инвариантов и универсалий «первого уровня». Вторым уровнем в его теории становятся «сновидения», «оговорки», «ассоциации» и т. д. – именно их З. Фрейд предлагает считать содержательной реальностью психической травмы, что является достаточно грубым теоретическим допущением и никак не согласовывается с фактической реальностью. Третьим уровнем становится сложная сеть теоретических представлений о влечении сына к матери, страхе кастрации, господствующих в нас силах «влечения к жизни» и «влечения к смерти», что, в совокупности и в конечном итоге, раздавливает изначальный, так сказать, «инсайт» реальности, сворачивая всю эту систему реконструкции фактической реальности в «черную дыру» некогда популярных представлений.

Заключение

Не только нелепо, но и невозможно создать подлинно научную дисциплину, которая была бы лишена внятной практической направленности. Данный прагматизм, впрочем, это не столько вопрос целесообразности, сколько самого существа науки – не обращаясь непосредственно к практике, мы не можем адекватно реконструировать фактическую реальность, а лишь создадим «еще какие-то», в череде других, представления о реальности, что, как мы понимаем, лишено всякого смысла. Таким образом, практика необходима научной дисциплине вовсе не для обоснования ее затрат на соответствующие исследования, а потому что только практика и может поверять состоятельность наших моделей фактической реальности.

Таким образом, нам не следует думать о методологии просто как о «методологии познания» или даже о «методологии мышления» как такового (в общепсихологическом смысле). Мы должны понимать под методологией фактические способы создания инструментов, обеспечивающих нам наиболее эффективное взаимодействие с фактической реальностью. По сути, речь идет о способах создания таких интеллектуальных объектов, которые позволяют нам с максимальной эффективностью реконструировать фактическую реальность. Причем именно сама успешность соответствующего методологического инструментария, используемого при решении конкретных задач, и является единственным критерием целесообразности той или иной модели реальности.

Действительность – это всегда и только интеллектуальные объекты, а все, с чем мы в принципе имеем дело, – это интеллектуальные объекты. Из этого следует единственный вывод: методология работы с интеллектуальными объектами – и есть наша цель.

* * *

Когда я садился за этот текст пару недель назад, казалось, мне предстоит свернуть гору. Но вот текст написан, я оборачиваюсь назад и вижу, что мне удалось сдвинуть с места лишь маленький камушек. Понятно, что впереди по-прежнему сплошные горные хребты… Но я утешаю себя – теперь, по крайней мере, понятно, из чего они состоят.

Что такое мышление наброски

От автора

Наивно было бы полагать, что мы можем дать удовлетворительное определение понятию «мышление». Следуя этим путем, мы в лучшем случае сформулируем лишь некое непрактичное представление «о мышлении». Но от подобного определения, даже если мы им, в конце концов, удовлетворимся, будет мало проку.

Нам необходим инструмент, точнее даже – инструкция к инструменту, который мы уже, очевидно, как-то имеем, но не вполне понимаем, как же им правильно (с максимальной эффективностью) пользоваться.

Без этой инструкции само мышление (мышление как инструмент) не является еще мышлением в строгом смысле этого слова. Так что эта инструкция – не просто «правила пользования» мышлением, она, по существу, должна буквально создать мышление в качестве инструмента, придать мышлению статус собственно мышления.

Более того, по всей видимости, в результате этого исследования мы получим не одно «мышление», а несколько разных типов мышления. Точнее говоря, нам предстоит понять, каким образом нечто, что следует называть собственно «мышлением», может работать в разных режимах – то есть с использованием разных дополнительных средств (языка, образов, схем, инвариантов и т. д.).

Впрочем, прежде нам нужно выделить мыслительный процесс (в строгом смысле этого слова) из всех иных форм психической деятельности, которых, судя по всему, немало, – показать, что на самом деле мышлением не является. Мы таким образом должны очертить область, где происходит то, что следует называть собственно «мышлением». Не определить ее, а именно показать это от противного – показать, почему нечто не является мышлением и должно быть отставлено, если мы хотим думать мышление как таковое.

В конечном счете мы отвечаем на вопрос: что есть «мышление» на самом деле? Что есть собственно «мышление»? Как думать свое мышление?

Часть первая: Интеллектуальная активность, мышление и «тот, кто думает»…

§ 1

1. Мышление, конечно, является интеллектуальной активностью, однако лишь малая и лишь весьма специфическая часть интеллектуальной активности может считаться собственно мышлением.

2. Интеллектуальная активность – это, строго говоря, любая работа интеллектуальной функции с любыми интеллектуальными объектами (что бы это ни значило).

Интеллектуальные объекты – есть нечто, что психика (или любой другой агент, работающий с информацией) определяет в качестве некой целостности (как целое), годящейся для того, чтобы с ней могла работать интеллектуальная функция.

Интеллектуальная функция – это любые операции, которые психика (или любой другой агент, работающий с информацией) способна совершать с интеллектуальными объектами: производство, соотнесение, преобразование, использование в моделировании и т. д.

3. Интеллектуальная активность – это любая работа с информацией.

Однако слово «информация», полагаю, не самое удачное, поскольку само по себе нуждается в каком-то внятном определении, получить которое весьма затруднительно. Мы будем для простоты понимать под «информацией» всякое состояние материального мира, способное сообщать реципиенту информаци и о чем-то другом, кроме непосредственно себя самого.

4. За скобками, понятно, остается вопрос о том, кто и как способен это сообщение (информационное сообщение) считывать – этот загадочный «реципиент информации». Тогда как именно этот вопрос и является, по существу, ключевым: ведь сама эта способность видеть в чем-то одном свидетельство чего-то другого – и есть, собственно, производство информации. Информация, иными словами, не является информацией как таковой до тех пор, пока она не стала информацией для кого-то. Она в такой ситуации – лишь какое-то состояние материального мира и не более того.

5. Само же по себе это «состояние материального мира» (могущее быть информацией лишь при наличии того, кто способен ее в таком качестве воспринять) ни в каком «субъекте» совершенно не нуждается[1 - Подумай, например, о генетической информации или физической основе радиоуглеродного анализа.].

Более того, с этими «состояниями» могут происходить любые изменения и тогда, когда за этими изменениями «никто не следит».

Причем это касается не только «внешней» по отношению к нам информации (если мы говорим о человеке), но и, например, наших собственных воспоминаний, которые изменяются со временем под влиянием тех или иных обстоятельств, более поздних опытов и переживаний.

6. Отсюда возникает вопрос: можем ли мы считать результатом интеллектуальной активности те изменения в информации, которые происходят без всякого участия этого «некто» (кем бы он ни был)?

Условно говоря, если сегодня информация (определенное наблюдателем состояние материального мира) одна, а завтра она станет другой (то есть данное состояние материального мира изменится), и это произойдет без участия наблюдателя (то есть он зафиксирует одно состояние, а затем другое, но не сам процесс изменения состояния материального мира) – будет ли это изменение результатом интеллектуальной активности?

Фиксируя отдельные точки графика, а не саму линию графика (то есть не предельно все его точки), мы будем иметь лишь какие-то точки одного графика, через которые можно построить и другой график.

7. Таким образом, мы не должны думать об интеллектуальной активности как о некоем сквозном процессе. Образно говоря, мы (или кто-либо другой в качестве наблюдателя) лишь схватываем своей интеллектуальной активностью различные состояния материального мира в разных точках.

Это как с отдельными кадрами кинопленки: каждый из них дан нам в качестве фиксированного изображения, а метаморфозу перехода из одного изображения в другое наш психический аппарат просто придумывает. При этом мы находимся в полной уверенности, что имеем динамичное изображение, видим «процесс изменений»[2 - Подумай, как в него вписывается «25-й кадр», и вписывается ли он в него вообще.].

Уверенность, что интеллектуальная активность свидетельствует «процесс», а не череду состояний, ошибочна. Наивно думать, таким образом, что интеллектуальная активность (на всех ее уровнях организации, любой степени сложности и в любых ее возможных режимах) способна предложить нам непротиворечивую картину реальности.

8. По существу, любой агент, работающий с информацией (будь то биологический мозг или компьютер), осуществляет интеллектуальную активность.

Однако если в случае компьютерных систем мы хорошо понимаем, какого рода интеллектуальная функция (программа) работает с интеллектуальными объектами (целыми информации) и как именно она это делает[3 - Впрочем, не уверен, что то же самое можно сказать о самообучающемся искусственном интеллекте.], то вот в случае биологического мозга наше понимание интеллектуальной функции пока прояснено недостаточно.

9. Более того, пока не вполне понятно – можем ли мы вообще уподобить феномен интеллектуальной функции, присущий нашему биологическому мозгу, компьютерной программе как таковой? И та, и другая, по всей видимости, представляет собой некий алгоритм. Но вопрос в логике работы этого алгоритма.

Можно предположить, что особенность биологического мозга состоит в том, что компьютерная программа работает с состояниями материального мира как таковыми, а он на каком-то уровне своей организации имеет дело и с самими состояниями материального мира, и с ними же, но уже в качестве информации (когда эти состояния материального мира сообщают нам о чем-то еще, кроме себя самих)

Этим я хочу сказать, что биологический мозг несет в себе некое состояние материального мира (сам по существу является этими состояниями)[4 - Под «состоянием материального мира биологического мозга» можно понимать разные вещи в зависимости от исповедуемых теоретических концептов: например, возбудимость нервных клеток, кортикальные колонки, нейронные ансамбли, динамические стереотипы, доминанты, функциональные системы акцептора результата действия, гетерохимические генераторы паттернов поведения и т. д. и т. п.], но одновременно с этим производит и некую информацию об этих состояниях материального мира. При этом и то и другое – то есть и сами эти состояния, и информация о них – непосредственно и «одновременно» участвуют в создании им интеллектуальных объектов. Они участвуют как бы, в каком-то смысле, «на равных».

Иными словами, я не думаю, что дело может обстоять так, что вот есть уровень состояний материального мира (определенное состояние биологического субстрата нервной системы), а вот есть «информация» – некая производная от этих состояний, которая существует в своем регистре реальности, как бы сама по себе. Вероятно, нам только так кажется (удобно так думать), что это два разных – «параллельных друг другу» – уровня, а на самом деле никакой границы между ними нет.

С другой стороны, в некотором смысле «качественно», несмотря на отсутствие границы, они могут быть совершенно отличны, что, впрочем, не будет мешать им взаимодействовать, оказывать какое-то взаимовлияние, но так, что об этом нельзя знать.

Точнее, об этом можно будет знать как-то, если анализировать это «удвоение» с позиций состояний материального мира, и как-то, если анализировать его с позиций информации о состояниях материального мира, но каждому такому «анализу» будет чего-то недоставать, что-то всегда будет оставаться упущенным.

10. То есть в работе интеллектуальной функции биологического мозга происходит своего рода весьма специфическое «удвоение» содержания (что, впрочем, нельзя понимать строго математически, а скорее, качественно). Собственно, эта, условно говоря, удвоенная структура интеллектуальных объектов биологического мозга и определяет, вероятно, специфику его интеллектуальной функции.

Когда я говорю, что такое «удвоение» нельзя понимать просто математически (арифметически?), я думаю о двух следующих вещах.

Во-первых, далеко не все (а вероятно, лишь их малая часть) состояния материального мира биологического субстрата мозга так «удваиваются», превращаясь еще и в информацию (поскольку для этого удвоения необходим какой-то условный «наблюдатель» – этот «кто-то», см. п. 4).

То есть что-то может «удваиваться» в нашем мозге, становясь еще и информацией о состояниях его материального мира, а что-то – нет. При этом это «что-то» не перестает оказывать влияние на возникающие области «удвоения», на характер этого удвоения – и на соответствующее состояние материального мира, и на «наблюдателя», для которого оно является еще чем-то, кроме себя.

Во-вторых, поскольку функционирование мозга организовано не линейно, мы никогда не можем быть уверены, что этот «кто-то», «удваивающий» то или иное состояние материального мира моего мозга, один. Вполне возможно, что одно и то же состояние материального мира биологического мозга может «удваиваться» одновременно и неоднократно – многими «кто-то» (производными других «удвоений», например).

Таким образом, в каждом «отдельном» уравнении такого рода может оказаться большее число элементов, чем кажется (если думать о понятии «удвоения» формально), а именно – само данное состояние материального мира и информацияо нем от каждого из «наблюдателей», вовлеченных в этот процесс, чье число нам неизвестно. Причем «в следующее мгновение», возможно, составляющие «уравнения» («формулы»?) будут уже другими, а потому и «итог» этого «удвоения» будет иным.

11. Таким образом, не существует жесткого, определенного отношения между тем, каково в действительности какое-то материальное состояние (из множества) нашего биологического мозга, и тем, какую информацию об этом состоянии имеет «кто-то» (в этом же мозге), для кого это состояние является и еще чем-то, кроме него самого.

Иными словами, интеллектуальная функция биологического мозга всегда имеет дело с чем-то (специфическим интеллектуальным объектом), что может быть в этот же самый момент и еще чем-то, причем эти «два» содержания данного интеллектуального объекта могут быть ничем более не связаны между собой, кроме как этой установленной, привнесенной мною (кем бы я ни был) сюда связью.